Пэлем Вудхауз - Том 8. Дживс и Вустер Страница 4

Рори покачал головой.

— Вряд ли дело в этом. Я вон тоже был просто мистер Кармойл, когда познакомился с тобой, а посмотри, как я тебя лихо уволок из-под носа у лучших женихов графства.

— Да, но вспомни, какой ты тогда был. Разбивал сердца направо и налево, только бровью поведешь. Ты и сейчас еще ничего, — любовно добавила Моника. — Осталось кое-что от прежних чар.

— Что верно, то верно, — не стал отрицать Рори. — При рассеянном освещении я еще кого хочешь очарую. А вот у Билла, мне кажется, всегда не хватало напора… такого напора, какой можно наблюдать у нас в «Харридже». Воля к победе, я бы так это назвал. Она была у Наполеона. Она есть у меня. А у Билла ее нет. Мм-да, так-то, — философски заключил Рори. Он снова принялся оглядывать Рочестер-Эбби. — Знаешь, в чем нуждается этот дом? В атомной бомбе. Чтобы ее аккуратно сбросили на крышу главного банкетного зала.

— Да, это бы, конечно, неплохо.

— В два счета бы все пришло в порядок. Наладилась бы нормальная жизнь. Но, увы, атомные бомбы стоят денег, так что этот вариант, надо полагать, исключается. Тебе следует употребить свое влияние и убедить Билла, пусть закупит побольше керосина, нагребет стружек, перестанет выбрасывать утренние газеты, запасется спичками и в одну прекрасную безлунную ночь запалит тут такой костер, чтобы небу жарко стало. Как только старую развалину охватят языки пламени, он сразу почувствует себя другим человеком.

Моника ухмыльнулась загадочно.

— Я знаю способ получше. Рори покачал головой.

— Нет. Только поджог. Это единственный выход. Старый добрый поджог. Ребята на Востоке им частенько пользуются. Спалят фабрику, на которой работали, и гуляй не хочу.

— А что ты скажешь, если я тебе сообщу, что надеюсь его продать?

Рори изумленно вытаращил глаза. Он был высокого мнения об изобретательности своей жены, но в данном случае, он полагал, она замахнулась на невозможное.

— Продать? Да этот дом задаром никому не всучишь. Билл, как мне известно, предлагал его за бесценок одной благотворительной конторе под приют для исправившихся малолетних преступников, так от него там с презрением отмахнулись. Должно быть, опасались, как бы их преступники не подхватили ревматизм. Чрезвычайно сырое помещение, Рочестер-Эбби.

— Да, влажноватое.

— Вода проступает сквозь стены и струится ручьями. Помню, я как-то сказал Биллу. «Билл, говорю, сообщу тебе кое-что насчет твоей домашней обстановки. У вас в саду протекает река, а в доме протекают крыши». Развеселил его, беднягу. Он сказал, что это очень остроумно.

Моника смерила его холодным супружеским взглядом, какие неизменно приводят мужей в трепет.

— Жуть как остроумно, — произнесла она ледяным тоном. — Обхохочешься. И конечно ты сразу же отмочишь что-нибудь в этом роде, чтобы позабавить миссис Спотсворт.

— Как ты сказала? — До Рори постепенно дошло, что было названо имя, ему не знакомое. — Кто это миссис Спотсворт?

— Дама, которой я надеюсь продать этот дом. Американка. Ужасно богатая. Я познакомилась с ней в Нью-Йорке, по пути домой. У нее штук двадцать домов в Америке, но ей безумно хочется что-нибудь старое и живописное в Англии.

— Романтическая особа, да?

— Вся пропитана романтикой. Ну и вот, когда она мне это сказала — мы сидели рядом на обеде в женском клубе — я, конечно, сразу подумала про Билла и Рочестер-Эбби и принялась ей его расписывать. Она, похоже, заинтересовалась. В конце-то концов здесь и вправду уйма всяких исторических достопримечательностей.

— И мышей.

— Она на следующий день улетала в Англию, и я пригласила ее, когда я вернусь, приехать сюда и самой все осмотреть. Теперь она должна быть с минуты на минуту.

— А Билл об этом знает?

— Нет. Мне следовало предупредить его телеграммой, но я забыла. Ну, да какая разница? Он все равно будет в восторге. Важно только, чтобы ты не отпугнул ее своими убийственными шуточками. «Я часто говорю, миссис Спотсворт, со свойственным мне остроумием, что, с одной стороны в здешнем саду протекает речка, а с другой стороны… ха-ха-ха! Вы только послушайте — закачаетесь… с другой стороны в доме протекает крыша». И она, конечно, немедленно бросится заключать сделку.

— Ну, что ты, моя старушка, разве я способен ляпнуть такое?

— Очень даже способен, мое сокровище. Твоя беда в том, что ты, хоть и лучший из мужчин, но совершенно лишен такта.

Рори усмехнулся. Ему было смешно это слышать.

— Это я-то лишен такта? У нас в «Харридже» тебя бы за такие слова просто подняли на смех.

— Ты должен постоянно держать в голове, как важно для нас продать Рочестер-Эбби.

— Буду помнить. Я всей душой за то, чтобы протянуть старине Биллу руку помощи. Куда же это годится? — перешел Рори к глубокомысленным рассуждениям; он нередко задумывался на подобные темы. — Билл начал свою карьеру с самого низа, как простой наследник графского титула, и благодаря собственной настойчивости и отваге в конце концов достиг того, что стал графом. Но едва только он успел нахлобучить на голову феодальную корону и сказал себе: «Хоп-ля-ля, урра!» — как вдруг происходит социальная революция, и у него отбирают практически все до последнего пенни. М-да, что поделаешь, — заключил Рори со вздохом. — Послушай, Мук, — переменил он тему, — старушка, ты не заметила, что на протяжении нашей беседы, для меня лично крайне приятной, я то и дело, с короткими интервалами, нажимал звонок, но абсолютно безрезультатно? Тут что, Замок Спящей Красавицы? Или ты думаешь, все население этого дома выкосила какая-нибудь чума или холера?

— Да Господи! — воскликнула Моника. — В Рочестер-Эбби никакие звонки не работают со времен Эдуарда Седьмого[2] по крайней мере. Дядя Джордж, если ему нужно было позвать кого-нибудь из домашнего персонала, запрокидывал голову и выл, как койот.

— Это когда ему требовалось надеть чужие сапоги?

— Надо просто толкнуть дверь и войти. Что я сейчас и проделаю. А ты принеси веши из машины.

— И куда их поставить?

— Пока на пол в холле, — ответила Мук. — А позже отнесешь наверх.

Моника переступила через порог и вошла в гостиную слева от дверей. В этой комнате во времена ее детства концентрировалась почти вся жизнедеятельность Рочестер-Эбби. Как и в других старинных английских домах таких же размеров, в Рочестер-Эбби имелось много высоких парадных покоев, которыми никогда не пользовались, а также библиотека, куда изредка заходили, и эта гостиная, место встречи всех и вся. Здесь в раннем детстве Моника сидела и читала «Газету для девочек» и здесь же, пока не запретил дядя Джордж, обладавший обостренным обонянием, она держала своих белых кроликов. Это была просторная, уютная, слегка облезлая комната со стеклянными дверями, выходящими на террасу и дальше в сад, через который, как мы уже знаем, протекала речка.

Моника стояла, оглядываясь вокруг и вдыхая старый знакомый аромат табака и кожи и, как всегда, испытывая грустную радость и сожалея о том, что никак нельзя пустить часы в обратную сторону, а в это время из сада в комнату вошла девушка в рабочем комбинезоне, на миг в изумлении застыла при виде ее, а затем восторженно взвизгнула:

— Маленький Мук… Дорогая! Моника обернулась.

— Джил, мой ангел!

И они бросились друг дружке в объятия.

Глава III

Джил Уайверн была молодая, очень миловидная девушка, слегка присыпанная веснушками, и по всему видно, что деловая и толковая. Комбинезон на ней выглядел как военный мундир. Ростом она, как и Моника, была невеличка, и один интеллектуальный поклонник в неопубликованном стихотворении уподобил ее танагрской статуэтке.[3] Сравнение это, однако же, хромает, поскольку танагрские статуэтки, при всех их достоинствах, довольно статичны, тогда как Джил была подвижная и энергичная. Она обладала пружинистой походкой и в свое время в школе с успехом играла правым крайним в хоккейной команде.

— Милая моя Мук! — проговорила она теперь. — Это в самом деле ты? Я думала, ты на Ямайке.

— Сегодня утром вернулась. Прихватила в Лондоне Рори и на машине сюда. Он там, у крыльца, вытаскивает вещи.

— Как ты загорела!

— Ямайский пляж. Я три месяца работала над этим загаром.

— Тебе к лицу. А Билл не говорил, что ждет вас сегодня. Ты вернулась раньше времени?

— Да, я прервала свои разъезды более или менее досрочно. Мои средства, столкнувшись с нью-йоркскими ценами, тихо скончались. А вот и король торговли.

Вошел Рори, отирая платком пот со лба.

— Что там у тебя в чемоданах, моя милая? Свинец? — Заметив Джил, он замолчал и уставился на нее, наморщив лоб. — Здравствуйте, — произнес он неуверенным тоном.

— Ты ведь помнишь Джил Уайверн, Рори?

— Да, конечно. Джил Уайверн. Само собой. Как ты справедливо заметила, это Джил Уайверн. Ты рассказала ей про свой загар?