Эмиль Золя - Страница любви Страница 4

— Изумительно!

Дамы поднялись и ушли. Гостиная снова погрузилась в жаркую истому. Веяло пряным благоуханием гиацинтов, стоявших на камине. Слышно было, как в саду звонко ссорились воробьи, слетавшиеся на лужайку. Прежде чем вернуться на свое место, госпожа Деберль задернула на окне — оно приходилось против нее — штору из вышитого тюля, смягчив этим сверкающий блеск гостиной. Затем она снова уселась.

— Простите, — сказала она. — Меня осаждают.

И госпожа Деберль ласковым тоном заговорила с Элен более серьезно. Очевидно, она по толкам жильцов и прислуги принадлежавшего ей соседнего дома частично знала историю жизни Элен. Со смелостью, полной такта и, казалось, проникнутой дружеским чувством, она коснулась смерти ее мужа, ужасной смерти, постигшей его в гостинице дю-Вар, на улице Ришелье.

— Вы ведь только что приехали, не так ли? Никогда раньше не бывали в Париже?.. Как это должно быть тяжко — такая утрата среди чужих людей, тотчас после долгой дороги, когда еще даже не знаешь, куда пойти!..

Элен медленно кивала головой. Да, она пережила страшные часы. Роковое заболевание обнаружилось на другой день после приезда, когда они собирались пойти в город. Элен не знала ни одной улицы, не знала даже, в какой части города она находится; неделю она неотступно просидела возле умирающего, слыша, как Париж грохочет под ее окнами, чувствуя себя одинокой, брошенной, затерянной, словно в глубине пустыни. Когда она впервые снова вышла на улицу, она была вдовой. Ее до сих пор охватывала дрожь при мысли об этой большой неуютной комнате со множеством пузырьков от лекарств и неразложенными чемоданами.

— Мне говорили, что ваш муж был почти вдвое старше вас, — осведомилась госпожа Деберль с видом глубокого участия, тогда как мадмуазель Аурели вытягивала шею, чтобы не проронить ни слова.

— О нет, — ответила Элен, — он был старше меня всего лет на шесть.

И в кратких словах она рассказала о своем браке, о той страстной любви, которую почувствовал к ней ее будущий муж, когда Элен жила со своим отцом, шляпником Муре, на улице Птит-Мари в Марселе; об упорном противодействии семьи Гранжан, богатых сахарозаводчиков, возмущенных бедностью девушки; о грустной, полутайной свадьбе после вручения официальных извещений родителям; об ее стесненной жизни с мужем до смерти дяди, завещавшего им около десяти тысяч франков годового дохода. Тогда-то Гранжан, возненавидевший Марсель, и решил, что они переедут в Париж.

— Скольких вы лет вышли замуж? — спросила госпожа Деберль.

— Семнадцати.

— Как хороши вы были, верно!

Разговор прервался. Элен, казалось, не расслышала этих слов.

— Госпожа Мангелен, — доложил лакей.

Появилась молодая женщина, скромная и застенчивая. Госпожа Деберль едва приподнялась с канапе. То была одна из ее протеже, пришедшая поблагодарить за какое-то одолжение. Она оставалась всего несколько минут и, сделав реверанс, ушла. Госпожа Деберль возобновила прерванную беседу. Она заговорила об аббате Жув — обе знали его. То был скромный викарий приходской церкви Нотр-Дам-де-Грас в Пасси, но его добрые дела сделали его самым любимым и уважаемым священником всего квартала.

— О, такая проникновенность! — прошептала с благочестивым видом госполо Деберль.

— Он был очень добр к нам, — сказала Элен. — Мой муж знал его еще в Марселе. Как только он узнал о моем горе, он все взял на себя. Это он устроил нас в Пасси.

— У него, кажется, есть брат? — спросила Жюльетта.

— Да, его мать вторично вышла замуж… Господин Рамбо тоже знал моего мужа… Он открыл на улице Рамбюто большой магазин масел и южных продуктов и, кажется, много зарабатывает. Аббат и господин Рамбо — вот весь мой двор, — весело добавила она.

Жанна, сидевшая на краешке стула, скучала и с нетерпением смотрела на мать. Ее тонкое личико приняло страдальческое выражение, как будто она жалела обо всем том, что говорилось вокруг; порою казалось, что ока впитывает в себя пряные, крепкие ароматы гостиной, бросая искоса недоверчивые взгляды на мебель, словно ее изощренная чувствительность предупреждала ее о смутно грозящих опасностях. Затем ее взор с тираническим обожанием вновь обращался к матери.

Госпожа Деберль заметила, что девочке не по себе.

— Вот маленькая барышня и скучает оттого, что ей приходится быть рассудительной, как взрослые, — сказала она. — Возьмите-ка книжку с картинками на том столике.

Жанна встала, взяла альбом; но поверх книги взор ее умоляюще устремлялся на мать. Элен, очарованная любезным вниманием, которым ее окружили, не двигалась; она была спокойного нрава и охотно оставалась часами на одном месте. Однако после того как лакей раз за разом доложил о приходе трех дам — госпожи Бертье, госпожи де Гиро и госпожи Левассер, — она сочла нужным встать.

— Останьтесь же, я должна показать вам моего сына! — воскликнула госпожа Деберль.

Круг сидевших у камина расширялся. Все дамы говорили разом. Одна сообщила, что она совершенно разбита: за последние пять дней она ни разу не ложилась раньше четырех часов утра. Другая горько жаловалась на кормилиц: хоть бы одна попалась честная! Потом разговор коснулся портних. Госпожа Деберль утверждала, что женщина не в состоянии сшить элегантное платье: это умеют только мужчины. Две дамы между тем беседовали вполголоса, и среди наступившего молчания вдруг прозвучали несколько сказанных ими слов; все засмеялись, лениво обмахиваясь веерами.

— Господин Малиньон, — доложил лакей.

Вошел высокий, безукоризненно одетый молодой человек. Его приветствовали негромкими восклицаниями. Госпожа Деберль, не вставая с места, протянула ему руку со словами:

— Ну, как вчера… в «Водевиле»?

— Омерзительно! — воскликнул он.

— Как — омерзительно?.. Она бесподобна, когда хватается за грудь и запрокидывает голову…

— Бросьте! Отвратительный реализм!

Начался спор. Кое-кто пытался защищать реализм. Но молодой человек решительно не признавал его.

— Ни в чем, слышите! — сказал он, повышая голос. — Реализм унижает искусство. Хорошие вещи нам в конце концов покажут со сцены!.. Почему Ноэми не была последовательна до конца? — И он сделал жест, возмутивший всех дам. Фи! Какая гадость!

Но госпожа Деберль снова вставила свою фразу о поразительном впечатлении, произведенном актрисой, а госпожа Левассер рассказала, что одна дама в бельэтаже упала в обморок, — и все сошлись на том, что Ноэми имела огромный успех. Это слово разом положило конец спору.

Молодой человек сидел в кресле, вытянув ноги среди широко расстилавшихся пышных юбок. По-видимому, он был здесь близким знакомым. Машинально сорвав цветок, он покусывал его. Госпожа Деберль спросила:

— Вы читали роман…

Но он, не дав ей договорить, ответил с видом превосходства:

— Я читаю только два романа в год.

Что касается выставки в «Кружке искусств», то на нее, по его словам, вообще не стоило тратить времени. Затем, исчерпав все злободневные темы, он подошел к Жюльетте и, облокотясь на спинку канапе, вполголоса обменялся с ней несколькими словами, тогда как остальные дамы оживленно беседовали между собой.

— Как! Он уже ушел! — воскликнула, обернувшись, госпожа Левассер. — Час назад я встретила его у госпожи Робино.

— Да, он ушел к госпоже Леконт, — сказала госпожа Деберль. — О, это самый занятой человек в Париже!

Обращаясь к Элен, следившей за этим разговором, она продолжала:

— Очень благовоспитанный молодой человек, мы очень его любим. Он компаньон одного биржевого маклера. К тому же очень богат и в курсе всего, что происходит.

Дамы прощались:

— До свиданья, дорогая, я рассчитываю на вас в среду.

— Прекрасно, в среду.

— Скажите, вы собираетесь на этот вечер? Никогда не знаешь, в каком обществе окажешься. Я пойду, если вы будете.

— Тогда буду, обещаю вам! Привет господину де Гиро!

Когда госпожа Деберль вернулась в гостиную, Элен стояла посреди комнаты. Жанна, взяв Элен за руку, прижималась к ней; легкими движениями беспокойных и ласкающих пальцев она увлекала мать к двери.

— Ах, да, — прошептала хозяйка дома. Она позвонила лакею.

— Пьер, скажите мадмуазель Смитсон, чтобы она привела Люсьена.

Все умолкли в ожидании; дверь снова открыли — без доклада, по-семейному. Вошла красивая девушка лет шестнадцати, в сопровождении круглолицего, румяного старичка.

— Здравствуй, сестра! — сказала девушка, целуя госпожу Деберль.

— Здравствуй, Полина!.. Здравствуйте, папа! — ответила та.

Мадмуазель Аурели, все время сидевшая у камина, встала, чтобы поздороваться с господином Летелье. У него был большой магазин шелковых тканей на бульваре Капуцинов. Овдовев, он всюду вывозил младшую дочь, подыскивая для нее блестящую партию.

— Ты была вчера в «Водевиле»? — спросила Полина сестру.

— О, поразительно! — машинально повторила Жюльетта, поправляя перед зеркалом непокорную прядь волос. Полина состроила гримасу избалованного ребенка.