Джон Кольер - Сборник новелл "" Страница 4

– Солидный, построенный с соответствующим размахом, в удобном месте, с соответствующей мебелью, соответствующими картинами, мраморными статуями, драпировками и прочими соответствующими вещами. Побольше тигровых шкур. У меня к ним слабость.

– Все будет исполнено, господин.

– Вообще я в душе художник, – пояснил Фрэнк. – Твой прежний хозяин это сразу понял. Так вот, из любви к искусству я вынужден потребовать, чтобы на каждой из шкур лежало по молодой женщине. Они могут быть блондинками, брюнетками, пышными как Юнона и миниатюрными, томными и живыми, всякими – но обязательно красивыми. И не стоит их одевать. Не выношу одежду, это такая пошлость. Ну что, справишься?

– Справлюсь, господин.

– Я жду, действуй.

– Покорнейше прошу вас на минутку закрыть глаза, когда вы их откроете, обнаружите все, что только что перечислили.

– Ладно, – согласился Фрэнки добавил: – Только без шуточек у меня.

Итак, он закрыл глаза. Со всех сторон доносилось приятное, с легким присвистом жужжание. Отсчитав ровно минуту, Фрэнк открыл глаза и огляделся. Над ним и впрямь возвышались своды дивного дворца, укомплектованного полным набором колонн, статуй, картин и прочего доступного лишь воображению великолепия, к тому же его взгляд то и дело упирался в тигровые шкуры, на которых возлежали ослепительные юные красавицы в первозданном, не опошленном одеждами виде.

Трудно передать восторг, охвативший Фрэнка. Он будто пчелка, ненароком залетевшая в цветочный магазин, перепархивал от одной тигровой шкуры к другой. И всюду его встречали чарующей улыбкой, и каждый взгляд манил смелым или тайным призывом. Здесь легкая краска смущения и потупленные глаза, а чуть поодаль жаркий румянец страсти. Вот плечо, оживший мрамор. А вот призывающие к объятью руки, но какие! Кто-то пытается не выдать чувства, напрасные старанья. Кто-то откровенно радуется его любви.

– Я прекрасно провел время, – признался Фрэнксвоему джинну час спустя. – Лучше просто некуда.

– В таком случае осмелюсь попросить вас об одной милости, – сказал великан, занятый в этот момент приготовлением собственного ужина. – Назначьте меня дворецкими главным распорядителем развлечений, избавьте меня от моей мерзкой бутылки.

– Что ж, я не против, – великодушно согласился Фрэнк. – Ты так хлопотал, старался, у меня язык не повернется, чтобы приказать тебе убраться обратно в бутылку. Изволь, дворецким так дворецким, только уговор – без стука ко мне не входить, сам понимаешь. И еще – никаких шуточек.

Расплывшись в подобострастной улыбке, джинн исчез, а Фрэнк устремился к своему гарему, где и провел вечер с не меньшей приятностью, чем вышеупомянутый час.

В чудных наслаждениях мелькали неделя за неделей, но постепенно Фрэнк сделался чуть blase {Пресыщенный (фр. )}, начал привередничать (от этого его не спас бы и лучший из лучших джиннов), все чаще находил поводы для недовольства.

– Слов нет, они необыкновенно милы, – однажды заявил он своему дворецкому, – особенно для того, кто действительно умеет ценить такую прелесть, но, видимо, все же далеки от совершенства, иначе бы они мне не надоели. Да, я ценю красоту, но истинную; мне нужна бесспорно прекрасная женщина. Забирай своих красавиц. Вместе с тигровыми шкурами. Оставь мне только одну шкуру.

– Слушаю и повинуюсь, – сказал джинн. – Готово.

– И на эту шкуру помести саму Клеопатру. Не успел он моргнуть, перед нам очутилась Клеопатра, и надо признаться, она была просто великолепна.

– Здравствуйте! – сказала царица. -Это я, и опять на какой-то тигровой шкуре!

– Опять! – изумленно воскликнул Фрэнк, тут же вспомнив старика из магазина. – Можешь ее унести. Елену Прекрасную, пожалуйста.

Через миг Елена Прекрасная была ему доставлена.

– Здравствуйте! – сказала Елена. – Это я, и опять на какой-то тигровой шкуре!

– Опять! – снова воскликнул Фрэнк. – Проклятый старикашка! И эту забирай. Королеву Гвиневеру.

Супруга короля Артура слово в слово повторила реплики своих предшественниц; то же самое Фрэнк услышал от мадам Помпадур, леди Гамильтон и прочих прославленных красавиц, которых ему удалось вспомнить.

– Теперь мне понятно, почему у этой старой развалины такой жалкий вид! Старый греховодник! Загубил мне все удовольствие! Ну да, я ревнив; кому охота быть вторым после какого-то старикашки. Где же мне отыскать существо, достойное объятий ценителя совершенной красоты?

– Если вы удостоите вниманием вашего покорного слугу, – отозвался джинн, – то я напомню вам об одной бутылочке, той самой, которую мой прежний хозяин ни разу не откупоривал, ибо я принес ее, когда подобные вещи потеряли для него всякую прелесть. А ведь считается, что в этой бутылке спрятана прекраснейшая из всех земных красавиц.

– Да, да, припоминаю, – оживился Фрэнк. – Сейчас же принеси мне эту бутылку.

Через несколько секунд бутылка стояла перед ним.

– Отпускаю тебя до вечера, – сказал Фрэнк своему дворецкому.

– Благодарю, мой господин. Я тогда слетаю в Аравию, навещу свое семейство, давненько их не видел. – И он с поклоном растворился в воздухе. А Фрэнк принялся сосредоточенно откупоривать бутылку, что почти сразу ему удалось.

Перед ним предстала девушка невероятной красоты. Все его предыдущие именитые гостьи выглядели бы рядом с ней сущими ведьмами.

– Где я? – изумленно промолвила красавица. – Что это за чудный дворец? Почему подо мной расстелена тигровая шкура? И кто этот юный прекрасный принц?

– Да ведь это я, – в восторге завопил Фрэнк, – я! День промелькнул как одно райское мгновение. Фрэнк и не заметил, как снова появился джинн, нагруженный провиантом для ужина. Конечно же, Фрэнк собирался разделить трапезу со своей чаровницей, благодаря которой он узнал истинную любовь. Даже джинн при виде такой красоты закатил свои свирепые глазищи.

Во время ужина взбудораженный любовью Фрэнк внезапно вскочил и помчался в сад: сорвать для любимой розу. И тогда джинн подошел к гостье, вроде бы долить в ее бокал вина, и зашептал ей в самое ухо: «Не знаю, помнишь ли ты меня. Я из соседней бутылки. Как часто я любовался тобой сквозь стекло».

– О да, я хорошо вас помню. Тут вернулся Фрэнк. Джинн поспешно умолк и старательно напряг литые мышцы, демонстрируя красу и мощь смуглого торса.

– Не бойся, милая. Это всего-навсего джинн. Не обращай на него внимания. Скажи, ты действительно меня любишь?

– Ну конечно, – сказала красавица.

– Нет, ты скажи, что любишь. Почему ты не ответила мне «люблю»?

– Я так и сказала. Ну конечно. Как ты просил. Столь неопределенный ответ, словно туча, омрачил все его счастье. Закравшиеся в душу сомнения безжалостно отравляли минуты упоительного блаженства.

– О чем ты думаешь? – спрашивал Фрэнк.

– Так, ни о чем, – следовал ответ.

– Так-таки ни о чем? – не отступался Фрэнк, и начиналась очередная ссора.

Раза два он даже прогонял ее в бутылку. И она подчинялась, с загадочно-мстительной улыбкой.

– Почему она так улыбается? – спросил он у джинна, которому как-то рассказал о своих мучениях.

– Кто ее знает, может, у нее там любовник.

– Ты шутишь! – воскликнул Фрэнк, холодея от ужаса.

– Да, просто диву даешься, насколько просторными бывают некоторые бутылки, – сказал джинн.

– Выходи! – тут же заорал. Фрэнк. – Кому сказано, выходи!

Его возлюбленная послушно выбралась наружу.

– Есть там кто-нибудь, кроме тебя?

– А что, такое бывает? – спросила она с плохо разыгранным удивлением.

– Отвечай на мой вопрос, – требовал Фрэнк. – Отвечай: да или нет.

– Да или нет, – повторила она, доведя его до полного бешенства.

– Ах ты потаскушка, лживая, лицемерная потаскушка! – крикнул Фрэнк. – Сейчас я сам туда влезу. И если кого-нибудь найду, моли Бога за себя и за него.

С этими словами он невероятным усилием воли протиснулся в узкое горлышко и внимательно изучил каждый сантиметр: никого не было. И вдруг сверху донесся непонятный звук. Он поднял голову и увидел, как в горлышко ввинчивается пробка.

– Что вы делаете? – закричал Фрэнк. – Закупориваем бутылку, – ответил его джинн.

Фрэнк разразился проклятьями, потом перешел на просьбы и в конце концов на униженные мольбы.

– Выпустите меня, – упрашивал он. – Выпустите меня, пожалуйста. Исполню любое ваше желание. Только выпустите меня.

Однако у джинна нашлись другие неотложные дела. В чем Фрэнк тут же убедился, имея горькую возможность наблюдать за ретивым их выполнением сквозь прозрачные стены своей тюрьмы.

На следующий день его бутыль схватили, со свистом домчали до знакомого грязного магазинчика и запихнули на полку с остальными, мало чем отличающимися бутылками.

Там он и пробыл целую вечность, погребенный под толстым слоем пыли и обессилевший от ярости, которая охватывала его при мысли о том, чем занимаются его вероломная возлюбленная и джинн в его же собственном чудном дворце.