Габриэле д'Аннунцио - Собрание сочинений в 6 томах. Том 3. Франческа да Римини. Слава. Дочь Иорио. Факел под мерой. Сильнее любви. Корабль. Новеллы Страница 40

Другой. Пуля в затылок свалила его.

Другой. Грохнулся на землю ничком.

Другой. За ухом у него все еще была веточка маслины…

Другой. Рука статуи разбилась.

Нерва. Вся в крови после того, как ею убито…

Один. Пожалуй, с десяток народу.

Другой. А то и больше.

Другой. Даже какая-то женщина.

Бандини. Тогда народ снова пришел в бешенство, завладел трупом и потащил его по Аппиевой дороге.

Нерва. Одобряет резню, рукоплещет Клавдио Мессале, ругает мужиков, грозит мщением… Еще мгновение — и весь город взбунтуется.

Бандини. Разумеется, кто-нибудь да разжигает изменническим образом ревность и страсти. «Мужик, который становится господином, который присваивает себе лучшую часть, который завтра уморит нас голодом…» Праздник переходит в посрамление. Все виды ненависти закипают снова. Осадок снова всплывает на поверхность.

Нерва. Чье же это дело?

Некоторые. Чья тут вина? Чья вина?

Бандини. Мессалы?

Нерва. Он поставил на ставку свою голову?

Фауро. Но он был еще там? Вы его видели?

Бандини. Нет, никто не видел его.

Фауро. Мы видели, как он приходил. Ушел вот в эту дверь. Не остановился. Ни слова не сказал.

Нерва. Вот в эту дверь. Значит…

Фиески (быстро входя). Где Фламма? Пожалуй, взят в плен? Измена в его собственном доме. Комнена орудует сообща с Клавдио Мессалой. Нападение было сделано по взаимному уговору. Было задумано заранее. Известно о раздаче оружия, состоявшейся ночью. Другая кровь еще прольется, быть может наша…

Фауро. Тише! Тише!

Леони. Подождем Фламму.

Некоторые. Насилие за насилие!

Другой. Императрицу в Тибр!

Одна из дверей открывается, и вдруг появляется Комнена, бесстрашная. На груди у нее сверкает маленькая голова Медузы, как на панцире, иссиня-черный шлем из густых волос придает ее лицу вестницы воинственную грацию.

Комнена (вызывающе). Кто здесь кричит?

Несколько мгновений все поражены и инстинктивным движением отступают немного назад, сближаются, собираются в толпу. Джиордано Фауро, Сиджисмондо Леони и Витторе Коренцио отходят в сторону, в углубление окна, к маленькому бассейну, где искрится и лепечет вода.

Я слышала свое имя.

Мгновение молчания и колебания.

Если кто имеет, что сказать, пусть говорит. Я разрешаю.

Фиески (бледный, изменившимся голосом). Это я произнес ваше имя, чтобы обвинить вас.

Комнена (с видом крайнего презрения). Обвинить меня? В чем? Вы? Фауро, кто этот человек?

Глухой ропот пробегает по толпе.

Фиески. Неважно, кто я. Я — свободный голос и обвиняю вас в преступлении, которое уже совершено, — в позорном предательстве, жертвой которого сделались безоружные гости, не знаю, с какой уже зловещей целью…

Комнена хочет повернуться спиной. Взрыв гнева. Все эти люди тянутся к презирающей их женщине, дают волю долго скрываемой ненависти, разражаются бранью, бледные, косясь на нее, хриплыми голосами.

Один из них. Кровь пусть падет на вас!

Другой. Кровь пусть задушит вас!

Некоторые. Позор! Стыд!

Другие. Все виды бесчестия!

Один. Вспомните о войне.

Другой. О прибыльной войне.

Нерва. Вы торговали жизнью солдат, которые шли на резню!

Бандини. Отнимали хлеб у того, кто умирал от голода в палатке!

Фауро (бросаясь вперед). Молчите! Молчите! Против женщины!

Один из толпы. Вы извлекали пользу из поражения, из бегства, из паники.

Другой. Из мучения раненых.

Нерва. Из печали болезней, из ужасов далекой смерти.

Бандини. Из нашего беспокойства, из слез родины!

Фиески. Добывали золото из походных больничных палаток, из глубины зараженных лазаретов!

Один из группы. Покровительствовали мошенничеству и воровству!

Другой. Скрывали всевозможные подлоги!

Другой. Протянули руку фальсификаторам!

Другой. Путались с разбойниками!

Некоторые. Верно! Верно! Позор!

Другие. Вспомните! Вспомните!

Фауро. Назад! Молчать! То, что вы делаете, подло! Подло!

Нерва. Корабли, наполненные гнилью для отчаявшегося народа, который умирал на прибрежных песках!

Некоторые. Вспомните-ка!

Фиески. Расцвет нашей силы, принесенный в жертву, чтобы открыть сбыт всем испорченным товарам, которыми были завалены лавки ваших приверженцев…

Некоторые. Вспомните! Верно! Верно!

Другие. Позор!

Фиески.…чтобы вызолотить себе трон и альков, чтобы вознаградить себя за годы нищеты, чтобы расплатиться за румяна, за примочки, за мушки, чтобы расплатиться с любовниками развалившейся гарпии!

Фауро. То, что вы говорите, Фиески, низко!

Некоторые. Верно! Верно!

Другие. В Византию! В Византию!

Другие. В Трапезунд!

Другие. В Тибр!

Один. Пусть кровь задушит вас!

Другой. Прежняя и сегодняшняя!

Некоторые. Вон, вон отсюда! Метлой ее! Метлой!

Другие. Вон отсюда! Пора!

Один. В клоаку!

Другой. Обольстительница старичков!

Другой. Отравительница старичков!

Толпа кричит и подступает к женщине, рассвирепев, как стая собак.

Фауро. Назад, назад, звери!

Комнена стоит там, где была, без малейшего движения, молчаливая и строгая, подняв голову, с неизменным выражением презрения и вызова на устах и во взгляде.

Вдруг входит Руджеро Фламма. Толпа отступает назад и умолкает. В продолжение нескольких мгновений в неожиданном безмолвии слышно только тяжелое дыхание подавленного гнева и легкое журчание струй.

Фламма (крайне холодным голосом, окинув этих людей крайне резким взглядом). Что это?

Комнена. Возмущение рабов.

Фламма (резко). Хорошо, я вас выгоняю.

Присутствующие не двигаются, скованные тем видом оцепенения, которое следует за взрывом животного насилия.

Я вас выгоняю.

При вторичном толчке этой воли, которой они всегда повиновались, они очнулись. Ближайшие к двери, молчаливые и угрюмые, поворачиваются к выходу.

Фиески. Подумай, что ты делаешь, Руджеро Фламма, чтоб не раскаяться. Берегись!

Фламма. Я вас выгоняю.

Фиески вытягивает по направлению к нему руку, как бы в знак обещания, затем поворачивается к выходу, молча, как и остальные. Фауро в стороне, а Коренцио и Леони все еще в углублении окна, колеблются. Фламма кланяется в знак прощания.

Прощайте, друзья. Жребий брошен.

Фауро. Теперь полдень, Фламма: прекрасная пора для проявления мужества человека.

Уходит со своими товарищами. Комнена озаряется мимолетной, но бесконечно глубокой улыбкой, сосредоточив в своем сердце всю роковую радость мгновения, в которое решилась судьба.

Комнена (дико, пылая). Ах, теперь-то я довольна! Ты показал мне наконец каков ты на деле: повелитель. Ты видел, как они молчали, когда ты смотрел на них? Эта воображаемая сила покинула их, как дым покидает головешку, когда она гаснет. Они оказались просто рабами перед тобой. Могли только повиноваться. И повиновались.

Руджеро Фламма погружен в новую необходимость, которая стоит перед ним, он — во власти кровавого предприятия, которое на него возложили. Напряжение его духа так велико, что мышцы его лица начинают дрожать.

Фламма. Ты насилуешь мою судьбу, ты неумолима, ты не даешь покоя. Ты идешь навстречу неизвестности и всем ужасам, как если бы все это было знакомо тебе. Действительно, опасность — дворняжка, вскормленная твоими руками. Ты так и сказала. Ты не боишься быть растерзанной…

Комнена. Да, помню. А что и ты помнишь, мне тоже нравится. Когда я говорила это, нас окружала тень, чувствовалось дыхание лихорадки. Там, в твоем доме, в громадной пустынной комнате, наших лиц касалось дыхание Рима, ты не мог больше ждать, и моя воля принадлежала тебе, как принадлежит тебе твоя рука для удара, для удара… Ты не поколебался.