Пелам Вудхаус - Дживс и феодальная верность; Тетки – не джентльмены; Посоветуйтесь с Дживсом! Страница 40

Я не знал, как мне себя вести. Орло все еще тяжело дышал, будто загнанная лань, но некоторые, когда дышат, будто лани, любят сразу же выложить вам, в чем дело, а другие, напротив, тактично помалкивают. Я решил рискнуть.

– Небольшое затруднение? – спросил я.

– Да.

– Бывает, когда участвуешь в демонстрациях. Что случилось?

– Я врезал полицейскому.

Теперь понятно, почему он немного взволнован. С полицейскими лучше не связываться, а если пришлось кому-то из них врезать, то делать это следует с осторожностью. Я стал допытываться дальше:

– Была какая-то особая причина? Или просто так вдруг взбрело в голову?

Орло заскрежетал зубами. Он рыжий, а я по опыту знал, что в напряженные моменты у рыжих всегда повышается кровяное давление. Вспомните, как расправилась с Марией Шотландской рыжая королева Елизавета I.

– Он попытался арестовать женщину, которую я люблю.

Ясное дело, кто бы стерпел на его месте. На своем веку я влюблялся много раз, правда ненадолго, но если бы на моих глазах любимую женщину зацапала полиция, я бы за себя не поручился.

– А что же она натворила?

– Мы вместе шли во главе демонстрации, она громко кричала, что естественно для благородной девушки, когда ее захлестывают эмоции. Полицейский велел ей замолчать. Она ему ответила, что живет в свободной стране и имеет право кричать сколько хочет. Он сказал, что у нее нет права кричать то, что она кричит. В ответ она обозвала его казаком и ударила. Тогда он ее арестовал, и тут я ему врезал.

Мне стало жаль побитого полицейского. Как я уже сказал, Орло – мужчина крупного телосложения, и Ванесса – девица рослая и крепкая, рука у нее тяжелая. Так что полицейский, пострадавший от этой парочки, вполне мог считаться раненным в сражении.

Однако сейчас другое занимало мои мысли. Слова «мы вместе шли во главе демонстрации» заставили меня вздрогнуть. В сочетании с предыдущей фразой «женщина, которую я люблю» они могли означать лишь одно.

– Боже праведный, – произнес я, – Ванесса Кук и есть та женщина, которую ты любишь?

– Да, это она.

– Славная девушка, – кивнул я, немного лести никогда не повредит. – И по части ослепительной красоты входит в первую десятку.

Я сразу же понял, что перестарался с комплиментами, мои слова подействовали на Орло самым неприятным образом. Его глаза выпучились и засверкали, словно он вот-вот разразится пламенной, крайне леворадикальной речью.

– Ты ее знаешь? – спросил он низким сдавленным голосом, похожим на хрип бульдога, у которого в глотке застрял здоровенный кусок мяса. Я понял, что надо соблюдать осторожность, так как, судя по всему, в душе Орло зашевелилось, как говорит Дживс, чудище с зелеными глазами, глумящееся над своей жертвой[68]. А когда в дело вступает зеленоглазое чудище, можно ждать чего угодно.

– Немного, – ответил я, – совсем немного. Мимолетное знакомство на вечеринке.

– И это все?

– Все.

– Между вами не было, как бы это выразиться, в некотором смысле близости?

– Нет-нет. Обычное шапочное знакомство, обмен любезностями, «доброе утро – доброе утро – великолепное утро, не правда ли?», если случайно встречались на улице.

– И ничего больше?

– Ничегошеньки.

Похоже, я сумел вывернуться. Злоба в нем утихла, и голос, когда он снова заговорил, уже не напоминал о подавившемся бульдоге.

– Ты назвал ее славной девушкой. И лучше не скажешь.

– Надо думать, она тебя тоже высоко ценит?

– Совершенно верно.

– И вы, должно быть, помолвлены?

– Да.

– Поздравляю.

– Но мы не можем пожениться из-за ее отца.

– Возражает?

– И слышать не хочет.

– Но в наше просвещенное время согласие отца вовсе не требуется.

Его лицо исказила гримаса боли, он весь перекосился, как лопасти электрического вентилятора. По всей видимости, мои слова глубоко ранили его.

– Требуется, если ее отец – твой опекун, которому доверены твои деньги, а сам ты зарабатываешь недостаточно, чтобы содержать жену. Наследства, оставленного мне дядей Джо, хватит хоть на двадцать жен. Он был компаньоном отца Ванессы в каком-то большом деле, связанном с продовольственными поставками. Но я не могу распоряжаться наследством, потому что дядя назначил старика Кука моим опекуном, а Кук не желает отдавать деньги.

– Почему?

– Не одобряет моих политических взглядов. Говорит, что не намерен поддерживать проклятых коммунистов.

Честно говоря, при этих словах я взглянул на Орло с опаской. До сих пор я не задумывался о том, кто же он такой на самом деле, и то, что я услышал, меня неприятно поразило. Дело в том, что сам я коммунистов не жалую. Однако Орло был в некотором смысле моим гостем, и поэтому я ограничился замечанием, как это все, должно быть, ему неприятно, а он сказал: «Еще как неприятно» – и добавил, что Кука спасают только его седины, иначе он давно бы получил в глаз. Выходит, подумал я, не так уж и плохо быть седым.

– Мало того что ему не нравятся мои политические взгляды, он еще заявляет, что это я сбил Ванессу с толку. Узнал, что она ходит на демонстрации, и обвиняет в этом меня, – ей самой, говорит, такое бы в голову не пришло. Если она засветится и ее имя попадет в газеты, он отправит ее в их загородный дом, и там она будет сидеть взаперти. У него в деревне большой дом и конюшня со скаковыми лошадьми, – годами эксплуатировал вдов и сирот, вот и живет теперь в роскоши.

Я хотел было возразить, что продавать беднякам мясные консервы и картофельные чипсы по более низкой цене, чем другие торговцы, не значит эксплуатировать, но, как я уже сказал, Орло был моим гостем, и я счел за благо промолчать. В голове у меня мелькнула мысль, что Ванессе Кук недолго оставаться в Лондоне, раз она взяла манеру лупить полицейских, но я не поделился ею с Орло Портером, – зачем сыпать соль на раны.

– Но хватит об этом, – сказал он, ставя решительную точку. – Высади меня вон за тем углом. Спасибо, что подвез.

– Не стоит благодарности.

– Куда направляешься?

– На Харли-стрит[69], к доктору. У меня на груди пятнышки.

Мои слова подействовали на него неожиданным образом.

На его лице появилось плутоватое выражение настырного торгаша, Орло Портер-влюбленный уступил место совсем другому Орло Портеру, предприимчивому служащему Страховой компании Лондона и близлежащих графств.

– Пятнышки? – алчно переспросил он.

– Розовые, – уточнил я.

– Розовые пятнышки, – повторил он. – С этим не шутят. Тебе следует застраховаться у меня.

Я напомнил ему, что уже сделал это. Орло закивал:

– Да, да, да, но то была страховка от несчастных случаев. А теперь тебе нужно застраховать жизнь, и на твое счастье, – проговорил он, вынимая из кармана бумаги, точно фокусник, достающий из шляпы кроликов, – у меня есть при себе такой полис. Подпиши вот здесь, Вустер, – приказал он, подавая мне авторучку.

И такова была сила его магнетизма, что я покорно подписал там, где он указал.

Орло выразил одобрение:

– Ты поступил мудро, Вустер. Что бы ни сказал тебе доктор после осмотра, даже если дни твои сочтены, теперь ты знаешь, что твоя вдова и малютки обеспечены, и это послужит тебе утешением. Высади меня здесь, Вустер.

Я высадил его и поехал на Харли-стрит.

3

Хотя демонстрация и задержала меня, все же я приехал несколько раньше назначенного часа, и мне сказали, что целитель пока еще занят с другим пациентом. Я сел и принялся рассеянно листать декабрьский номер «Иллюстрейтед Лондон ньюс» за прошлый год. Вдруг дверь из берлоги Э. Джимпсона Мергэтройда распахнулась, и на пороге возник немолодой господин с характерным лицом строителя империи, массивным и темным от загара, что говорило о привычке сидеть на солнце без зонтика. Он окинул меня внимательным взглядом, а затем произнес: «Привет», – и представьте себе мое состояние, когда я узнал в нем майора Планка, путешественника и любителя регби, с которым виделся в последний раз в его доме в Глостершире, когда он обвинил меня в том, что я якобы хотел выманить у него пять фунтов. Разумеется, обвинение было безосновательным, я чист, как свежевыпавший снег, если не чище, но тогда дело приняло довольно скверный оборот, и теперь я со страхом подумал, что, похоже, снова влип в неприятную историю. Я замер, ожидая разоблачения и пытаясь представить себе возможные последствия, но, к моему изумлению, майор Планк заговорил со мной в самом благодушном тоне, словно со старинным приятелем:

– А мы с вами встречались. У меня отличная память на лица. Вас ведь зовут Ален, или Алленби, или Александер, или как-то в этом роде?

– Вустер, – представился я, с облегчением переводя дух, поскольку воображение уже рисовало мне страшную сцену.

Он прищелкнул языком.

– Я готов был поклясться, что ваше имя начинается на «Ал». Это все малярия. Подхватил ее в Экваториальной Африке, и теперь у меня провалы в памяти. Так вы, значит, изменили имя? Вас преследуют тайные враги?