Эдит Уортон - Эпоха невинности Страница 41

— Потрясающе, — заметила миссис Уэлланд, — как они еще не выбрали день Кубка гонок! Помнишь, два года назад они дали прием в честь какого-то негра в день thè dansant[78] Джулии Минготт? Удачно, что на этот раз вроде бы ничего такого нет, во всяком случае насколько мне известно. Нам, конечно, придется к ним поехать.

Мистер Уэлланд занервничал:

— Нам, моя дорогая? Ведь, я полагаю, может поехать кто-нибудь один? В три часа — такое не удобное время! В полчетвертого я обычно принимаю свои капли, а лечение доктора Бенкома будет совершенно бесполезным, если не следовать ему систематически; а если я присоединюсь к вам позже, как же тогда моя прогулка?

При мысли об этом он отложил вилку и нож, и краска гнева залила его щеки, испещренные тонкими морщинками.

— Я совершенно не вижу причины, по которой тебе нужно было бы ехать, дорогой, — отвечала его жена с заученной бодростью. — Мне необходимо оставить несколько карточек в том же конце Бельвю-авеню, вот я и загляну к ним в половине четвертого и побуду ровно столько, сколько нужно, чтобы Эми не обиделась. — Поколебавшись, она взглянула на дочь. — И если Ньюланд после обеда занят, Мэй может прокатить тебя на пони и заодно примерить новую красную упряжь.

— Конечно, я поеду с папой — я уверена, что у Ньюланда есть чем заняться, — молвила Мэй тоном, который мягко напомнил ее мужу о некоторой его черствости. Нежелание зятя планировать до мелочей свой день было источником постоянного раздражения для миссис Уэлланд. Хотя он уже две недели провел под крышей Уэлландов, но все еще на вопрос о том, на что он собирается потратить послеполуденное время, частенько отделывался каламбуром вроде: «О, я, пожалуй, попробую для разнообразия сберечь его, вместо того чтобы тратить», а однажды, когда миссис Уэлланд и Мэй пришлось наносить давно откладываемые визиты, он признался, что пролежал под скалой у дома на пляже все время, пока они отсутствовали.

«Ньюланд ничего никогда не продумывает заранее», — рискнула однажды миссис Уэлланд пожаловаться дочери; и Мэй отозвалась безмятежно: «Да, но когда у него не намечено ничего важного, он читает книги». — «А, ну да — как его отец!» — согласилась миссис Уэлланд — с наследственностью-то ничего не поделаешь; и после этого вопрос о незанятости Ньюланда больше не поднимался.

Как бы то ни было, по мере приближения дня приема у Силлертонов Мэй начала проявлять некоторое беспокойство о времяпрепровождении мужа и, чтобы компенсировать свое отсутствие возле него, стала предлагать ему поиграть в теннис у Чиверсов или покататься на катере Джулиуса Бофорта. «Дорогой, я вернусь к шести — ты же знаешь, папины прогулки никогда не длятся дольше», — волнуясь, уверяла она и успокоилась только тогда, когда Арчер сказал, что наймет карету и съездит на конный завод на севере острова присмотреть вторую лошадь для ее экипажа.

Они уже думали об этом раньше, и предложение показалось Мэй столь подходящим, что она взглянула на мать, как бы говоря: «Видишь, он так же хорошо умеет планировать свое время, как и мы».

Идея о конном заводе и покупке лошади возникла у Арчера в тот самый день, когда впервые возник разговор о приглашении Эмерсона Силлертона; но он не высказывал ее вслух, словно в этом плане было что-то такое, что он хотел скрыть, и преждевременное оглашение могло способствовать тому, чтобы все вышло на поверхность и помешало его осуществлению. Однако он уже заранее нанял коляску с парой старых рысаков, которые все же могли протащиться восемнадцать миль по ровной дороге; и в два часа, с нетерпением поднявшись из-за стола, он вскочил в карету и уехал.

День был чудесным. Легкий бриз гнал небольшие хлопья облаков по ярко-синему небу, сквозь которые ярко светило солнце. Бельвю-авеню была пуста в этот час, и, высадив конюха на углу Милл-стрит, Арчер свернул на Олд-Бич-роуд и поехал вдоль берега.

Арчер был полон тем радостным возбуждением, с которым он, когда был школьником, получив короткую передышку между занятиями, покидал школьное здание в ожидании чего-то неизведанного. Пустив лошадей легким аллюром, он прикинул, что приедет на конный завод, который был сразу за Райскими скалами, не позднее чем в три часа, и после осмотра лошади в его личном распоряжении еще останется часа четыре!

Как только он услышал о приеме у Силлертонов, он сказал себе, что маркиза Мэнсон наверняка потащится с Бленкерами в Ньюпорт, а Оленская может воспользоваться этим днем для визита к бабушке. Во всяком случае, обитель Бленкеров опустеет, и он сможет, не выказывая нескромности, удовлетворить свое любопытство и увидеть их жилище.

Он не был уверен, что хочет встретиться с Оленской снова; но с тех пор, как он увидел ее стоящей на склоне, у него возникло совершенно иррациональное и необъяснимое желание увидеть место, где она живет, словно для того, чтобы заставить пошевелиться оставшуюся в его воспоминаниях неподвижную фигуру в беседке на пирсе. Это чувство не давало ему покоя ни днем ни ночью — так иногда больного человека преследует нестерпимая жажда. Он был не в состоянии понять, что стоит за этим поступком и к чему он может привести, поскольку это не было желанием видеть мадам О ленскую или слышать ее голос. Он просто чувствовал, что, если он увидит обрамленный небом и морем кусок земли, по которой она ступала, весь остальной мир не будет уже казаться ему таким пустым.

Он приехал на конный завод и, едва бросив взгляд на лошадь, понял, что это совсем не то, что он хотел; тем не менее он опробовал ее, чтобы доказать самому себе, что никуда не спешит. Но в три часа он уже поворачивал своих рысаков на одну из проселочных дорог, ведущих к Портсмуту. Ветер стих, и легкая дымка на горизонте показывала, что с началом прилива туман будет стелиться вверх по реке Саконнет; но сейчас все леса и поля еще были залиты золотым светом.

Он миновал крытые серой кровельной дранью фермерские дома, тонущие во фруктовых садах, поля со скошенной травой и дубовые рощи, деревни с белыми шпилями, пронзающими потускневшее небо; и наконец, расспросив нескольких работавших в поле крестьян, он повернул на тропинку между живыми изгородями из ежевики. В конце тропинки проблескивала речная гладь; слева, на фоне группы деревьев — дубов и кленов, — он увидел длинный полуразрушенный дом с облупившейся белой краской на деревянных панелях.

Со стороны улицы, напротив ворот стоял открытый сарай, в котором у жителей Новой Англии было принято хранить фермерские орудия труда и где гости привязывали своих лошадей. Арчер, спешившись, поставил туда своих и направился к дому. Газон перед домом скорее походил на скошенный луг. Неухоженные кусты роз и георгинов окружали призрачную, когда-то белую, решетчатую беседку, увенчанную деревянным Купидоном, который утерял свои лук и стрелу, но продолжал целиться в пространство.

У ворот Арчер немного помедлил. Никого не было видно, и ни звука не доносилось из распахнутых окон дома. Дремавший у дверей поседевший ньюфаундленд казался таким же бесполезным стражем, как и потерявший стрелу Купидон. Было странно представить себе, что неутомимые Бленкеры пребывают в подобной обители спокойствия и запустения, но Арчер был уверен, что не ошибся.

Он долго стоял, зачарованно впитывая эту вызывающую дремоту сцену; но, наконец, встряхнулся и вспомнил о том, что время уходит. Он же собирался лишь взглянуть — не следовало ли теперь уехать? Пока он раздумывал, внезапно его посетило желание войти в дом, чтобы он мог представлять себе обстановку, в которой живет Оленская. В том, что он подойдет к двери и позвонит в звонок, не будет ничего особенного; если, как он полагал, она на вечеринке со всеми остальными, он просто назовется и попросит разрешения войти в гостиную и написать несколько слов.

Но вместо этого он почему-то пересек лужайку и повернул к живой изгороди. В беседке виднелось что-то яркое, похожее на розовый зонтик. Его потянуло туда как магнитом; он был уверен — зонтик принадлежит ей. Он вошел в беседку, сел на шаткую скамью, взял в руки розовый шелк и стал разглядывать резную ручку из какого-то редкого дерева, которая издавала легкий аромат. Арчер на мгновение поднес ее к губам.

Он услышал шорох юбок, но сидел неподвижно, опираясь на зонтик и сжимая ручку в ладонях. Приблизившись, шорох прекратился. Он знал, что это должно было случиться…

— О, мистер Арчер! — громко воскликнул юный голос, и, подняв глаза, он увидел перед собой самую младшую и крупную из девиц Бленкер, светловолосую и растрепанную, в помятом муслиновом платье. Красный след на ее щеке явно указывал на то, что она только что была прижата к подушке, а ее заспанные глаза взирали на Арчера приветливо, но смущенно. — Господи, как вы сюда попали? Я, наверное, уснула в гамаке. Все остальные уехали в Ньюпорт. Вы звонили? — расспрашивала она, выпаливая бессвязные фразы.