Уильям Теккерей - Базар житейской суеты. Часть 3 Страница 41

Тѣмъ и кончилась эта исторія. Миссъ Дженни, какъ и слѣдуетъ, не выходила нѣсколько дней изъ своей спальни. О компаньйонкахъ или гувернанткахъ, больше ей не приказано было думать. Старый джентльменъ объявилъ подъ клятвой, что онъ не дастъ ей ни шиллинга изъ своихъ денегъ, какъ-скоро она, безъ его позволенія, задумаетъ свести какую-нибудь интригу. Самъ мистеръ Осборнъ всего-менѣе думалъ пріискивать жениховъ для своей дочери: ему нужна же была какая-нибудь женщина въ домѣ для надзора за хозяйствомъ. Такимъ-образомъ миссъ Дженни принуждена была оставить всякіе проекты, съ которыми, такъ или иначе, былъ связанъ Купидонъ. При жизни отца она обрекла себя на совершенное затворничество, и была, казалось, довольна участью старой дѣвы. Мистриссъ Мери между-тѣмъ каждый годъ производила на свѣтъ прекрасныхъ малютокъ съ чудными именами, и родственныя связи между обѣими сестрами становились все слабѣе и слабѣе.

— Дженни и я живемъ въ различныхъ сферахъ, говорила обыкновенно мистриссъ Буллокъ, конечно, — я считаю ее сестрою…

А это значитъ… впрочемъ, вы понимаете, что это значитъ, когда извѣстная леди называетъ извѣстную дѣвицу своей сестрою.

Было уже описано, какъ дѣвицы Доббинъ жили съ своимъ отцомъ на прекрасной дачѣ, что на Денмарк-Гиллѣ, гдѣ были у нихъ прекрасныя оранжереи съ чудными абрикосами и персиками, приводившими въ восхищеніе маленькаго Джорджа Осборна. Дѣвицы Доббинъ, изрѣдка посѣщавшія Амелію на Аделаидиныхъ Виллахъ, заѣзжали повременамъ и на Россель-Скверъ навѣстить свою старую знакомую, миссъ Осборнъ. Думать надобно, что это онѣ дѣлали вслѣдствіе просьбы и особыхъ распоряженій своего брата, майора въ Индіи, къ которому отецъ ихъ питалъ глубокое уваженіе. Какъ опекунъ и крестный отецъ маленькаго Джорджа, майоръ не терялъ надежды, что россель-скверскій дѣдушка опомнится современемъ, и обратитъ благосклонное вниманіе на своего внука, Мало по малу дѣвицы Доббинъ познакомили миссъ Осборнъ со всѣми дѣлами, имѣвшими отношеніе къ мистриссъ Эмми. Онѣ разсказали, какъ Амелія живетъ съ матерью и отцомъ, какъ они бѣдны, и какъ до сихъ поръ не перестаютъ онѣ удивляться, что мужчины (и какіе мужчины? Ихъ собственный братъ и капитанъ Осборнъ!) могли интересоваться такой, въ полномъ смыслѣ, ничтожной женщиной, какъ мистриссъ Эмми. Зато маленькаго Джорджа превозносили онѣ до небесъ, и утверждали, что это чудный мальчикъ. Дѣло извѣстное, что всѣ женщины безъ исключенія, и преимущественно старыя дѣвы, чувствуютъ особое влеченіе къ хорошенькимъ малюткамъ.

Однажды, послѣ усердныхъ просьбъ со стороны сестрицъ майора Доббина, Амелія дозволила своему Джорджинькѣ провести съ ними день на Денмарк-Гиллѣ. Часть этого дня мистриссъ Эмми употребила на письмо къ майору, въ Индію. Она поздравляла его съ пріятной новостью, дошедшей до ея слуха. Молилась о его благополучіи и о счастіи особы, избранной его сердцемъ. Благодарила его за тысячи тысячь обязательныхъ услугъ и доказательствъ неизмѣнной его дружбы къ ней въ годину ея несчастій и душевной скорби. Сказала, между-прочимъ, что этотъ самый день малютка Джорджъ проводитъ на дачѣ, въ обществѣ его любезныхъ сестрицъ. Письмо во многвхъ мѣстахъ было подчеркнуто, и она подписалась искреннимь и совершенно преданнымь его другомъ Амеліей Осборнъ. Она забыла, противъ обыкновенія, послать ласковое словечко къ леди Одаудъ, и въ письмѣ ни разу не упоминалось имя Глорвины; въ общихъ выраженіяхъ только Амелія напутствовала благословеніями прекрасную невѣсту майора. Слухъ о женитьбѣ самъ собою отстранилъ прежнюю осторожность, какую мистриссъ Эмми наблюдала при этой перепискѣ. Она была очень рада, что можетъ, наконецъ, вполнѣ выразить чувства искренней признательности и глубочайшей преданности, какую она всегда питала къ благородному и великодушному Вилльяму. Разумѣется, она вовсе не думала ревновать его къ этой Глорвинѣ — какъ это можно!

Вечеромъ Джорджинька воротился въ одноколкѣ, въ которой привезъ его кучеръ старика Доббина. На шеѣ висѣла у него превосходная золотая цѣпочка и часы. Джорджинька сказалъ, что этотъ подарокъ сдѣлала ему старая леди, некрасивая собой. Она плакала, цаловала и обнимала его. Однакожь онъ не любилъ ея. Онъ очень любилъ виноградъ и персики. И онъ любилъ только свою мама. Амелія перепугалась; робкое ея сердце предчувствовало бѣду неминучую, когда она услыхала, что родственными покойнаго мужа увидѣли, наконецъ, малютку Джорджа.

Къ пяти часамъ миссъ Осборнъ воротилась домой устроивать обѣдъ для своего отца. Старикъ, обдѣлавшій какую-то спекуляцію въ Сити, былъ на этотъ разъ въ веселомъ расположеніи духа. Отъ вниманія его не ускользнуло волненіе дочери, и онъ удостоилъ ее вопросомъ:

— Что съ вами, миссъ Осборнъ? Что такое случилось?

Старая дѣвица залилась горькими слезами.

— О, сэръ! воскликнула миссъ Дженни. Я видѣла маленькаго Джорджа. Онъ прекрасенъ, какъ ангелъ, и… и удивительно похожъ на него!

Старикъ не проговорилъ въ отвѣтъ ни одного слова; но лицо его побагровѣло, и онъ задрожалъ — всѣми своими членами.

ГЛАВА XLII

Читатель обогнетъ мысъ Доброй Надежды

Покорнѣйше прошу васъ, милостивые государи и государыни, перенестись за десять тысячь миль отъ настоящей сцены, на военную станцію Бундельгонджъ, въ мадрасскую дивизію англійскихъ владѣній за океаномъ, гдѣ живутъ теперь на постоянныхъ квартирахъ любезные наши пріятели Трильйоннаго полка, подъ командой храбраго полковника, сэра Михаэля Одауда.

Время не обидѣло этого толстаго джентльмена, и поступило съ нимъ благосклонно, какъ впрочемъ обыкновенно поступаетъ оно со всѣми джентльменами, снабженными веселымъ нравомъ, превосходнымъ желудкомъ, и которые не слишкомъ изнуряютъ свою мыслительную силу. Михаэль Одаудъ отлично лавируетъ ножомъ и вилкой въ утренніе часы, впродолженіе завтрака или полдника, и съ большимъ успѣхомъ владѣетъ этими оружіями въ часы вечера за обѣдомъ или ужиномъ. И послѣ каждаго яства, онъ покуриваетъ свой гукахъ (индійскую трубочку, устроенную чрезвычайно хитрымъ образомъ) спокойно, чинно, и выслушиваетъ при этомъ бранчивые залпы своей супруги съ таки ъ же хладнокровіемъ, какое отличало его на поляхъ Ватерлоо. Возрастъ и палящій зной иидійскаго солнца не уменьшили ни дѣятельности, ни краснорѣчія прославленнаго потомка знаменитыхъ Мелони и Моллой-Гленмелони.

Супруга полковника, старая наша пріятельница, водворилась въ Мадрасѣ, какъ у себя дома. Уютная квартира въ брюссельской гостиницѣ, или кочевье подъ развѣсистой палаткой — для нея все равно. Впродолженіе похода, леди Одаудъ шествовала впереди Трильйоннаго полка, возсѣдая на хребтѣ слона. Этотъ же хребетъ служилъ для нея сѣдалищемъ. когда она отправилась съ своими неустрашимыми соотечественниками на тигровую охоту. Туземные князьки принимали ее и Глорвину, съ удивительною благосклонностію, въ своихъ зенанахъ, и предлагали, къ ея услугамъ, шали и брильянты, отъ которыхъ однакожь леди Одаудъ, скрѣпя сердце, принуждена была отказываться. Часовые отдаютъ ей честь всюду, гдѣ только она показывается, и умилительно видѣть, какъ храбрая дама притрогивается къ своей шляпѣ, отвѣчая на ихъ салютъ. Леди Одаудъ дѣйствительне считается самою воинственною дамою во всемъ Мадрасѣ. Ссора ея съ леди Смитъ, женою сэра Миноса Смита, мадрасскаго судьи, памятна еще до сихъ поръ нѣкоторымъ изъ жителей этой области. Леди Одаудъ отзвонила свою соперницу въ полномъ собраніи, и даже задѣла ея амбицію, объявивъ на отрѣзъ, что она презираетъ всѣхъ этихъ гражданокъ. Даже теперь, спустя слишкомъ двадцать пять лѣтъ, помнятъ весьма многіе, какъ леди Одаудъ, на балу у губернатора, отплясывала джигъ, и какъ она совсѣмъ затанцовала двухъ адъютантовъ, одного майора и двухъ статскихъ джентльменовъ. Майоръ Доббинъ уговорилъ ее наконецъ удалиться въ столовую, гдѣ накрывали ужинъ, и она отступила, такъ, что называется, lassata nondum satiata recessit.

Итакъ, Пегги Одаудъ все та же, какою мы знали ее за нѣсколько лѣтъ. Добрая и великодушная въ мысляхъ и поступкахъ, нетерпѣливая и бурная въ движеніяхъ, она командуетъ безконтрольно надъ своимъ Михаэлемъ, и справедливо считается дракономъ между всѣми дамами Трильйоннаго полка. Материнское ея покровительство, теперь какъ и прежде, распространяется на всѣхъ молодыхъ людей: она ухаживметъ за ними въ болѣзни, утѣшаетъ ихъ въ скорби, защищаетъ въ напастяхъ, и слыветъ истинною матерью между всѣми прапорщиками и подпоручиками своего полка. Но всѣ обер-офицерскія жены интригуютъ страшнѣйшимъ образомъ противъ леди Одаудъ. Онѣ говорятъ, что Глорвина ужь слишкомъ задираетъ носъ, и будто сама Пегги невыносимо властолюбива. Тутъ есть частичка и правды. Однажды неустрашимая супруга Михаила Одауда разогнала и разсѣяла, съ большимъ скандаломъ, шайку Кувыркателей, которую вздумала было основать въ Мадрасѣ мистриссъ Киркъ, уже начавшая, среди своихъ слушателей и слушательницъ, произносить эстетически-умозрительныя рацѣи собственнаго сочиненія. Леди Одаудъ весьма основательно замѣтила, что если Трильйонный полкъ почувствуетъ нужду въ такихъ рацѣяхъ, такъ она съ удовольствіемъ предложитъ ему сочиненія собственнаго своего дядюшки, достопочтеннаго декана, а мистриссъ Киркъ всего лучше сдѣлаетъ, если бросивъ эти кувыркательскія засѣданія, будетъ сидѣть дома и починивать бѣлье своего мужа. Въ другой разъ, она положила предѣлъ волокитству поручика Стоббля, который вздумалъ-было ухаживать за лекарской женой. Пегги Одаудъ, въ полномъ собраніи, потребовала съ него деньги, которыя онъ былъ ей долженъ, и легкомысленный молодой человѣкъ, не думая больше о своей интригѣ, взялъ отпускъ за болѣзнью, и уѣхалъ въ Капъ. Съ другой стороны, она пріютила у себя и защитила бѣдную мистриссъ Поски, убѣжавшую однажды ночью отъ преслѣдованій своего взбѣшеннаго мужа, который принялся буянить немилосердо послѣ выпитыхъ имъ двухъ бутылокъ водки. Пегги спасла несчастнаго отъ пагубныхъ послѣдствій delirii trementis, и вынудила его дать торжественную клятву, что онъ не будетъ больше пьянствовать во всю свою жизнь. Словомъ сказать, при несчастныхъ обстоятельствахъ, Пегги Одаудъ была самою лучшею утѣшительницею въ мірѣ, но не было друга сварливѣе и безпокойнѣе ея при обстоятельствахъ счастливыхъ. Всюду и всегда она проникнута была глубокимъ сознаніемъ собственныхъ достоянствъ, и мужественно побѣждала всякія препятствія на пути къ предположенной цѣли.