Чарльз Диккенс - Тайна Эдвина Друда Страница 43

— Вам нужно выпить вина, сэр, — вмешалась миссис Топ, — да скушать тот студень, что я вам на полдник изготовила, только вы к нему не притронулись, хоть я и говорила, что так нельзя, тем более вы с утра ничего не ели, да еще есть у меня для вас крылышко жареной курицы, — уж не знаю, сколько раз я ее сегодня разогревала! Через пять минут все будет на столе, и этот добрый джентльмен наверно, посидит с вами и присмотрит, чтоб вы покушали.

Добрый джентльмен только фыркнул в ответ, что могло означать «да», а могло означать «нет», могло означать вес что угодно, а могло и ничего не означать и что, вероятно, озадачило бы миссис Топ, если бы она не была так занята приготовлениями к обеду.

— Вы закусите со мной? — спросил Джаспер, когда скатерть была постлана.

— Я не смог бы проглотить ни кусочка, благодарю вас, — отвечал мистер Грюджиус.

Джаспер ел и пил почти с жадностью. Но его торопливость и явное равнодушие к вкусу поданных блюд внушало мысль, что он ест главным образом для того, чтобы подкрепить силы и застраховать себя от какого-либо нового проявления слабодушия, а не для того, чтобы утолить голод. Мистер Грюджиус тем временем сидел с деревянным лицом, жестко выпрямившись на стуле и всем своим видом выражая решительный, хотя и непроницаемо вежливый протест, словно готов был ответить на всякое приглашение к разговору: «Я не смог бы высказать ни единого замечания на какую бы то ни было тему, благодарю вас».

— Знаете, — проговорил Джаспер после того, как, отодвинув стакан и тарелку, посидел несколько минут молча, — знаете, я нахожу какую-то крупицу надежды в этом известии, которым вы так меня поразили.

— Вы находите? — сказал мистер Грюджиус, и в голосе его ясно прозвучало невысказанное добавление: «А я не нахожу, благодарю вас!»

— Да. Теперь, когда я оправился от потрясения — ведь это известие было для меня таким неожиданным, оно в корне разрушало все воздушные замки, которые я строил для моего дорогого мальчика, не удивительно, что оно меня потрясло, — но теперь, поразмыслив, я нахожу в нем какую-то крупицу надежды.

— Я был бы рад подобрать ваши крупицы, — сухо заметил мистер Грюджиус.

— Нельзя ли предположить, — если я ошибаюсь, скажите прямо и сократите мои мученья, — но нельзя ли предположить, что, оказавшись вдруг в роли отвергнутого жениха — ведь все в городе знали о его помолвке — и болезненно воспринимая необходимость всем это объяснять, он захотел уклониться от этой тягостной обязанности — и обратился в бегство?

— Это возможно, — раздумчиво сказал мистер Грюджиус.

— Это бывало. Я читал о таких случаях, когда люди, замешанные в каком-нибудь злободневном происшествии, только чтобы избавиться от праздных и назойливых расспросов, предпочитали скрыться и долго не подавали о себе вестей.

— Да, такие случаи, кажется, бывали, — все так же раздумчиво произнес мистер Грюджиус.

— Пока у меня не было и не могло быть подозрения, — продолжал Джаспер, с жаром устремляясь по новому следу, — что мой бедный исчезнувший мальчик что-то скрывал от меня, — тем более в таком важном вопросе, — я не видел ни единого просвета на черном небе. Пока я думал, что здесь находится его будущая жена и что их свадьба вот-вот должна совершиться, мог ли я допустить, что он по своей воле тайно покинул город? Ведь это был бы с его стороны совершенно непостижимый, взбалмошный и жестокий поступок! Но теперь, когда я знаю то, что вы мне сообщили, как будто открылась крохотная щелка, сквозь которую проникает луч света. Его бегство (если допустить, что он скрылся по доброй воле) становится уже более понятным и менее жестоким. Их недавнее решение расстаться достаточно объясняет и оправдывает такой поступок. Правда, остается его жестокость по отношению ко мне, но по крайней мере снимается жестокость по отношению к ней.

Мистер Грюджиус не мог с этим не согласиться.

— Да и в том, что касается меня, — продолжал Джаспер, все еще с увлечением стремясь по новому следу и все больше укрепляясь в своих надеждах, — ведь он знал, что вы повидаетесь со мной, он знал, что вам поручено все мне рассказать, и если я сейчас, невзирая даже на путаницу в моих мыслях, сделал из вашего рассказа утешительные выводы, так ведь и он мог предвидеть, что я их сделаю. Допустите, что он это предвидел, и даже от его жестокости по отношению ко мне — а что такое я? — Джон Джаспер, учитель музыки! — не останется и следа.

Мистер Грюджиус и тут не мог не согласиться.

— У меня были опасения — и какие еще ужасные! — сказал Джаспер, — но это известие, которое вы мне принесли, ошеломившее меня вначале, так как я с болью в сердце понял, что мой дорогой мальчик не был вполне откровенен со мной, несмотря на мою бесконечную любовь к нему, — теперь зажгло передо мной огонек надежды. И вот же вы сами не гасите этот огонек, вы считаете мои надежды не вовсе беспочвенными. Да, я теперь начинаю думать, — тут он сжал руки на груди, — что мой дорогой мальчик удалился от нас по собственному желанию и сейчас жив и здоров.

В эту минуту пришел мистер Криспаркл, и Джаспер повторил, обращаясь к нему:

— Я теперь начинаю думать, что мой дорогой мальчик удалился от нас по собственному желанию и сейчас жив и здоров.

— Почему вы так думаете? — спросил мистер Криспаркл, усаживаясь. Джаспер и ему изложил те соображения, которые только что излагал мистеру Грюджиусу. Если бы даже они были менее убедительны, младший каноник, по доброте душевной, принял бы их с радостью, так как они оправдывали его злополучного ученика. Но он сам находил чрезвычайно важным то обстоятельство, что пропавший молодой человек, чуть ли не накануне своего исчезновения, был поставлен в крайне неприятное положение перед всеми, кто знал о его личных делах и планах. Все недавние события, по мнению мистера Криспаркла, представали теперь в ином свете.

— Вы помните, — снова заговорил Джаспер, — когда мы заходили к мистеру Сапси, я сказал ему, что при последней встрече у молодых людей не было ни своры, ни каких-либо разногласий. (Джаспер, говоря так, не уклонялся от истины, он действительно сказал это мэру.) Первая их встреча, — продолжал он, — как мы все знаем, была к сожалению, далеко не дружественной; но в последний раз все сошло гладко. Я, правда, заметил, что мой бедный мальчик не так весел, как всегда, даже подавлен, — считаю своим долгом это подчеркнуть, потому что теперь-то мне известна причина его подавленности, а особенно потому, что, может быть, именно эта причина и побудила его добровольно скрыться.

— Дай бог, чтобы так! — воскликнул мистер Криспаркл.

— Дай бос! — повторил Джаспер. — Вы знаете, — и мистеру Грюджиусу следует знать, — что я был предубежден против мистера Невила Ландлеса из-за его буйного поведения при первой их встрече. Вы помните, я пришел к вам, смертельно-испуганный за моего дорогого мальчика, — такое неистовство мистер Ландлес тогда проявил. Вы помните, я даже записал в своем дневнике, что у меня возникли недоброю предчувствия, — я показывал вам эту запись. Пусть мистер Грюджиус все это знает. Неправильно, чтобы он, из-за каких-то моих умолчаний, знал только одну сторону дела, а другой не знал. Я прошу его понять, что принесенное им известие окрылило меня надеждой, несмотря дажена то, что еще до этого таинственного происшествия я с опаской относился к молодому Ландлесу.

Такое беспристрастие очень смутило младшего каноника, так как теперь он с особой остротой почувствовал, насколько менее прямодушным было его собственное поведение. Разве не умалчивал он, до сих пор о двух хорошо известных ему вещах: о вторичном гневном взрыве Невила против Эдвина Друда, которому он сам был свидетелем, и о ревности к счастливому сопернику, которая, как он знал, пылала в груди юноши? Сам он не сомневался в невиновности своего питомца, но вокруг Невила накопилось уже столько мелких и спутанных, однако подозрительных обстоятельств, что он боялся прибавить к ним еще два. Младший каноник был одним из самых правдивых людей на земле, и все же, он, в непрестанной борьбе с собой, не осмеливался сказать правду из опасения, эти две крупинки истины еще более утвердят сплетавшуюся на его глазах ложь.

Но теперь ему подали пример. Он больше не колебался. Обращаясь к мастеру Грюджиусу, так лицу призванному быть судьей в этом деле, так как именно он своим сообщением способствовал раскрытию тайны (и до чего же Угловатым стал мистер Грюджиус, когда понял, какую роль ему нежданно-негаданно навязали), и отдав дань уважения высокому чувству справедливости, одушевляющему мистера Джаспера, младший каноник прежде всего выразил твердую уверенность в том, что с его ученика рано или поздно будут сняты всякие подозрения, он признался, что питает эту уверенность вопреки некоторым известным ему фактам; так, он имел случай убедиться, что Невил действительно очень горяч и несдержан в гневе и что в данном случае это еще усугублялось его прямой враждебностью к племяннику мистера Джаспера, ибо Невил, к несчастью, вообразил, будто влюблен в молодую особу, которая должна была стать женой Эдвина Друда.