Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т. 20. Плодовитость Страница 43

Тягостное ожидание длилось. Текли минуты, прошел час, второй. А доктор Бутан все еще не появлялся. Служанка, которую послали к Сегенам, вернулась и сообщила, что доктор сейчас придет. Ожидание продолжалось. Марианна уговорила Матье присесть, и он повиновался, не выпуская ее руки из своей. Супруги, бледные, терзаемые одной и той же болью, молчали, лишь изредка обмениваясь нежными взволнованными словами. Оба они познавали великие и благотворные муки, дающие новую жизнь, ибо по непостижимому закону всякое созидание сопряжено с болью. И это совместное страдание, казалось, навеки сплотило мужа и жену, вдохнув в них такую великую любовь, что все печали отступили прочь, и все вокруг, даже сама комната, осветилось сиянием их страсти, все уже прославляло торжество жизни.

Раздался звонок, Матье, весь дрожа, бросился вниз и, увидев Бутана, поднимавшегося по лестнице, проговорил:

— Ах, доктор, доктор…

— Не упрекайте меня, дорогой друг! Вы и представить себе не можете, из какой передряги я выбрался. Бедняжка несколько раз чуть не скончалась у меня на руках. Она все-таки родила, но едва не стала жертвой эклампсии. Я с самого начала этого опасался… Слава богу! По-моему, сейчас она вне опасности.

Снимая в столовой пальто и шляпу, Бутан продолжал:

— Ну, как вы хотите, чтобы женщина благополучно разрешилась, если до шестого месяца беременности она затягивается в корсет, выезжает, бывает в театре, везде, где ей заблагорассудится, ест и пьет что попало, не думая о последствиях. И не забудьте, что эта к тому же невероятно нервна, да и дома у них нелады. Казалось бы, причин достаточно… Впрочем, все это сейчас не может вас интересовать. Приступим к делу.

Когда доктор, румяный, добродушный, с живыми глазами и лукавой улыбкой, вошел в спальню, Марианна встретила его тем же упреком:

— Ах, доктор, доктор…

— Вот я и явился, дорогая моя. Клянусь, я не мог прийти раньше. Причем у меня не было никаких опасений на ваш счет, ведь вы у нас на редкость мужественная и здоровая женщина.

— Но я ужасно страдаю, доктор.

— Тем лучше. Этого-то нам и надо. Значит, скоро конец, раз уж начались настоящие схватки.

Он весело смеялся, острил, уверяя, что пора бы Марианне привыкнуть к таким пустяковым болям. Четыре-пять часов страданий не идут в счет, когда все обстоит благополучно и ничто не вызывает серьезных опасений. Надев белый халат, доктор приступил к осмотру пациентки и не мог сдержать восхищенного возгласа:

— Великолепно, никогда еще я не видел таких классических родов! Одно удовольствие — хорошая работа, как говорят повитухи!

С помощью сиделки доктор быстро приготовил белье и все необходимое, Да каждый стон Марианны он откликался ободряющим словом, уговаривая ее не задерживать схваток, а помогать им, чтобы ускорить дело. Когда наступило затишье, Марианне захотелось узнать, как обстоят дела у г-жи Сеген, и доктор кратко сообщил, что та родила дочь, чем усугубила недовольство мужа. А Матье на вопрос жены о Моранжах ответил лишь, что Валери серьезно заболела: зачем огорчать Марианну во время тяжкой борьбы за жизнь, зачем посвящать ее во все эти ужасы? Начались последние схватки, такие сильные, что Марианна не могла сдерживать криков, вырывавшихся через равные промежутки, — так ухают лесорубы, когда валят дубы. Выгнувшись всем телом, она закрыла глаза, запрокинула голову, при каждом резком сокращении мускулов сотрясался ее обнаженный живот — священное лоно, готовое вот-вот разверзнуться, как плодоносная земля, дающая жизнь. Обезумевший Матье не мог усидеть на месте. Нескончаемые стоны жены доконали его, он чувствовал, что ноги и руки у него отнимаются, точно его четвертуют. Он то отходил от постели, то вновь подходил, склонялся над обожаемой мученицей из закрытых глаз которой струились слезы, и набожно целовал эти бедные плачущие глаза.

— Вот что, дорогой мой друг, — сказал наконец доктор, — прошу вас, уйдите, вы мне мешаете.

Пришла служанка доложить о Бошене, который заглянул справиться, как обстоят дела. Едва удерживая рыдания, Матье, не помня себя, сбежал вниз.

— Ну, что у вас, дружище? Констанс послала меня спросить, родила Марианна или нет.

— Нет, нет еще, — бормотал несчастный муж, вздрагивая всем телом.

Бошен расхохотался с видом человека, которому, слава богу, чужды все эти волнения. Он, этот здоровяк, довольный собой и своей жизнью, даже не потушил сигары.

— Я хотел вас уведомить, что ребятишки ваши не скучают! Вот сорванцы! За завтраком ели с волчьим аппетитом, а теперь играют и резвятся! Не понимаю, как вы можете жить среди такого гама… А мы еще пригласили двух маленьких Сегенов, — на время родов мать отослала их к тетке. Они тоже играют, но они какие-то сонные, должно быть, неженки, все боятся, как бы не запачкать костюмчик. С нашим Морисом и Рэн, уже похожей на маленькую женщину, их набралось восемь. Не многовато ли для нас, людей, решивших ограничиться всего одним ребенком?!

Этот бонвиван, к тому же плотно позавтракавший, первый рассмеялся собственной шутке. Но имя Рэн оледенило сердце Матье. Он вновь увидел мертвую Валери, распростертую на гнусном ложе, и безутешного Моранжа, неподвижно сидящего рядом с телом жены.

— Она тоже играет и веселится, эта взрослая девочка? — спросил Матье.

— Да еще как! Они играют в дочки-матери. Только Рэн хочет иметь не больше одного ребенка. Остальным пришлось удовольствоваться ролью слуг… Какой очаровательной женщиной станет она годика через три-четыре!

Бошен замолк, вздохнул и вдруг стал серьезным.

— Нехорошо, что у нашего Мориса как раз сегодня опять заболели ноги. Чересчур он быстро растет, совсем большим становится!.. Мать уложила его на диван, а ребятишки бегают вокруг, и ему, конечно, обидно, что он не может скакать и прыгать вместе с ними. Бедный мальчик!

Бошен судорожно моргнул, облачко грусти скользнуло по его лицу. Возможно, он тоже почувствовал холодное мистическое дуновение, коснувшееся Констанс, когда однажды вечером Морис потерял сознание. Однако Бошен тут же встряхнулся, стараясь прогнать неприятное воспоминание, но оно невольно навело его на новую мысль, и он весело спросил:

— Кстати, как дела прекрасной блондинки, она опросталась?

Поняв, что вопрос касается Норины, Матье удивился:

— Нет еще. Вам же известно, что родит она не раньше чем через месяц.

— Вот еще! Ничего мне неизвестно, и спросил я просто по глупости, и знать я ничего не желаю… Когда вы за все расплатитесь, повторите ей от моего имени: ни она, ни в особенности ребенок для меня не существуют.

В эту минуту с лестницы раздался голос сиделки:

— Сударь, сударь, идите скорей!

Даже Бошен стал торопить Матье.

— Идите, идите, друг мой! Я подожду немного, мне интересно, кто появился — племянник или племянница.

Войдя в спальню, Матье невольно зажмурился. Шторы подняли, в спальню вливались снопы солнечных лучей, и, казалось, само царственное светило приветствует счастливое событие. Отец увидел доктора в белом халате, который, как священнослужитель, принимал ребенка на пороге жизни. И, наконец, он услышал Марианну, свою любимую, обожаемую Марианну, услышал крик матери, последний крик, сопровождающий появление новой жизни, крик боли, надежды и счастья, и в ответ раздался писк новорожденного, приветствующего дневной свет. Творение было закончено: еще одно существо, озаряемое лучами солнца, продолжило род человеческий.

— Мальчик, — сказал доктор.

Матье уже склонился над Марианной и снова в порыве нежности и бесконечной благодарности поцеловал ее прекрасные, полные слез глаза. Она улыбалась сквозь слезы, вся розовая, как утренняя заря, еще не забывшая страданий, но уже преисполненная счастьем.

— О любимая, любимая моя жена, как ты прекрасна, как ты добра и как я тебя люблю!

— Да, да, я счастливица, и я буду любить тебя еще сильнее за всю ту любовь, которой ты меня окружил!

Подошедший доктор Бутан прекратил эти излияния. Он восторгался красотой младенца, шутил и, как убежденный сторонник больших семей, уверял, что чем чаще рожают детей, тем они получаются крепче. Когда отец и мать обожают друг друга, живут честной здоровой жизнью, не поддаваясь влиянию растлевающей моды, как же им не произвести на свет чудесного ребенка? Ведь они так старались, они создавали его с такой любовью! И доктор добродушно хохотал.

Матье бросился на лестницу и крикнул Бошену:

— Мальчик!

— Отлично, — насмешливо бросил снизу Бошен, — теперь у вас уже четверо, не считая дочки. Приношу поздравления… Бегу сообщить новость Констанс.

Матье вернулся в спальню, где увенчалась победой битва за жизнь. Здесь еще чувствовалось веяние страданий, но что может быть священнее этих страданий, страданий извечного дела жизни! И теперь его переполняла безграничная надежда на будущее, несказанная радость, торжествующая гордость! Пусть смерть тщится загубить плохо засеянное и плохо ухоженное поле, пусть тщится она вытоптать всходы, — обильная жатва все равно заколосится: порукой тому божественная щедрость влюбленных, которых сжигает желание — истый творец мира. Жизнь безостановочно возобновляется, повсюду бьет ключом мощный ее поток, заполняя злонамеренно проделанные бреши, и вот сейчас она воссияла здесь, в этой милой комнатке, переполненной нежностью и счастьем, как бы во искупление других беременностей, тайных и позорных, других родов, чудовищных и преступных. Одно-единственное рождающееся существо, жалкое нагое существо, издающее слабый писк, словно озябший птенец, являет собой бесценное сокровище — оно прибыль жизни, залог вечности. И точно так же, как тогда, весной, пламенная ночь вливала свои ароматы в спальню супругов, дабы и они, подобно всей природе, зачали в любви новую жизнь, — так и теперь, в час рождения, весь — пламень солнца пылал здесь, творя жизнь, слагая гимн вечному ее торжеству во имя вечной любви.