Итало Звево - Дряхлость Страница 43

Эмилио подумал, что его несчастье было вызвано инерцией его собственной судьбы. Если бы однажды в своей жизни он отвязал и распутал узел верёвки, если бы судьба рыбачьей лодки, пусть и маленькой, была доверена ему и он использовал бы свою энергию, чтобы своим голосом бороться с воплями ветра и моря, то был бы менее слаб и несчастен.

Эмилио пошёл на встречу. Боль вскоре вернётся, на мгновение он любил вопреки болезни Амалии. Боли не было в то время, когда он мог делать то, что требовала его природа. Эмилио наслаждался со сладострастием этим спокойным чувством покорности и всепрощения. Он не обдумывал ни одну из фраз, что скажет Анджолине, чтобы передать своё состояние души, даже, скорее, их последняя встреча должна быть полностью безмолвной, но он будет вести себя так, как будто какое-то высшее существо присутствует, чтобы рассудить его и её.

Ветер стал холодным и сильным, но не порывистым. В целом же погода успокоилась, и в воздухе больше не было никакой борьбы.

Анджолина шла на встречу с Эмилио со стороны площади Святого Андреа. Увидев его, она вскрикнула раздражённо, что вызвало ощущение дисгармонии у Эмилио с его состоянием души.

— Я здесь уже полчаса, — сказала Анджолина, — собиралась уже уходить.

Эмилио нежно подвёл её к фонарю и показал часы, согласно точным показаниям которых, Эмилио не опоздал, а пришёл вовремя.

— Тогда я ошиблась, — сказала Анджолина успокоившись.

Пока Эмилио шёл, обдумывая, как объяснить ей, что это их последняя встреча, Анджолина остановилась и сказала ему:

— Сегодня ты должен позволить мне уйти. Увидимся завтра. Сегодня холодно, и потом…

Эмилио прервал свои размышления и посмотрел внимательно на Анджолину. Он сразу понял, что не холод был причиной того, что она жаждала уйти. Его поразило то, что она была одета с гораздо большей аккуратностью, чем обычно. На ней было элегантнейшее чёрное платье, которое Эмилио раньше никогда не видел. Определённо, она одела его по какому-то особому поводу. К тому же и шляпка показалась Эмилио тоже новой. Также он заметил, что ее туфельки плохо пригодны для того, чтобы шагать по площади Святого Андреа в такую погоду.

— И потом? — повторил Эмилио, остановившись рядом и глядя в глаза Анджолине.

— Послушай, хочу всё тебе рассказать, — сказала она, приняв такой вид, как будто решилась быть искренней, что было абсолютно неуместно, и продолжила невозмутимо, не замечая то, что взгляд Эмилио становится всё более свирепым:

— Я получила депешу от Вольпини, в которой он пишет, что собирается приехать. Не знаю, что он хочет от меня, но сейчас он уже точно находится у меня дома.

Анджолина лгала, в этом не было никаких сомнений. Вольпини, которому она только утром написала письмо, не получив его, приезжал, раскаявшись, чтобы попросить прощения. Расстроенный Эмилио грустно рассмеялся:

— Как? Тот, кому вчера ты написала то письмо, сегодня одумался и решил явиться лично, к тому же, известив о своём приезде по телеграфу. Вот какие дела творятся! Вот какие дела! А что, если ты заблуждаешься, и на месте Вольпини окажется другой?

Анджолина улыбнулась, всё ещё уверенная в себе:

— А, так тебе Сорниани рассказал, что два дня назад видел меня поздно вечером на улице в компании с синьором? Тогда я возвращалась домой от Делуиджи и, опасаясь идти одна ночью, приняла компанию синьора, который мне помог.

Эмилио уже не слушал её, но он разобрал последнюю фразу, которой она оправдывалась:

— Это было своего рода спасением.

Затем Анджолина продолжила:

— Жаль, что я забыла депешу дома. Но если ты не хочешь мне верить, тем хуже. Разве я не прихожу вовремя на все свидания? Почему мне нужно что-то выдумывать, чтобы избежать встречи?

— Это легко понять! — сказал Эмилио, гневно рассмеявшись. — Сегодня у тебя другое свидание. Убирайся сейчас же! Тебя уже ждут.

— Ах, так. Если ты думаешь обо мне такое, то лучше будет, чтобы я действительно ушла! — сказала Анджолина решительно, но не двинулась с места.

Но на Эмилио её слова произвели такой эффект, как будто сопровождались немедленным действием. Она хотела бросить его!

— Подожди немного, давай объяснимся!

Даже в безмерном гневе, который обуял Эмилио, он успел подумать на мгновение о возможности вернуться в то состояние спокойствия, в котором он пребывал ещё недавно. Но разве не было справедливым унизить её и растоптать? Эмилио схватил Анджолину за руку, чтобы не дать ей уйти, опёрся о фонарь, что был сзади него, и приблизил своё расстроенное лицо к лицу её, румяному и спокойному.

— Это последний раз, когда мы видимся! — проревел он.

— Хорошо, хорошо, — ответила Анджолина, обеспокоенная только болью, которую ей причиняла рука Эмилио.

— И знаешь почему? Потому, что ты — …, — он заколебался на мгновение, но потом проревел это слово, которое даже в его гневе показалось ему слишком грубым. Но он проревел его победно, победно над своими же сомнениями.

— Отпусти меня, — закричала Анджолина, охваченная яростью и страхом, — отпусти меня, или я позову на помощь.

— Ты — …, — сказал Эмилио, увидев её раздражение, но удержался от того, чтобы ударить её. — Может, ты думаешь, что всё это время я не догадывался, с кем имею дело? Я всё понял, когда встретил тебя, одетую в служанку, на лестнице твоего дома, в том платке на голове и с горячими руками. Тогда я сразу подумал об этом слове, которое сейчас говорю тебе. Но я не хотел говорить его тебе, хотел поиграть с тобой, как это делают другие: Леарди, Джустини, Сорниани, и… и… Балли.

— Балли! — прокричала Анджолина, чтобы перекричать шум ветра и голос Эмилио. Она рассмеялась:

— Балли хвастается, ничего не было.

— Ничего не было потому, что он не хочет совершать такой глупости с тобой, как будто мне важно то, что я обладал тобой, ты —…, — и Эмилио в третий раз сказал это слово.

Анджолина удвоила усилия, чтобы освободиться, но усилия для её удержания были сейчас для Эмилио лучшей отдушиной, он вонзил с наслаждением пальцы в её слабую руку.

Брентани понимал, что в тот момент, когда он её отпустит, она уйдёт, и всё будет кончено, хотя всё случилось совсем иначе, чем хотел Эмилио.

— И я тебя так любил, — сказал он, может быть, пытаясь успокоиться, но сразу добавил, — хотя я всегда знал, кто ты есть. Знаешь, кто ты?

О, он нашёл, наконец, удовлетворение. Теперь ему хотелось заставить её признаться в том, кем она является:

— Ну, смелее! Кто ты?

Теперь Анджолина, истощённая бесплодными попытками освободиться, действительно сильно испугалась. Со своим побледневшим лицом она смотрела сейчас только на Эмилио, умоляя о прощении. Теперь она позволяла сотрясать себя безо всякого сопротивления, и Эмилио показалось, что она сейчас упадёт. Он ослабил хватку и постарался поддержать её той же рукой. Вдруг Анджолина вырвалась и принялась отчаянно убегать. Так она ещё и притворялась! Эмилио не хотел догонять её, он наклонился в поисках камня, но не нашёл его. Тогда он сгрёб в ладонь камушки и кинул ей вслед. Их понёс ветер, и, должно быть, некоторые из них попали в Анджолину, так как она вскрикнула испуганно, другие камушки остановили сухие ветви деревьев, и они произвели шум, что так резонировал с гневом, с которым Эмилио бросал эти камешки Анджолине вслед.

Что делать теперь? В последнем удовлетворении, которого он так жаждал, ему было отказано. Хотя Эмилио и смирился со своей участью, всё вокруг оставалось для него грубым, и он сам был таким! В его артериях неистово билась кровь от перевозбуждения, в этот холод он пылал гневом, жаром, оставаясь неподвижным на парализованных ногах, и теперь в нём уже снова начинал просыпаться наблюдатель, который осуждал себя самого.

— Никогда больше не увижу её, — сказал Эмилио, как будто отвечая на упрёк. — Никогда! Никогда!

И когда он смог идти, это слово продолжало звучать в нём на фоне шума собственных шагов и сквозь свист ветра в этом безутешном пейзаже. Эмилио улыбнулся, когда возвращался по тем же местам, вспомнив об идеях, которые сопровождали его на эту встречу. Какой же удивительной оставалась реальность!

Он не пошёл сразу домой. Для него было невозможно принять вид санитара в таком состоянии души. Разные мысли целиком овладели им так, что потом он не мог вспомнить, по каким улицам возвращался домой. О! Если бы свидание с Анджолиной было таким, каким он хотел, то он смог бы пойти после него прямо к постели, даже не меняя выражения собственного лица.

Для Эмилио вдруг открылось другое сходство его отношений с Анджолиной и с Амалией. От обеих он удалялся, не сказав последнего слова, что могло бы сгладить хотя бы воспоминания об этих двух женщинах. Амалия не могла услышать его, а Анджолине он не знал, что и как сказать.

XIII

Эмилио провёл всю ту ночь у постели Амалии в непрерываемом сне. Не то чтобы он думал постоянно об Анджолине, но между ним и его окружением образовалась некая вуаль, которая мешала Эмилио видеть ясно. Из-за большой усталости он теперь не питал таких смелых надежд, как это случалось с ним днём, а всё больще предавался сильному отчаянию, находя отдушину в рыданиях.