Джон Голсуорси - Через реку Страница 43

Простившись с Хилери, Динни поехала навестить Эдриена и, к своему неудовольствию, застала у него дядю Лайонела. Когда она вошла, мужчины замолчали. Затем судья спросил:

— Скажи, Динни, есть ли какая-нибудь надежда примирить Клер с Джерри до начала этого неприятного дела?

— Никакой, дядя.

— Так. Тогда, насколько я разбираюсь в законах, Клер разумней всего не являться на суд и от защиты отказаться. Зачем ей оставаться на мёртвой точке в своих отношениях с мужем, если нет надежды на то, что они опять сойдутся?

— Я сама того же мнения, дядя. Но вы ведь знаете, что обвинение не соответствует истине.

Судья поморщился:

— Я рассуждаю с мужской точки зрения, Динни. Выиграет Клер или проиграет, огласка все равно нежелательна. Но если они с этим молодым человеком не станут защищаться, всё пройдёт почти незаметно. Эдриен уверяет, что Клер не примет от мужа никакой материальной поддержки. Следовательно, эта сторона вопроса тоже отпадает. В чём же тогда дело? Известны тебе её мотивы?

— Весьма относительно и притом под секретом.

— Жаль! — вздохнул судья. — Если бы люди знали законы так же, как я, они не стали бы защищаться в таких обстоятельствах.

— Но Джерри, помимо всего прочего, требует возмещения ущерба.

— Да, Эдриен мне рассказывал. Это уж прямо какой-то средневековый пережиток.

— По-вашему, дядя Лайонел, месть тоже средневековый пережиток?

— Не совсем, — ответил судья с кривой усмешкой. — Но я никогда бы не предположил, что человек с положением Корвена может позволить себе такое излишество. Посадить жену на скамью подсудимых — не очень красиво!

Эдриен обнял Динни за плечи:

— Динни переживает это острее нас всех.

— Догадываюсь, — пробормотал судья. — Корвен, конечно, положит эти деньги на имя Клер.

— Клер их не возьмёт. Но почему вы уверены, что она обязательно проиграет? Мне кажется, закон создан для того, чтобы защищать справедливость, дядя Лайонел.

— Не люблю присяжных, — отрезал судья.

Динни с любопытством посмотрела на него. Он сегодня поразительно откровенен. Судья добавил:

— Передай Клер, что говорить надо громко, отвечать кратко. И пусть не острит. Право вызывать смех у публики принадлежит одному судье.

С этими словами он ещё раз криво усмехнулся, пожал племяннице руку и ушёл.

— Дядя Лайонел хороший судья?

— Говорят, что он вежлив и нелицеприятен. В суде я Лайонела не слышал, но насколько я знаю его как брат, он человек добросовестный и дотошный, хотя порою бывает не в меру саркастичен. А всё, что им сказано о деле Клер, совершенно бесспорно, Динни.

— Я сама в этом убеждена. Всё упирается в моего отца и в возмещение ущерба.

— По-моему, Джерри теперь раскаивается, что потребовал денег. У него не адвокаты, а скверные крючкотворы. Им бы лишь поудить рыбу в мутной воде!

— Разве это не призвание всех юристов?

Эдриен засмеялся.

— Вот чай! Утопим в нём наши горести и пойдём в кино. Говорят, сейчас идёт замечательная немецкая картина. Подумай только, Динни, — подлинное великодушие на экране.

XXIX

Шорох бумаг и шарканье ног, знаменующие смену одной человеческой драмы другою, наконец прекратились, и «очень молодой» Роджер бросил:

— Мы входим в святая святых закона.

Динни села между сестрой и отцом; Джерри Корвена отделяли от них «очень молодой» Роджер и его соперник.

— Чему же воздвигнут жертвенник в этом святая святых — правде или лжи? — прошептала она.

Девушка не видела, что творится у неё за спиной, но слышала, больше того, ощущала инстинктом, как наполняется зал. Безошибочное чутьё подсказывало публике, что здесь пахнет если уж не титулами, то во всяком случае серьёзной схваткой. Судья, видимо, тоже что-то унюхал, так как полузакрыл лицо цветным носовым платком изрядных размеров. Динни подняла глаза: внушительный зал, в нём есть что-то готическое. Над креслом судьи высоко — выше человеческого роста — висят красные драпри. Девушка перевела взгляд на присяжных, занимавших места на обеих скамьях своей ложи. Её внимание сразу же приковал к себе старшина: яйцеобразная голова, почти голый череп, малиновые щеки, бесцветные глаза и лицо, в котором было одновременно что-то от барана и трески, а в целом нечто, не поддающееся определению. Его черты напомнили девушке одного из джентльменов с Саут-Молтон-сквер, и она решила, что он, наверно, ювелир. На передней скамье с краю сидели три женщины, ни одна из которых не провела бы, конечно, ночь в машине. Первая была осанистая женщина, с добрым, простоватым лицом экономки. Вторая, некрупная и довольно тощая брюнетка, походила на писательницу. Внешность третьей наводила на мысль о простуженной птице. Остальные восемь членов коллегии, мужчины, утомляли глаз своим не укладывающимся ни в какую классификацию разнообразием. Чей-то голос объявил:

— Корвен против Корвен и Крума — по иску супруга.

Динни судорожно стиснула локоть Клер.

— С соизволения вашей милости…

Девушка уголком глаза увидела приятную физиономию с короткими бачками, которая под париком казалась чуть не тёмно-красной.

Лицо судьи, замкнутое и отрешённое, как облик священника или головка черепахи, неожиданно высунулось вперёд. Его безличный проницательный взгляд словно обволок девушку, и она почувствовала себя до странности маленькой. Затем, так же неожиданно, он втянул голову обратно.

За спиной Динни неторопливый низкий голос огласил имена сторон, их общественное положение, место вступления в брак и жительства; потом сделал паузу и продолжал:

— В середине ноября минувшего года, в то время как истец находился в отъезде по служебным делам, ответчица безо всякого предупреждения покинула дом и вернулась в Англию. Соответчик ехал на том же пароходе. Насколько мне известно, защита утверждает, что до этого они не встречались. Я же утверждаю, что они встречались или во всяком случае имели к тому возможность.

Динни увидела, что плечи сестры презрительно приподнялись.

— Как бы то ни было, — раздавался неторопливый низкий голос, — не подлежит сомнению, что на пароходе они были всё время вместе, и я докажу, что перед концом рейса соответчика видели выходящим из каюты ответчицы.

Голос долго разглагольствовал в том же роде и наконец заключил:

— Господа присяжные, я не касаюсь результатов наблюдения, установленного за ответчицей и соответчиком: они будут изложены вам компетентными и достойными доверия свидетелями. Сэр Джералд Корвен!

Не успела Динни поднять глаза, как Джерри уже стоял в ложе. Его черты показались ей ещё жёстче, чем она ожидала. Она видела, как лицо её отца выразило негодование, как судья взялся за перо, как Клер стиснула лежащие на коленях руки, как прищурился «очень молодой» Роджер, как старшина приоткрыл рот, как третья женщина-присяжная еле удержалась, чтобы не чихнуть: она видела каждую мелочь — даже тот липкий бурый налёт, который лежал на всём, что находилось в зале, и словно пачкал все краски человеческой жизни — розовую, голубую, серебряную, золотую и даже зелёную.

Неторопливый голос перестал задавать вопросы так же внезапно, как и начал их задавать; обладатель его замолчал, словно опустил чёрные крылья. Сзади Динни раздался другой голос:

— Вы считали, сэр, что начать процесс вас обязывает долг?

— Да.

— У вас не было никаких привходящих мотивов?

— Никаких.

— Но требование возмещения ущерба — довольно редкий случай среди порядочных людей.

— Деньги будут положены на имя моей жены.

— Дала ли вам ваша жена понять в той или иной форме, что ожидает от вас материальной поддержки?

— Нет.

— Удивит ли вас, если она откажется принять от вас хотя бы пенс независимо от того, чьи это деньги — соответчика или другого лица?

Динни увидела, как под усиками Корвена заиграла кошачья усмешка.

— Меня ничто не удивит.

— Вас не удивило даже её бегство?

Динни перевела взгляд на адвоката, ведущего допрос. Так это и есть Инстон, про которого Дорнфорд говорил, что он любому даст очко вперёд! «Человека с лицом, украшенным таким носом, действительно никому не заткнуть за пояс!» — подумала она.

— Да, оно меня удивило.

— Почему? Не опишите ли вы нам словами, сэр, ваше тогдашнее состояние?

— Жены, как правило, не уходят от мужей без объяснения причин.

— Да, кроме тех случаев, когда ввиду их очевидности нужда в объяснениях отпадает. У вас именно так и получилось?

— Нет.

— В чём же, по-вашему, заключалась причина? Кому, как не вам, знать об этом?

— Нет, не мне.

— А кому же?

— Моей жене.

— Но у вас же должны быть какие-то предположения. Не изложите ли их нам?

— Изложил бы, если бы они у меня были.

— Напоминаю, сэр, что вы принесли присягу. Скажите, не случалось ли вам дурно обращаться с женой?