Маргарет Рэдклифф-Холл - Колодец одиночества Страница 46

Совершенно обескураженная, Стивен ломала голову, что же может дать им передышку. Она предложила, чтобы Анджела посмотрела, как она фехтует с признанным лондонским учителем, которого она уломала приехать в Мортон. Она пыталась возбудить в ней интерес к автомобилю, великолепному, новому, такому дорогостоящему. Она пыталась выяснить, есть ли у Анджелы неисполненное желание, которое деньги могут исполнить.

— Только скажи мне, и я это сделаю, — умоляла она, но не было ничего.

Анджела несколько раз приезжала в Мортон и послушно посещала уроки фехтования. Но они шли плохо, потому что Стивен замечала, как она рассеянно глядит в окно; и быстрая, проворная рапира с шариком на конце выскальзывала из рук Стивен, к ее стыду.

Иногда они уезжали на машине далеко в поля, и однажды вечером остановились в гостинице поужинать — Анджела позвонила мужу, сообщив ему старую, шитую белыми нитками отговорку о том, что машина сломалась. Они ужинали одни в тихой маленькой комнате; ароматы сада забирались в нее через окно — теплые и полновесные, ведь был уже май, и множество цветов в этом саду умножилось еще больше. Никогда прежде они не делали такого — не ужинали наедине в придорожной гостинице, за многие мили от дома, только они двое, и Стивен протянула руку и накрыла руку Анджелы, лежавшую на столе, такую белую и неподвижную. И глаза Стивен высказывали настойчивый вопрос, ведь был месяц май, а молодая кровь бурлит и играет, как древесный сок, в начале лета. Воздух казался душным, потому что никто не говорил, боясь потревожить плотную, сладостную тишину — но Анджела, медленно-медленно, покачала головой. Потом они не могли есть, ведь каждая была переполнена одним, но все же раздельным, желанием; поэтому через некоторое время они встали и вышли, чувствуя мучительное разочарование.

Они поехали назад по дороге, вымощенной лунным светом, и тут Анджела заснула, как несчастный ребенок — она сняла шляпу, и ее голова, склонившись, лежала на плече Стивен. Видя, как она беспомощна во сне, Стивен была странным образом растрогана, и она ехала очень медленно, боясь разбудить женщину, которая спала как ребенок, склонив светловолосую голову на плечо Стивен. Машина взбиралась по крутому холму из Ледбери, и вот уже перед ними лежала широкая долина реки Уай, красота которой приводила в печаль странную маленькую девочку, прежде чем она узнала, что всякая красота приносит боль. И теперь долина купалась в белизне, то здесь, то там светилась белым крыша или окно, как будто все добрые люди в долине погасили свои лампы и вернулись к себе в постели. Далеко-далеко, как темные облака, проступающие из Уэльса, поднимались одна за другой древние Черные Горы, и пик Годфор проглядывал за другими вершинами, и гребень Пен-керриг-калх резко выделялся на горизонте. Ветерок шевелил вереск на склонах холмов, и волосы Анджелы падали на ее закрытые глаза, так, что она ворочалась и вздыхала во сне. Стивен наклонилась и погладила ее.

Из глубины этой застывшей, неземной ночи к Стивен подкралась неземная тоска. Тоска, что принадлежит не телу, а скорее душе, усталой душе, тоскующей по своему дому, вынужденной терпеть оковы этого тела. И, когда она подъезжала к воротам Мортона, казалось, что ее тоска перешла все пределы; она хотела поднять спящую женщину на руки и пронести ее через эти ворота; внести через тяжелую белую дверь; отнести наверх по широким, низким ступенькам лестницы и положить ее в свою кровать, все еще спящую, но защищенную доброй заботой Мортона.

Анджела вдруг открыла глаза.

— Где я? — прошептала она, осоловелая от сна. Сразу же ее глаза наполнились слезами, и она, плача, сжалась в комок.

Стивен мягко сказала:

— Все хорошо, не надо плакать.

Но Анджела все плакала и плакала.

Глава двадцать шестая

Как река, что постепенно разливается, пока не затопит все вокруг себя, события все развивались и обретали силу, идя к неизбежному заключению. В конце мая Ральф должен был поехать к своей матери, которая, как говорили, была при смерти в своем доме в Брайтоне. При всех своих недостатках он был хорошим сыном, и его глаза были красными от непритворных слез, когда он на прощанье целовал жену на станции, по пути к умирающей матери. На следующее утро он телеграфировал, что его мать умерла, но он не сможет добраться домой раньше, чем через две недели. Он сообщил день и час своего возвращения, так что Анджела знала их.

Облегчение от его неожиданно долгого отсутствия ударило в голову Стивен; она стала более требовательной, предлагая всевозможные интимные планы. Может быть, они отправятся на несколько дней в Лондон? Или поедут в Саймондс-Ят и остановятся в небольшом отеле у реки? Они даже могут добраться до Абергавенни, и оттуда на автомобиле обследовать Черные Горы — почему бы нет? Стояла превосходная погода.

— Анджела, пожалуйста, поедем со мной, милая… всего на несколько дней… мы никогда так не делали, и мне так часто этого хотелось. Ты не можешь отказаться, ведь тебе ничто не мешает поехать.

Но Анджела не соглашалась, она, казалось, внезапно забеспокоилась о своем муже:

— Бедный, он так обожал свою мать. Я не должна ехать, это будет так бессердечно по отношению к покойной старушке, и Ральф будет так несчастен…

Стивен с горечью сказала:

— А я? Ты думаешь, я не бываю несчастна?

И так время проходило в сердечной боли и ссорах, потому что напряженные нервы Стивен пришпоривали ее гнев, и она взрывалась, упрекая Анджелу в своем разочаровании:

— Ты притворяешься, что любишь меня, и все же не поедешь — а я так долго ждала… Господи, как я ждала! Но ты такая жестокая. Я так мало прошу от тебя, просто побыть со мной несколько дней и ночей, просто чтобы я могла засыпать, держа тебя в объятиях, могла чувствовать тебя рядом, когда просыпаюсь утром — я хочу, открыв глаза, видеть твое лицо, как будто мы принадлежим друг другу. Анджела, я клянусь, что не буду терзать тебя — мы останемся такими же, как сейчас, если ты этого боишься. Ты должна знать после всех этих месяцев, что ты можешь доверять мне…

Но Анджела сжимала губы и отказывалась:

— Нет, Стивен, мне жаль, но лучше я не поеду.

Тогда Стивен чувствовала, что такая жизнь невыносима, и иногда с бешеной скоростью скакала верхом — то на Рафтери, то на молодом гнедом жеребце сэра Филипа. Она скакала в одиночестве рано по утрам, вставая после бессонной ночи не отдохнувшей, но взбудораженной из-за этих нервов, что мучили ее несчастное тело. Она возвращалась в Мортон, все еще не в силах отдохнуть, и через некоторое время распоряжалась приготовить машину и ехала в Грэндж, где Анджела обычно опасалась ее приезда.

Ее прием был холодным: «Я очень занята, Стивен — я должна оплатить все эти счета, прежде чем Ральф вернется», — или: «У меня ужасно болит голова, так что не ругай меня сегодня утром; если начнешь ругаться, я просто не выдержу!» Стивен вздрагивала, как будто ее ударили в лицо; она могла даже развернуться и уехать в Мортон.

Пришел последний драгоценный день перед возвращением Ральфа, и этот день они довольно мирно провели вместе, потому что Анджела, кажется, была склонна к состраданию. Она старалась изо всех сил быть нежной со Стивен, и Стивен, которая всегда быстро отзывалась на ласку, была нежной в свою очередь. Но после того, как они поужинали в маленьком саду, воспользовавшись жаркой, тихой погодой — Анджела снова пожаловалась на головную боль.

 — Ах, моя Стивен… о, милая, у меня так ужасно болит голова. Должно быть, это из-за грозы — она весь день собирается. Что за проклятье, и это в наш последний вечер — но я уже знаю, что это такое; придется сдаться и идти в кровать. Я приму порошок, а потом постараюсь заснуть, так что не звони мне, когда вернешься в Мортон. Приходи завтра, только пораньше. Я так несчастна, милая, когда думаю, что это наш последний спокойный вечер!

— Я знаю. Но с тобой все будет хорошо, если я тебя оставлю?

— Да, конечно. Все, что мне нужно — это немного поспать. Ты ведь не будешь волноваться, нет? Обещай, моя Стивен!

Стивен колебалась. Довольно неожиданно Анджела стала выглядеть совсем больной, и ее руки были холодными, как лед.

— Обещай, что ты позвонишь мне, если не сможешь заснуть, тогда я вернусь сразу же.

— Да, но не надо этого делать, если я тебе не позвоню; ведь я услышу твой звонок, проснусь, и голова снова начнет раскалываться, — потом, как будто вынужденно, против воли, под странным обаянием девушки, она приподняла голову: — Поцелуй меня… о, Господи… Стивен!

— Я так тебя люблю, — прошептала Стивен. — Так люблю…

Было больше десяти часов, когда она вернулась в Мортон:

— Анджела Кросби звонила? — спросила она у Паддл, которая, очевидно, ждала ее в гостиной.

— Нет, не звонила! — отрезала Паддл, которая уже не могла слышать даже имени Анджелы Кросби. Потом добавила: — Ты на себя не похожа! Я бы на твоем месте сейчас же шла в кровать, Стивен.