Артур Мейчен - Тайная слава Страница 46

И тогда я понял, что вся великая тайна Ужаса умещается в одну короткую фразу: животные восстали против человека.

Что ж, теперь мне оставалось только разложить все по полочкам. Возьмем тот случай, когда люди находили свою смерть на скалах или на дне каменоломни. Мы привыкли считать овец чрезвычайно робкими созданиями, которые неизменно убегают, завидев людей. Но представьте себе, что они вдруг перестали убегать — и, действительно, почему они должны это делать? Что станется с вами, если посреди чистого поля на вас бросится сотня овец? Как бы вы ни отбивались, они повалят вас на землю и забьют до смерти. А что произойдет, когда такое нападение будет совершено на одинокого мужчину, женщину или ребенка, бредущего по краю утеса или каменоломни? Естественно, никакой битвы не будет — жертва просто-напросто полетит вниз. Я не сомневаюсь, что именно так все и происходило во всех указанных случаях.

Пойдем дальше. Вы хорошо знаете деревню и наверняка не раз замечали, как иногда на идущего по полю человека вдруг начинает надвигаться стадо коров. Они наступают на вас эдаким торжественным и туповато-бесстрастным маршем, слегка выдвигаясь по флангам, как если бы намеревались взять вас в кольцо. Горожане в таких случаях чаще всего пугаются, начинают орать благим матом и ищут спасения в бегстве. Но мы то с вами не обращаем на коров никакого внимания — разве что погрозим им для острастки тростью, отчего все стадо тут же останавливается и медленно уходит прочь. Но что может сделать человек — или даже полудюжина людей — против сотни этих животных, которых более не сдерживает тот таинственный запрет, что навеки превратил сильное существо в покорного раба слабого? Вы ведь знаете, что каждая, пусть даже самая старая и смирная, корова гораздо сильнее любого человека. Кто сможет вам помочь, когда, подобно тому бедняге, что проживал в гостинице Порта и отправился собирать гербарий на болото, вас вдруг окружат сорок или пятьдесят этих рогатых тварей и, несмотря на все ваши крики и замахивания тростью, начнут шаг за шагом теснить к трясине? Если у вас нет при себе автоматического пистолета с десятью обоймами, то под напором их могучих тел вам останется только лечь в жижу и лежать там до скорой и неизбежной смерти, в то время как ваши убийцы будут возлежать на вас и равнодушно пережевывать зеленую осоку. Несчастному старику Гриффиту с Трефф-Лойна еще повезло — его смерть была быстрой и почти безболезненной. Одна из его собственных коров боднула его в бок, достав до самого сердца. И с этого момента все оставшиеся в живых были осаждены в доме обыкновенными дворовыми коровами, овцами и лошадьми; когда же эти несчастные открывали окно, чтобы позвать на помощь или поймать несколько капель дождя, на них набрасывалась туча с мириадами огненных глаз. Стоит ли тогда удивляться тому, что состояние Секретана порою переходит в маниакальное? Вы только представьте себе положение тех несчастных, что были заперты в Трефф-Лойне! Они не просто видели подступающую к ним смерть — они видели, что она подступает к ним в абсолютно невероятном облике. Им не только предстояло умереть в страшном сне — они умирали под его воздействием. Однако ни в одном самом страшном сне мы не можем вообразить себе ничего похожего на эту участь. Поэтому я и не удивляюсь, что порою Секретан не доверял собственным ощущениям, а иногда ему даже начинало казаться, будто пришел конец света.

— А что вы думаете об Уильямсах, найденных мертвыми на Хайуэе?

— Их убили лошади — те самые, что потом растоптали военный лагерь в низине. Не могу сказать точно, каким образом им удалось выманить несчастную семью на дорогу, но после того как это случилось, они просто-напросто вышибли им мозги своими подкованными копытами. Что же до "Мэри-Энн", то ее несомненно перевернули дельфины, резвившиеся в водах Ларнакского залива. Дельфин — очень сильное животное, и для того, чтобы потопить обыкновенную весельную шлюпку, достаточно всего лишь полдюжины этих созданий. Военные заводы? Там постарались крысы. Я не очень сильно ошибусь, когда скажу, что число крыс в Лондоне и его пригородах примерно равно числу его жителей. Следовательно, их там около семи миллионов. Примерно такая же пропорция остается в силе и для прочих крупных населенных пунктов. Кроме того, крысы порою склонны к миграциям. Надеюсь, теперь вам понятно, что на самом деле случилось с командой, рыскавшей в устье Темзы, а затем заброшенной в Арканшон "Семирамиды", командой, от которой остались лишь груды высохших костей? Именно крысы напугали до полусмерти человека, проходившего ночью через лес у вновь построенного военного завода. Ему почудилось, что он слышит осторожные шаги тысяч и тысяч людей, переговаривавшихся между собой на каком-то ужасном языке. На самом деле он слышал боевое построение крыс — несметные полчища хвостатых убийц готовились к смертельной атаке.

А теперь представьте себе весь ужас такой атаки. Говорят, не дай бог стать на пути хотя бы одной разъяренной крысы, — что же тогда сказать о бесконечном потоке этих ужасных созданий, вливающемся на военный завод и поглощающем беспомощных, объятых ужасом и абсолютно не готовых к обороне рабочих?

Естественно, доктор Льюис был вправе делать любые самые невероятные умозаключения. Как уже говорил, я и сам пришел к тем же выводам, но только иным путем. К тому же мои выводы касались лишь сути явления, в то время как Льюис вел конкретное расследование тех ужасных событий, которые находились в его непосредственной компетенции врача, широко практикующего в южной части Мэйриона. Конечно, некоторые сведения он получал не прямым путем, а из рассказов местных жителей, но у него была возможность сопоставить их с тем, что видел собственными глазами. Например, случай в лланфингелской каменоломне он разбирал по аналогии с гибелью людей на скалах вблизи Порта — и, без сомнения, имел на то все основания. Размышляя обо всем случившемся, он говорил мне, что его в большей степени изумляло его собственное восприятие Ужаса, нежели тот странный путь, который привел его к нему.

— Вспомните, — говорил он, — о тех очевидных свидетельствах злонамеренности животных, что доходили до нас в то время. Я имею в виду пчел, насмерть закусавших ребенка, ни с того ни с сего рассвирепевшую овчарку и набросившегося на хозяйку петуха. Так вот, из всей этой информации я не извлек ничего полезного. Эти случаи не подсказали мне ровным счетом ничего, а все потому, что тогда я еще не постиг саму "идею", каковую Колридж полагает необходимейшей основой всякого расследования. Сами по себе факты, как мы уже говорили, не значат ничего и ни к чему не ведут. Вы не верите, а потому и не видите. И когда истина наконец вышла на свет, это случилось в результате случайного "странного совпадения" (как мы привыкли называть подобные сигналы, подаваемые нам миром), двух однотипных явлений — мотылька над моей лампой и мотылька на лбу мертвого малыша. Я лично нахожу в этом нечто сверхъестественное.

— И все же, — заметил я, — нам следует помнить и о единственном животном, сохранившем преданность своим хозяевам, — о собаке с Трефф-Лойна. Согласитесь, что это очень странный факт.

— Теперь это уже навсегда останется тайной.

Не думаю, что по прошествии столь долгого времени стоит в подробностях описывать ужасные сцены, происходившие в те черные месяцы, когда нами правил Ужас, на заводах военного снаряжения, расположенных в северной глубинке Англии. В глухие ночные часы из ворот этих заводов выносили обернутые черным саваном и намертво заколоченные гробы — и никто, даже самые близкие родственники, не имели права узнать, от чего умерли эти люди. Множество домов во всех городах страны было погружено в траур, и повсюду распространялись самые что ни на есть невероятные слухи — невероятные, как и сама реальность. На нашей земле творились такие дела, претерпевались такие страдания, что, возможно, никто и никогда не услышит о них всей правды. Воспоминания и тайные предания еще долго будут передаваться из уст в уста, от отца к сыну, с годами обрастая все более зловещими подробностями, но правды об Ужасе не услышит никто и никогда.

Достаточно сказать, что военное производство союзников некоторое время находилось под угрозой полной остановки. Люди на фронтах исступленно молили о боеприпасах, но никто не сказал им, что на самом деле происходило в местах, где они производились.

Сначала наше положение было едва ли не отчаянным. Некоторые высокопоставленные лица даже всерьез предлагали просить у врага пощады. Но когда первая волна паники миновала, были приняты надлежащие меры — вроде тех, какие описывал Меррит в своем рассказе о происшествии на мидлингемском заводе. Рабочих снабдили специальным оружием, на всех ключевых постах расставили охрану с пулеметами. Для отражения атак зубастых полчищ держались наготове гранаты и огнеметы, а "огненным облакам" довелось познакомиться с настоящим, куда более жгучим, чем их собственный, огнем. Больше всего доставалось авиаторам, но и их вскоре снабдили специальными орудиями, отгонявшими нависшие над их машинами зловещие тучи.