Шмуэль-Йосеф Агнон - Простая история Страница 47

Иногда Гиршл заглядывал на конюшню к Стаху, который ухаживал за лошадьми или награждал пинками собак. Собаки понимали, что у Стаха бывают свои неприятности, и позволяли ему вымещать их на себе. Этого нельзя сказать о кормилице, отвесившей ему пощечину, когда он позволил себе фамильярности. Раньше между ней и Стахом существовало полное взаимопонимание, но с тех пор как она пожила в городе, вкус ее стал более утонченным.

Мина много времени проводила с матерью. Берта отлично готовила, и Мине хотелось поучиться у нее. Однако в какой-то момент она решала, что ей нужно проветриться, и выходила на прогулку с Гиршлом.

В Маликровике выпал снег, воздух был свежим и бодрящим. Ушки у Мины порозовели, простуды она не боялась.

Снег хрустел у них под ногами и будто пел. Вскоре выяснилось, что это поет не снег, а скрипочка слепого музыканта, сидевшего прямо на снегу, скрестив ноги. Конечно, это никак не мог быть один из тех нищих, о которых в свое время рассказывал д-р Лангзам (Гиршл всегда представлял себе их сидящими на солнцепеке). Его мелодия, грустная и нежная, как бы не имела ни начала, ни конца. Гиршл и Мина стояли, не шевелясь.

Внезапно Гиршл схватил Мину за руку и странным резким тоном потребовал:

— Пойдем!

Сделав несколько шагов, он вернулся и бросил музыканту монету. Если бы нищий мог видеть, он удивился бы щедрости Гиршла: никто никогда не подавал ему такой крупной монеты.

Бог знает, почему Гиршла вдруг охватывало беспокойство. Порой он был счастлив, порой печален и во всем доходил до крайности. Постепенно он успокаивался.

Однажды Гиршлу пришло в голову, что Мина училась игре на фортепьяно, но ни разу не просила его купить пианино, чтобы она могла продемонстрировать ему свое умение. Мало интересуясь музыкой, он был благодарен ей за то, что она пощадила его.

XXXVII

Дважды в Шибуше останавливался поезд, привозивший в город новых людей. Надо сказать, особых различий между ними не существовало, если не считать, что кто-то был одет побогаче и почище, а кто-то победней и погрязней, один говорил «цва» вместо «цвай», другой — «цвай» вместо «цва». Изредка на станции выходили пассажиры, прибывшие из-за границы, хорошо одетые и говорившие с иностранным акцентом.

Арнольд Цимлих не был новым человеком для шибушцев — они уже видели его на свадьбе у Мины с Гиршлом. Предприятие Цимлиха в Шибуше расширялось, что, впрочем, неудивительно, если посчитать, сколько кур рылось в здешних мусорных кучах. Куры не задумывались над тем, что заставляет их рыться на свалках и нести яйца. Зато те, кто их выращивал, прекрасно знали, что каждое яйцо снесено для герра Арнольда Цимлиха, проживающего в Германии. Покупатели этих яиц были столь же нелюбознательны, как и куры: ведь для того, чтобы съесть яйцо, совсем необязательно знать, где оно снесено. Хотя, если бы немец стал есть яйца, снесенные, допустим, в Китае, у него мог бы появиться косой разрез глаз. Яйца из Шибуша такой опасности в себе не таили, у шибушцев глаза были преимущественно большие и голубые.

Как уже было сказано, Арнольд Цимлих написал Боруху-Меиру, что в Рождество, когда магазины будут закрыты, он навестит Гедалью в Маликровике. Как истинный немец, он сдержал свое слово.

В доме Гедальи царило веселье. Борух-Меир и Цирл приехали в Маликровик повидаться с его обитателями и их гостем. Берта на этот раз превзошла сама себя, продемонстрировав свои кулинарные таланты. На стол был выставлен лучший фарфор, включая соусницу в виде гуся, сердитым клювом грозившего Арнольду Цимлиху. Соус был отличным, и оставалось загадкой, почему гусь выглядел так угрожающе.

Гедалья извлек из буфета несколько бутылок «бренди» собственного приготовления. В Германии пьют водку, разбавленную водой, пригодную только для того, чтобы смочить губы. Напиток Гедальи имел достаточно высокий градус и легко развязывал языки. Правда, это относилось только к первому стакану. Действие второго и третьего стаканов было прямо противоположным: они парализовали голосовые связки, речь становилась бессвязной.

Ну и ну, размышлял Борух-Меир, я-то думал, что сват Гедалья — главный из Цимлихов, на самом деле первенство переходит к Арнольду Цимлиху. Единственная дочь Гедальи носит теперь фамилию Гурвиц, тогда как в Германии полным-полно маленьких Цимлихов. Наступит день, когда в Маликровике не останется ни одного Цимлиха, а ведь все они пошли именно отсюда, в Германии же их будет целая куча. Не соединить ли нам Цимлихов и Гурвицев брачными узами? Пусть мой внук Мешулам женится на одной из дочерей Арнольда Цимлиха, или Мина родит дочку, которая сможет выйти замуж за сына Арнольда…

Боруху-Меиру нравились немецкие евреи, он полюбил их после первой поездки на воды в Карлсбад.

Цирл молчала и почти ничего не ела, она вообще перестала находить вкус в еде. Если бы Берта заметила, что мать Гиршла ни к чему не притрагивается, она очень расстроилась бы, но ее занимал только гость из Германии. Гиршл выглядел весьма элегантно в своем парадном костюме, но тоже был почему-то невесел. А между тем его ждала большая радость, которую готовил ему Сам Господь, Отец наш Небесный. Всем было ясно, что Мина вот-вот подарит семье сына или дочку.

Глаза Цирл сузились. Нет, она ничего не имеет против иностранцев, но к чему вся эта суета вокруг Арнольда? По правде говоря, он не более чем сын человека, захороненного в безымянной могиле.

Однако визит Арнольда Цимлиха имел уже то достоинство, что еще раз соединил в Маликровике Гиршла, Мину, Боруха-Меира, Цирл, Гедалью и Берту. Не хватало разве что Йоны Тойбера. Собственно, его присутствие и не требовалось — ведь Гиршл и Мина были уже женаты, а Мешулам еще не достиг брачного возраста. Чтобы Мешуламу было не скучно расти в одиночестве, они собирались дать ему братишку или сестренку.

Братишка Мешулама родился с улыбкой на личике. Это был прекрасно сформированный ребенок. Мина быстро оправилась от родов и стала идеальной матерью. Они с Гиршлом находили в младенце тысячу прелестей и придумывали для него тысячу имен. Некоторые из них имели смысл, другие нет, но их было такое множество, что вскоре его настоящее имя как-то позабылось.

Много раз в день Гиршл и Мина подходили к колыбельке полюбоваться на малыша. «Посмотри, он только что улыбнулся!» — «Ты слышал, как он чихнул!» — «Какой у него чудный носик!» — «Поправь ему подушку, у него ушко загнулось!»

Ребенок лежал в колыбели, весьма довольный собой и ими, а в часе езды подрастал его старший братик. Гедалья и Берта очень любили Мешулама, но все же его не так баловали, как брата, потому что родители Мины были уже немолоды и не помнили, как надо разговаривать с ребенком. Нельзя сказать, чтобы Мешуламу жилось плохо, но его братику жилось лучше.

— Мина, о чем ты думаешь? — спросил Гиршл, когда они оба стояли возле колыбельки.

— О его брате.

— Это хорошо, что он с твоими родителями.

— Я такого же мнения.

— Но по другой причине!

— А у тебя какая причина?

— Любовь нельзя делить!

— Я думаю, природа любви такова, что в сердце всегда находится место еще для одного любимого человека! — возразила Мина.

Гиршл опустил глаза и произнес:

— Нет, это не так. Любовь приходит только тогда, когда между нами и ею никто не стоит.

Одному Богу известно, что при этом он думал не о своих детях.

История Гиршла и Мины подошла к концу. Однако история Блюмы еще не окончена. Того, что случилось с Блюмой Нахт, хватило бы еще на одну книгу. А если бы мы взялись описывать и то, что случилось с Гецлом Штайном, который был упомянут здесь как бы мимоходом, и с другими персонажами нашей простой истории, пришлось бы извести еще много чернил и перьев.

…Бог знает, когда это произойдет.

К роману Шмуэла-Йосефа Агнона

ПРОСТАЯ ИСТОРИЯ

Насколько она проста — «Простая история»? Можно поставить вопрос и несколько иначе: насколько иронично ее название? От того, каким будет ответ на этот вопрос, зависит наша оценка книги.

На первый взгляд история действительно нехитрая, достаточно простая. Однако в одном важном аспекте она отличается от других аналогичных историй. После прочтения первых глав книги можно утверждать, что в ней заложены все атрибуты обычного романа: юноша встречает девушку, он любит ее, она отвечает ему взаимностью, но их любовь наталкивается на кажущиеся непреодолимыми препятствия. Представляется, что с этого момента сюжет будет развиваться по одному из двух вариантов. По первому из них, «варианту Рапунцеля», влюбленных разлучают жестокие люди, героям приходится пройти через множество испытаний, требующих от них большой стойкости, и в конце концов они счастливо воссоединяются. Из подобной ткани создаются волшебные сказки, театральные комедии, голливудские фильмы, комиксы для женщин и не так уж мало серьезных романов, от «Памелы» до «Любовника леди Чаттерли». Если в первом варианте любовь торжествует, то у второго, который может быть назван «вариантом Тристана и Изольды», конец трагический: все завершается разбитыми сердцами и нередко смертью. Этот вариант мы встречаем в мифологии (история Орфея), драматической трагедии («Ромео и Джульетта») и более современных романах («Страдания молодого Вертера» и др.).