Хулио Кортасар - Экзамен Страница 48

– Порядок, – сказал Андрес. – Готовьтесь, мы едем. – И он не торопясь направился туда, где стояли Клара с Хуаном, ощущая на ходу только что появившийся во рту вкус – вкус копоти, проглоченной с воздухом. «Вкус пепла, – подумалось ему. – Прекрасные слова, голубка в ковчеге. Последним звуком на земле, наверное, будет слово – возможно, личное местоимение».

– Тронулись, – сказал он, упруго наклоняясь вперед и беря их обоих под руку; они не сопротивлялись.

– Пошли, – сказал Хуан. – Какая разница.

– Осторожно, провод, – сказал Андрес. – Моя школьная учительница всегда говорила, что электричество – зловредный ток.

– Куда мы идем? – сказала Клара, и ее рука потянула назад. – Сперва объясни мне, почему —

– Идем, и все, – сказал Андрес. – Этого достаточно.

– Для меня – недостаточно. Нам было хорошо в баре, и —

– Иди, старуха, – сказал Хуан. – Не строй из себя «ивич», эти машинки по нашим дорогам не бегают.

«Уметь иногда быть жестким, – подумал Андрес. – А я умру, так и не научившись этому». Он свистнул Калимано, и тот пошел впереди. Хуан, высвободившись из рук Андреса, повернулся и взял Клару под руку с другой стороны. Теперь, когда они повернулись спиною к центру города, туман казался занавесом в кинозале, который раздвигается перед началом картины, когда перед первыми титрами по порошкообразной поверхности экрана просверкивают, потрескивая, искорки. Широкая улица была пуста, а вот и караульная будка у входа на территорию таможни —

Справа – железнодорожная колея, уходящая в заросший травою пустырь (но Калимано шел, не глядя по сторонам) —

– Почему-то мне вспомнился скорпион, – сказала Клара. – Как видите, я не собираюсь устраивать сцен. Я понимаю, что меня волокут силком, все это так глупо —

в конце концов, —

вот и вспомнился скорпион.

– Скажешь тоже. – Хуан наклонился и поцеловал ее в волосы. – Иногда очень правильно поступает. Вспомни скорпиона.

– Скорпиона, – сказала Клара. – Кто-то рассказывал о скорпионе, о его участи. Что за участь быть скорпионом и как ему необходимо следовать своей участи – быть скорпионом.

– Парафраз Иудиной участи, которая, в свою очередь, является парафразом участи Сатаны, – сказал Хуан. – И, отступая так дальше и дальше, в конце концов, увидишь, что сам Господь Бог… ой, слишком жарко, чтобы —

– Я все-таки вернусь к скорпиону, – сказала Клара.

– Я думаю: неужели необходимо, неужели действительно необходимо скорпиону знать, что он – скорпион?

– Да, – сказал Андрес. – Для того, чтобы его бытие имело смысл.

– Но имело бы смысл только для него, – сказал Хуан.

– Да, а это – главное. Для остальных же это выглядит чистой случайностью.

– Я спрашиваю потому, – сказала Клара, – что думаю об Абеле. Я хотела бы знать: действительно ли ему необходимо делать то, что он делает?

– Не переживай так из-за Абеля, – сказал Хуан.

– Абелю нравится привлекать к себе внимание, в этом разгадка.

«А я так не считаю», – подумала она с неожиданной строптивостью, и ей захотелось остановиться, повернуть назад, вернуться. Они пошли по берегу мимо снастей, скользя по булыжной мостовой. Несмотря на туман, было видно довольно —

кирпичные строения справа —

синяя шляпа —

но, может быть, это от —

первые причалы, канал —

это – от неба, синяя шляпа —

Калимано остановился и поджидал их —

от синего неба Буэнос-Айреса —

– Река, – сказал Калимано, – ушла в задницу.

– А, – сказал Хуан, – значит…

– Ничего, просто надо дойти до нее, ну, конечно, —

– Ну и дойдем, – перебил его Андрес. – Идите вперед, только и всего.

– Смотри-ка, шоколадная площадка, – сказал Хуан. – Помнишь?

– Помню, – сказала Клара. – Безобразная шоколадная площадка —

– Сколько песо ты у меня вытянула тут на сладкое!

– Чтобы приукрасить немного эту площадку, мерзкий скупец. Ведь всем известно, какая она некрасивая.

– Похожа на остров, выплывающий из тумана, – сказал Андрес. – Правда, я никогда не ел шоколада на этой площадке.

– И потерял прекрасные мгновения, – сказала Клара.

– Конечно, потерял, – сказал Андрес и выругал себя за сентиментальность. «Даже у самого края я не способен быть жестким». За что ни возьмись – Хуан, каждое слово – Хуан —

а почему, собственно, этого не должно быть, почему скорпион. Они обошли маленькую площадку по краю. «Лужайка для прогулок – ».

– Здесь мы считали суда, – прошептала Клара. – Я знала их все по именам.

– Только смотри, не плачь у меня, – сказал Хуан мрачно.

– Нет, нет. А вот здесь есть одна скамейка…

– Одна из двух, – сказал Хуан. – И старые деревья, как живые существа.

– С этой скамейки мы смотрели на суда у причала. Помню, там были «Графиня», «Тоба»… Ты знал гораздо больше названий, но я помнила их дольше.

– Как прекрасно смотреть на морские суда, – сказал Хуан. – Мы плавали на них на всех.

– Дешевое путешествие, но прекрасное, – сказала Клара. – Как легко было ненавидеть Буэнос-Айрес, когда он был тут, всегда —

– Смотрите под ноги! – крикнул Калимано. – Мостовая!

– Давайте обойдем здесь, – сказал Андрес. – Как это не поставить знак в таком месте…

– Зачем его ставить, – сказал Хуан, – если, кроме нас, его все равно никто не увидит. Мы говорили о площадке так, будто видели ее, а мы ее не видели.

– Я видела, – прошептала Клара.

– Нет, старуха. Ты просто помнишь ее.

(А вот и голубой свет на караульной будке) – Потом, не разговаривая, они медленно пересекли.еще одну площадь, которая шла на подъем. Калимано шагал, нащупывая ногою булыжник, напуганный провалом в мостовой, и теперь уже не верил тому, что видели глаза. «Скорей бы конец», – думал Андрес, по временам оглядываясь назад, туда, где туман казался не таким густым из-за звуков, из-за света фонарей вверху, из-за жары, которая словно бодала их лбом. «Наверное, с факультетской лестницы сейчас была бы видна река – ». Клара и Хуан шли, спотыкаясь, и не разговаривали. Раз или два Клара сказала: «Похоже на Онеггера», но не объяснила, что имела в виду. Хуан бормотал строчки стихов, что-то придумывал, развлекался как мог в своем крошечном портативном аду. От реки низом шел липкий дух, пахло уже не сыростью, а гнилой соломой, – глинисто-аммиачная вонь. «Высунь язык, – подумал Хуан. – Ну-ка, река, высунь язык —

Но если я – язык,

если это —

мой язык —

О, какой грязный, он мне

не нравится —

ну-ка, река, будьте добры, сейчас же —

(А завтра?)

Но я живу в своем ложе, раз я – река —

– Глядите кругом, – сказал Калимано. – По-моему, клуб где-то тут.

– Надо же, – сказала Клара, ища руку Андреса. – Оказывается, мы идем в клуб.

– Жизнь – это клуб, – сказал Хуан, – только второразрядный. Ишь ты, как славно у меня получилось. Андрес…

Но Андрес, несмотря на Кларину настойчивость, отнял руку и отошел в сторону поговорить с Калимано. «Ни того, ни другого – подумал он. – Остается совсем мало. Если они от меня уедут – ». Что дальше – он не знал.

– Вот, видна караульная будка, – крикнул Калимано. – А там и лодка недалеко. Мать моя, река ушла к чертям собачьим.

– Скорее наоборот, – сказал Хуан. – Или очень скоро так будет.

– Скорее, – прошептала Клара. – Пожалуйста, пойдемте скорее. Там…

Но там ничего не было, Андрес отпрянул, держа руку на пистолете, но не увидел ничего, кроме далеких огней, похожих на бенгальские, маячивших среди шлюпок. Тогда он вспомнил, что у причала не было никаких судов. Но более того, он был твердо уверен, что и в порту не видел судов. «Бедняжка моя, ей страшно. Первый раз она говорит: «Скорее». И радость, оттого что он видел: они решились, – поднималась в нем, точно дерево. Слова, слова.

– Скорее, – говорил Калимано. – Вот она – караулка.

Хуан прочитал слова над входом: Аргентинская рыболовная ассоциация. Рыба – бонито, багре – воскресенья, яхты – все открыто, все разобрано, здание окутано темнотой, а под ногами – вязкий ил, все, что осталось тут от реки, одна насмешка. Хуан повернулся (он шел последним). Буэнос-Айрес. Если все еще —

– Скорее, – донесся голос Клары. – Иди скорее, Хуан.

Он догнал ее, и Андрес наклонил голову, чтобы не обидеть его своим взглядом. По молу они почти бежали, Калимано с кошачьей ловкостью вел их и заставлял прибавить ходу. Туман поднимался от реки, они увидели мерцавший бакен канала. «Одни, – подумал Андрес. – Не может быть, чтобы мы были тут одни». Мысль эта не казалась ему невероятной, просто он не соглашался с нею.

– Здесь начинается вода, – сказал Калимано и указал на полосу как будто из шоколада. – Хорошо еще, что я рассчитал так, что лодка теперь у самой кромки. Видать, четыре, не меньше, сегодня повиснут на привязи, – бормотал он, перегнувшись через перила.

Андрес тоже смотрел вниз с неожиданно подступившим страхом, а вдруг —