Антон Чехов - Рассказы; Повести; Пьесы Страница 5

Однажды Чехов получил от знакомого писателя письмо, в котором тот, рассказывая один нелепый трагический случай, делал в связи с этим весьма пессимистические общие выводы. Чехов ответил ему так: «Мне всегда казалось, что Вы не справедливы к современной жизни, и всегда казалось, что это проходит болезненной судорогой по плодам Вашего творчества и вредит этим плодам… Я далек от того, чтобы восторгаться современностью, но ведь надо быть объективным, насколько возможно справедливым. Если теперь нехорошо, если настоящее несимпатично, то прошлое было просто гадко».

Чеховская идея прогрессивного общественного развития из года в год не только крепла, но и непрерывно пополнялась конкретным социально-историческим содержанием, чутко отражала существенные сдвиги в общественной атмосфере России. Развитию этого процесса во многом способствовала жизнь писателя среди народа.

Значительное ухудшение здоровья, острая неудовлетворенность всем укладом жизни в Москве, которую он почувствовал после возвращения с Сахалина, тяга к повседневному общению с народом заставили Чехова покинуть Москву. В 1892 году, купив в долг небольшое имение в подмосковном селе Мелихове, Чехов переезжает туда с семьей на постоянное жительство. Здесь он пробудет до 1898 года, когда дальнейшее обострение туберкулезного процесса вынудит его переселиться в Ялту. Активная земская деятельность и заботы о народном образовании, работа в качестве врача в особенности, не говоря уже о повседневном общении с мелиховскими мужиками, — все это вооружало Чехова превосходным знанием положения дел в деревне, обогащало огромным запасом наблюдений, давало бесценный материал для размышлений и выводов. Повести «Мужики» и «Моя жизнь», а позже повесть «В овраге» явились итогом этих наблюдений и размышлений.

Чехов нарисовал потрясающую картину темноты, нищеты, идиотизма деревенской жизни… Однако тут же он объяснял общественно-политические причины этих явлений и утверждал нравственные основы народной жизни. Пожив среди мужиков, Мисаил Полознев думает: «В самом деле, были и грязь, и пьянство, и глупость, и обманы, по при всем том, однако, чувствовалось, что жизнь мужицкая, в общем, держится на каком-то крепком, здоровом стержне. Каким бы неуклюжим зверем ни казался мужик, идя за своею сохой, и как бы он ни дурманил себя водкой, все же, приглядываясь к нему поближе, чувствуешь, что в нем есть то нужное и очень важное, чего нет, например, в Маше и в докторе, а именно, он верит, что главное на земле — правда и что спасение его и всего народа в одной лишь правде».

Чехов выступал здесь как продолжатель коренной традиции русской литературы — ее народности. Однако эта традиция была решительно освобождена им от народнических наслоений. В отличие от народников, Чехов не идеализирует ни крестьянский труд, ни патриархальные пережитки в мужицкой жизни, ни пресловутую «власть земли». Его вера в нравственные начала народной жизни неотрывна от убеждения, что всесторонний социальный и культурный прогресс призван смести темные стороны крестьянской жизни и что именно на этом пути раскроются духовные богатства русского человека.

Повесть «Мужики» — свидетельство дальнейшего развития чеховских гуманистических взглядов. Художественное исследование реального положения дел в деревне укрепляло веру писателя в человека. Это и позволяло ему бесстрашно рисовать жизнь такой, какова она есть. Жизнь среди народа имела и другие существенные последствия.

Все глубже вникая в противоречия социальной действительности, чутко вслушиваясь в пульс современной общественной жизни, Чехов непрерывно обогащает, социально и политически уточняет такие фундаментальные основы своего творчества, как попятил о человечности, справедливости, правде а красоте.

Прежде всего писатель отметает всякого рода фальшивки, всякие подделки под них. Забота фон Корена о справедливости, об интересах человеческого общества при ближайшем рассмотрении оказывается одной из разновидностей деспотизма и бесчеловечности, отрицательно оценивается в конечном счете незлобивость и покладистость доктора Рагина. Философские теории при этом поверяются элементарной человечностью, а декларируемая человечность — реальным содержанием теоретического построения. Основным критерием оценки того и другого все в большей и большей мере выступает отношение героев к современной исторической обстановке, к реальному положению народа в современном обществе. Одна из героинь рассказа «Дом с мезонином» является, казалось бы, воплощением красоты и справедливости. Однако, как выясняется, все это лишь видимость. Посвятив себя земской общественной деятельности, она не знает и не хочет знать подлинных интересов и нужд народа. Узость ее мышления неотделима от ее деспотической самоуверенности и черствости, которые рушат счастье художника и Мисюсь.

В повести «Моя жизнь» доктор Благово много говорит о прогрессе, но при этом с презрением отзывается о народе, о его насущных нуждах и интересах. И вновь эта особенность взглядов героя неразрывно связана с его эгоизмом и бессердечием в повседневной жизни. Повесть так и строится, что бесчеловечность Благово в отношении полюбившей его девушки — сестры Мисаила Полознева — оказывается лишь частным проявлением жестокости его буржуазно-прогрессистских воззрений, а в более широком плане — той жестокости и несправедливости, которую повседневно наблюдает и ощущает в своем родном городе Мисаил Полознев. Не удивительно, что однажды и губернатор, и жандармы, стоящие на страже существующих порядков, и мясник Прокопий, убежденный, что всяк должен знать свое место, и Благово с его философствованиями сливаются в сознании Мисаила воедино с залитой кровью городской бойней, на которой он побывал как-то вместе с мясником.

В рассказе «Студент» Чехов с предельной лаконичностью определил свой взгляд на сущность человеческой жизни. Студент Великопольский, возвращаясь с охоты, остановился у костра и рассказал двум крестьянкам евангельскую легенду. Героя поразило, как взволновала неграмотных женщин нравственная сущность далеких легендарных событий. Только что он был полой тяжелых мыслей об окружающей его нищете и тьме и был убежден, что так было и много веков назад. Но теперь он приходит к выводу, «… что правда и красота… продолжались непрерывно до сего дня и, по-видимому, всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле»… «Прошлое, — думал он, — связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекающих одно из другого. И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой».

Убеждение в том, что правда и красота нерасторжимы, является характернейшей особенностью всего творчества писателя. Существенно, однако, что чеховское представление о правде определялось в первую очередь его пониманием справедливости в отношениях между людьми в их личной и общественной жизни. В девяностые годы в этом единстве личных и общественных отношений проблема гражданственного облика человека, осознания им своего общественно-исторического долга приобретает все большее, а, в конечном счете и решающее значение. Вместе с тем непрерывно обогащается и само понятие об общественно-исторической миссии человека. Все это приводит к существенному пересмотру того традиционного представления о человеческом счастье, которому и сам писатель отдал дань во второй половине восьмидесятых годов.

В 1886 году был опубликован рассказ Чехова «Любовь». Герой рассказа влюбился, сделал предложение и теперь женат. Его жена примитивнейшее и ограниченнейшее существо, другие члены семьи, в которую он попадает после свадьбы, и того непригляднее. Герой понимает это, но он любит свою жену и поэтому прощает ей и ее родным все. Прощает и чувствует себя по-настоящему счастливым человеком. «Мотивы такого всепрощения, — признается он, — сидят в моей любви к Саше, а где мотивы самой любви — право, но знаю». В 1889 году была напечатана первая часть рассказа «Учитель словесности», написанная по той же сюжетной схеме и в том же духе. Речь шла здесь о том, как Никитин влюбился в Манюсю Шелестову и как сделал ей предложение. Дом Шелестовых тоже весьма непригляден, но герой любит, счастлив, и все ему кажется чудесным и прекрасным. «Ну, дом! — думал Никитин… — Дом, в котором стонут одни только египетские голуби, да и те потому, что иначе не могут выражать своей радости!»

Проходит пять лет. В 1894 году Чехов пишет вторую главу рассказа. Начало новой главы — кульминация счастья героя. Он признается, что раньше, когда был студентом и жил в бедных номерах на Неглинном, счастье казалось ему недосягаемым, возможным лишь в романах, а вот теперь он испытывал это счастье, «… на самом деле, казалось, брал его руками». Герой горд своим счастьем. «Я верю в то, — говорит он жене, — что человек есть творец своего счастья, и теперь я беру именно то, что сам создал». Вскоре, однако, наступает похмелье. Пустяковые, казалось бы, происшествия заставляют его по-новому взглянуть и на свое «счастье», и на себя, и на свою супругу, и на свой дом. Теперь он думал, «что, кроме мягкого лампадного света, улыбающегося тихому семейному счастью, кроме этого мирка, в котором так спокойно и сладко живется ему и вот этому коту, есть ведь еще другой мир… И ему страстно, до тоски вдруг захотелось в этот другой мир, чтобы самому работать где-нибудь на заводе или в большой мастерской, говорить с кафедры, сочинять, печатать, шуметь, утомляться, страдать… Ему захотелось чего-нибудь такого, что захватило бы его до забвения самого себя, до равнодушия к личному счастью, ощущения которого так однообразны». Проходит еще немного времени, и Никитин окончательно убеждается, что счастье его было иллюзией и что теперь для него начинается «…новая, нервная, сознательная жизнь, которая не в ладу с покоем и личным счастьем».