Федор Решетников - Подлиповцы Страница 5

– Батшко, не губи!.. Камнем девку-то пришибло в печке! Што хошь возьми… не губи…

– Рассказывай, как было! Пила рассказал все. Дьячок верил и не верил. Он стал еще смотреть на лицо девушки: кажется, и камнем из печки пришибло, кажется, и другой кто-нибудь убил. Он затруднялся: поверить Пиле или нет?

– Не верю я тебе, я пойду к становому.

– Батшко, не губи! Я те все сказал… Што я, зверь, што ли?.. Сысойко хворат, старуха тоже… А эти в печке дрыхнули… Я так и увидел камень на лице-то.

– Целуй крест! Пила поцеловал.

– Клянись, что не ты убил.

– Эх ты! Я вон и Сысойку спрашивал, он заревел только, жалко стало. А ты говоришь: убил, убил!.. Эх ты!.. Я вон только восемь Медведев убил… Дьячок опешил. К подобным выходкам он уже привык.

– Давай корову! Пила опять повалился в ноги. Жалко ему было коровы, а как он да к становому пойдет?

– Не погуби, батшко!

– Так не даешь коровы?

– Не дам.

– Ну, и не давай. – Дьячок пошел из церкви и увидев постороннего крестьянина, позвал его: – Ступай, Семен, за крестьянами, да позови станового.

– Батшко, не зови! Дам корову!.. – кричал Пила.

– А не дашь?

-А дам, только станового не зови…. Дьячок сказал Семену, что станового и людей не нужно.

– Ну, теперь, Пила, ступай за коровой, а схороним после.

– Ты теперь зарой.

– Сказано, приведи корову.

– Варнак ты, варнак!.. В это время подошел пономарь с ружьем.

– Ну, и погодка анафемская, – сказал он, – шел-шел и воротился. Порох забыл… Ах, будь ты проклят!..

– Вот что, Гаврилыч. Пойдем-ка в Подлипную за сбором.

– Ну уж, черта два получишь!

– Ты посмотри вот на ребенка, что они делают. Пономарь посмотрел на лицо ребенка.

– Ах ты, разбойник! Ах ты, мерзкая душонка! Сходить за становым?

– Нет. Он корову хотел дать.

– Обманет, стерво!

– Обманет, тогда к становому уведем.

– Ну, Пила, молодец! Дьячку ты даешь корову, а мне дай лошадь!

– Я те дам лошадь.

– Что? – Пономарь схватил Пилу за бороду. Пила толкнул его так, что он упал на пол. Пиле смешно стало.

– Што? Я, бат, восемь Медведев убил.

– Собирайся, Гаврилыч.

– Чай, надоть отцу Петру про дело-то рассказать?

– Скажем и ему. Через два часа Пила вез в Подлипную на своей и поповской лошадях, запряженных в поповские сани, попа и дьячка.

V

Дорогой в Подлипную Пила долго ругался. Ругал он и священника, и дьячка. Вины за собой он никакой не знал: ребята не его, за что же корову-то с него просят? Уж лучше бы самому зарыть ребят в лесу… А корова-то какая славная; теленка скоро родит; можно будет продать теленка-то да хлебушка купить… Говорила жена: не езди, не бери ребят. Так нет… Священник с дьячком рассуждали: как поступить с подлиповцами; все они ничьего не дают, никакие страхи их не берут и веровать-то они по-христиански не хотят… Наконец приехали в Подлипную. Священник и дьячок вошли в избу Пилы и влезли на полати, потому что в избе было холодно, да к тому же они хорошо прозябли. У дьячка был в запасе бурак с водкой. Семейство Пилы осталось на печке. Апроське было немного легче, но она все лежала. Иван все хворал. Матрена ходила.

– Ну-ко, Матрена, дай нам закусить, – просил священник.

– Да что я тебе дам-то? Хлебушка нет, молока нет, Кору нынче едим…

– Поди, посбирай в деревне.

– Где уж, там ни у кого нет хлебушка. Вон Пила не привез ли… – Пила действительно привез две ковриги хлеба и несколько фунтов муки. Пила распрягал лошадей, ругая дьячка. Павла он послал к подлиповцам: «Беги ко всем, скажи: поп, мол, наехал, тащи, мол, образа в угол…» Павел ушел и сделал так, как велел Пила. У подлиповцев до сей поры все образа были где-то на полатях; теперь Павел поставил их на полки в передних углах. Пила принес в избу хлеба, отрезал несколько ломтей и роздал священнику, дьячку и своему семейству. В несколько минут одной ковриги не стало.

– Ты, тятька, снеси Сысойке-то! – просила Апроська Пилу.

– Эй, ты, Пила! хошь водки? – кричал с полатей дьячок, уже опьяневший.

– Давай. Пила хлебнул из бурака.

– Смотри, не обмани… Обманешь, трех дней не проживешь, – продолжал кричать дьячок.

-Молчи, оттаскаю за волосы-те! – ворчал Пила. Дьячок соскочил с полатей, хватил было Пилу за бороду, да Пила его на пол бросил.

– Ты знай, у меня сила, а ту що! – бахвалился Пила

– Ну пойдем к подлиповцам, – сказал священник, слезая с полатей. – А ты, девка, все еще не замужем? – спросил он Апроську.

-Нет, батшко.

– То-то, смотри. Найду ребят, беда тебе будет!

– Ужо тепло будет, повезу ее, – сказал Пила.

– Ты давно мне говоришь. С кем ты ее хочешь свенчать?

– А с Сысойком.

– То-то. Ну, пойдем. Пила повел священника и дьячка к Сысойке. С собой он захватил полковриги хлеба. Сысойке было легче, но он все еще лежал. В избе холодно и темно.

– Зажигай лучину! – командовал дьячок. Лучину зажгли. Священник стал смотреть в передний угол: есть ли икона. Икона была.

– Эй, вы, черти! Отчего никого нет? – кричал дьячок.

– Да больны они, больно больны, – сказал Пила. Сысойко спрятался в угол на полатях и молчал. Мать его по-прежнему стонала. Переночевав у Пилы, священник и дьячок поехали в село. Пила ехал за ним на дровнях; за дровнями шла Пилина корова с веревкой на шее. Как ни горько было Пиле вести корову в село, но он, из боязни, чтобы не погубил его становой, решился-таки отдать ее. «Ужо, как помрет Пантелей, возьму его корову себе. А не помрет, из другой деревни уволоку», – думал Пила. Матрена, как Пила стал привязывать корову к дровням, поленом ударила Пилу, дьячка обругала, как только могла, и, может быть, убила бы Пилу за корову, да у нее силы не было: Пила и дьячок до того избили ее, что она едва-едва добралась до своей избушки. Матрена больше всего в своей жизни любила корову. Корова для нее была больше нежели дети: дети ей ничего не давали, а корова снабжала всю семью молоком и летом не просила есть, а питалась в лесу, сама находила пищу для себя; только зимой Матрена наваливала ей сена каждое утро. А теперь как она будет жить без коровы?..

VI

Пила приехал в село вечером. Заплакал Пила, как заперли его корову в чужую стайку. Хотел он увести корову ночью, да двери стайки были на замок заперты. На другой день отпели умерших, а Пила с церковным сторожем едва-едва сделали на кладбище маленькую ямку и. свалили туда гроб, потом завалили яму землей и снегом. После этого Пила пошел к дьячку просить денег. Дьячок сжалился над Пилой, дал ему пятнадцать копеек серебром. Пила был очень доволен этими деньгами и даже повалился в ноги. Выйдя из двора дьяческого, Пила долго стоял у своей лошади. Его сильно давило горе. Он лишился, коровы, которая кормила его. Как он теперь без коровы будет жить? Как семья его пробьется до лета? Не корова бы, что бы было с ними? Пиле все теперь опротивело, проклял он свою жизнь, долго бил свою лошадь, сам не зная за что, сел на дровни, стегнул лошадь, лошадь пошла по улице. Пила не знал, куда ехать, и пустил лошадь на произвол. Лошадь дошла до лесу. Дорога вела в деревню. Пила не поехал в деревню, а поехал в город. В городе Пила шатался две недели. Жил он подаянием добрых людей. Придет в дом, попросит ради Христа, ему дают, кто ломтик хлеба, кто грошик. Ломтей у Пилы накопилось много; деньги шли на водку. Хотел он купить на рынке корову, да просили десять рублей. Видел он дьячка своего сельского, тот сказал ему, что корову он подарил по начальству. Узнавши, где корова, Пила две ночи сряду ходил к воротам нового ее хозяина, да все ворота заперты; перелез он через заплот, да и там не нашел коровы, а зарубив топором двух свиней и перебросив их через заплот, увез в лес и там зарыл в снегу. Пила собрался ехать, как увидел около питейной лавочки толпу мужиков: зырян, вотяков, пермяков и крестьян Вологодской и Архангельской губернии. Пилу любопытство взяло, и он спросил одного из толпы:

– Што, ребя?

– Ништо, – сказал один крестьянин.

– Ты откедова?– спросил Пилу другой крестьянин.

-А подлиповец! А вы-то?

– А мы бурлацить.

– Лиже! А поште?

-Бают: баско, богачество, бают… Пила задумался. Каждую зиму он видел около этого кабака толпу мужиков, каждую зиму он слышит, что они идут бурлачить, богачество, бают, от бурлачества получают. Прежде Пила не верил мужикам, говорящим про богачество, и не спрашивал, что такое бурлачество; теперь ему опротивела жизнь, мужики раззадорили его. Не лучше ли бурлачить? – спросил сам себя Пила: А Сысойко?.. а Апроська? Ну их к лешим и с бурлачеством!..» Апроська показалась Пиле милее бурлачества… «Уйди там, а куда… Ну, уйди – и тю-тю…» – думал Пила. Однако он снова, подошел к бурлакам.

– А вас много?

– Не все ошшо. – Их было человек тридцать.