Айн Рэнд - Исток Страница 5

Сидя в машине, он спросил:

— Кто он, Доминика?

Она повернулась к нему. Её глаза сузились. Потом на её лице появилась улыбка:

— Простой рабочий с каменоломни.

Она рассчитала правильно. Он громко рассмеялся.

— Ну, конечно, смешно было бы думать, что ты скажешь. Ты знаешь, Доминика, что я тебя люблю. И я не позволю тебе снова исчезнуть. Теперь, когда ты вернулась…

— Теперь, когда я вернулась, Питер, я не хочу тебя видеть. Ну, конечно мы будем встречаться в обществе. Но, пожалуйста, не звони мне. И не пытайся меня увидеть. Ты, Питер, воплощаешь в себе все то, что я ненавижу в мужчинах. Ты не худший из них. Ты лучший. Вот это то и страшно. Если я когда-нибудь вернусь к тебе, прогони меня. Я говорю тебе это сейчас, потому что сейчас я могу тебе это сказать. А когда я приду к тебе, ты уже не сможешь остановить меня.

Роджер Энрайт начал свою жизнь как шахтер. На своем пути к миллионам, которыми он сейчас обладал, ему не помогал никто. Среди богатых людей он не пользовался популярностью — они не любили его за то, что он разбогател так быстро. Он ненавидел банкиров, профсоюзы, женщин и биржу. Он никогда не продал ни одной акции, и владел своим богатством безраздельно. Помимо нефтяных компаний он владел издательством, рестораном, гаражом, заводом холодильников. Перед тем, как предпринять какую-либо финансовую операцию он тщательно изучал все материалы. Он работал 12 часов в день.

Когда он решил воздвигнуть здание, он потратил на поиски архитектора шесть месяцев. Он выбрал Роурка в конце своего первого разговора с ним, который продолжался полчаса. Позже, когда были сделаны первые чертежи, он дал указание приступить к строительству немедленно. Когда Роурк хотел объяснить ему свои чертежи, он не дал ему договорить:

— Бессмысленно объяснить мне абстрактные идеи. У меня не было никаких идей. Люди говорят, что я аморален. Я делаю только то, что мне нравится. Но что мне нравится, я знаю совершение точно.

Роурк никогда не говорил Энрайту о своей попытке привлечь его внимание раньше. Но Энрайт каким-то образом узнал об этом. Секретарь был уволен через пять минут. А через десять минут он, как ему было приказано, покинул контору, оставив деловое письмо недопечатанным.

Роурк снова открыл свою контору — ту же комнату на верхнем этаже старого здания. Но он увеличил её, присоединив несколько смежных помещений. Он взял на работу нескольких молодых чертежников, не имеющих большого опыта. Он никогда о них не слышал раньше, и не просил рекомендательных писем. Ему было достаточно в течение нескольких минут проглядеть их рисунки и эскизы.

Роурк работал с увлечением. Бывало, что он оставался в конторе всю ночь. Когда утром чертежники приходили на работу, они не видели усталости на его лице. Он переходил от доски к доске, делая поправки, и его слова звучали так, как будто ничто не прерывало работу мысли, начатую много дней назад.

— Говард, ты невыносим, когда ты работаешь, — сказал ему однажды Хеллер.

— Почему? — изумленно спросил Роурк.

— Даже простое пребывание в одной комнате с тобой утомительно — слишком большое напряжение.

— Я не понимаю, о каком напряжении ты говоришь. Я чувствую себя совершение естественным именно тогда, когда я работаю.

— В этом-то все и дело! Ты совершенно естественнен только тогда, когда ты почти разрываешься на куски. Непонятно, из чего ты сделан, Говард? Ведь это всего-навсего здание, а не комбинация священнодействия, индийской пытки и сексуального экстаза, как тебе представляется.

— А разве это не так?

Роурк нечасто вспоминал о Доминике. Но когда он вспоминал, он понимал, что мысли о ней присутствуют постоянно. Он хотел её. Он знал, где найти её. Но он выжидал. Ожидание забавляло его, потому что он знал, что для неё оно невыносимо. Он знал, что его отсутствие привязывало её к нему сильнее, чем его присутствие. Он давал ей время на то, чтобы побороть чувство к нему, чтобы она могла понять свою беспомощность, когда он, наконец, захочет её увидеть. Пусть она знает, что даже это было задумано им, было проявлением его власти над ней. И тогда у неё будет только два выхода: либо убить его, либо придти к нему самой. Вот почему он ждал.

В декабре ему как-то позвонил Хеллер и сказал, что в следующую пятницу они приглашены в дам Холькомбов на официальный прием. Роурк не хотел идти, ссылаясь на занятость. Но Хеллер убедил его, поскольку на этом приеме будут люди, желающие с ним познакомиться и в дальнейшем пригласить его в качестве архитектора.

— Нельзя же работать по 14 часов в день. Почему хоть однажды не сделать исключения. Увидишься со старыми друзьями. Там будет Эрик Снайт, Питер Китинг, Гай Франкон и его дочь. Тебе надо с ней познакомиться. Ты когда-нибудь читал её статья?

— Я пойду, — сказал Роурк.

— Ну вот и отлично. Между прочим, а у тебя есть смокинг?

— Да. Энрайт заставил меня заказать один.

Когда Хеллер ушел, Роурк долго сидел за столом своей большей комнаты в новой однокомнатной квартире, которую он недавно снял в одном из новых домов на тихой улочке. Комната выглядела огромной и пустой. Мебели было мало, и казалось, что если крикнешь, то услышишь эхо. Он решил пойти на прием, потому что знал, что это было то место, где Доминика никак не ожидала его встретить.

Китинг медленно пробирался по направлению к Доминике через толпу гостей. Она была в вечернем платье цвета стекла. Китингу казалось, что она настолько прозрачна, что через неё можно увидеть стену, около которой она стояла. Когда он подошел, она не сделала попытки отвернуться от него. Но монотонность её ответов заставила его отойти через несколько минут.

После того, как Роурк и Хеллер вошли, Хеллер спросил у него:

— Кого ты хочешь увидеть сначала? Вон там стоит Доминика Франкон, она как раз смотрит сюда. Пошли.

Роурк повернулся. Он увидел Доминику, которая одиноко стояла в другом конце комнаты. На её лице не было никакого выражения. Было странно видеть это лицо, обращённое к ним. Роурк испытал яростное удовольствие оттого, что она казалась слишком хрупкой, чтобы выдержать всю жестокость его поведения. Тем не менее держалась она превосходно.

— Мисс Франкон, могу я представить вам Говарда Роурка? — сказал Хеллер.

— Здравствуйте, м-р Роурк.

Роурк поклонился: — Здравствуйте, мисс Франкон.

Она сказала:

— Энрайт Хаус…

Она произнесла эти два слова так, как будто не хотела их произносить, и как будто они означали не дом, а много других понятий. Потам она улыбнулась.

— Я знаю Роджера Энрайта. Он почти друг нашей семьи. Я думаю, что я ему почти нравлюсь. Но он не может простить мне работу в «Знамени».

Стоя между ними, Хеллер подумал, что он ошибся сначала, что в этой встрече нет ничего странного. Он был несколько озадачен, что Доминика ничего не говорит об архитектуре, как следовало бы ожидать. И с сожалением заключил, что ей не понравился Роурк, как не нравилось ей большинство людей, с которыми она встречалась. Кто-то позвал Хеллера, и Роурк и Доминика остались одни.

Они говорили об Энрайте, и Доминика не могла прочесть на его лице ни малейшего намека на интимность. Он говорил как чужой. Она наблюдала за ним, думая, что её открытое платье ничего не скрывает от него, что он использовал её тогда почти как пищу, которую он ест. Она понимала, что он хочет, чтобы она первая напомнила ему о прошлом — он знал, что она не могла забыть.

— Роурк! Вот уж не ожидал вас увидеть! Сколько времени прошло! Очень, очень рад. Доминика, можно я его на минутку уведу? — воскликнул Эрик Снайт.

И они оба отошли. В течение всего оставшегося вечера он не взглянул на Доминику. Она внимательно наблюдала за всем, что происходило вокруг него — с кем он разговаривал, как и кого он слушал. Она и не ожидала, что он снова подойдет к ней. Но пока он находился в комнате, у неё не было сил уйти отсюда.

Среди гостей был еще один человек, который внимательно следил за Роурком с того момента, когда тот вошёл в комнату. Он не знал сначала, кто это, но не смог оторвать от него глаз. Для него это не был человек, это была сила, явление. Он спросил, как его имя, у Снайта, оказавшегося рядом. Тот ответил и спросил, не хочет ли Тухи с ним познакомиться. Тухи отказался. Роурк даже не подозревал о существовании Элсворса Тухи.

Когда Роурк ушел, Доминика направилась к выходу. Её остановила Кики Холькомб.

— Доминика, что ты думаешь о Говарде Роурке? Я видела, что ты разговаривала с ним.

— Я думаю, что он наиболее отвратительный человек из всех, с кем я когда-либо встречалась. Ну, и кроме того, наиболее привлекательный, если это имеет для тебя значение.

— Привлекательный? Ты шутишь, Доминика!

И Доминика поняла, что то, что она видела в лице Роурка, что для неё делало это лицо лицом бога, другие просто не замечали.