Бальтасар Грасиан - Критикон Страница 5

– Очутившись средь такого множества разнообразнейших красот, о коих я никогда и помыслить не мог, я устремился вперед более духом, чем телом, не столько ноги мои пришли в движение, сколько глаза. Все привлекало мое внимание как невиданное чудо, всем я восхищался как невообразимым совершенством. И если вчера, созерцая небо, я пользовался только зрением, то сегодня наслаждался всеми пятью чувствами, да и тех не хватало все это богатство объять. Хотелось обладать сотнею глаз и сотнею рук, дабы утолить любознательность души. Будто завороженный, глядел я на несметное множество творений, столь различных по проявлениям и сути, по форме и краскам, качествам и движениям. Я срывал розу, любовался ее красотой, обонял ее аромат, не в силах наглядеться и перестать удивляться. Другую руку протягивал за каким-либо плодом, то и дело пробуя их на вкус и познавая сие преимущество плодов над цветами. Вскоре я нагрузился всякой всячиной – приходилось бросать одно, чтобы схватить другое, каждый раз с новым восторгом и новым наслаждением. Более всего восхищало меня, что при таком обилии созданий земных они столь непохожи, при такой многочисленности столь разнообразны, – ведьни один листок растения, ни одно перо птицы не смешаешь с листьями и перьями других пород.

– Мудрый Мастер, – заметил Критило, – порадел не только о первейших нуждах человека, для кого все сие и создавалось, но также о его удобствах и удовольствии, выказав щедрость свою, дабы его обязать столь же беззаветно служить Творцу, почитать Его.

– Многие плоды,. – продолжал Андренио, – я тотчас узнал – мои звери приносили их в пещеру, но тут было мне особенно приятно видеть, как они зарождаются и растут на ветках, – – чего прежде я не мог вообразить, хоть немало размышлял, откуда они. Другие, незнакомые, плоды обманули мои ожидания – были пресны, либо кислы.

– Таков дивный замысел Божественного Провидения, – сказал Критило, – предусмотревшего, чтобы плоды созревали не все разом, но поочередно, в разные поры года, соответственно нуждам живущих. Одни плоды готовы уже весною – они скорее для лакомства, нежели для пользы, и больше радуют тем, что ранние, чем зрелостью; другие, сочные, помогают переносить летний зной, а сухие, как более стойкие и согревающие, хороши в бесплодную зиму. Плоды сочные умеряют июльскую жару, сухие же питают нас в декабрьские морозы. Иссякнет урожай одних плодов, идут другие, дабы удобнее было их собирать и хранить, и мы круглый год наслаждаемся их изобилием и приятным вкусом. О, рачительная благость Творца! Кто может отрицать, даже тайно, даже в глупом своем сердце, существование мудрого провидения!

– Очутившись посреди этого удивительного лабиринта чудесных созданий, – продолжал Андренио, – я прямо терялся, когда, напротив, впервые находил себя; не зная, куда направиться, я отдался на волю изголодавшегося любопытства: каждое движение приводило в восторг, каждый предмет был новым чудом. Я срывал то один цветок, то другой, привлеченный их ароматом, прельщенный красотою, не в силах наглядеться, нанюхаться, обрывая лепестки и внимательно исследуя искусное устройство. Затем принимался восхищаться красотою всего, блистающей в целоммире. Ежели так прекрасен один цветок, рассуждал я, насколько же прекрасней целый луг; одна звезда ярка и красива, но куда нарядней и красивей все небо. И кто может не дивиться, не прославлять всю эту красоту, соединенную с пользой?

– У тебя хороший вкус, – сказал Критило, – только не уподобься тем, кто каждый год посещает рощи лишь для того, чтобы тешить чувства телесные, не посвящая душу более высокому созерцанию. Возвысь свой вкус и, воспринимая бесконечную красоту Творца, являемую нам на земле, говори себе: ежели такова тень, сколь же великолепна ее причина и реальность, за коей тень следует! Сравни живое с мертвым, нарисованное с подлинным, и ты поймешь: подобно тому, как искусный зодчий, сооружая великолепный дворец, заботится не только о прочности, устойчивости и об удобстве помещений, но также о красоте и изящной симметрии, дабы вид целого услаждал благороднейшее из наших чувств, зрение, – точно так же Божественный Архитектор, воздвигая большой дом вселенной, думал не только об удобстве и надежности, но и о красоте. Посему не удовольствовался он тем, чтобы деревья приносили плоды, но наделил их и цветами. Польза сочетается с прелестью; пчелы строят сладкие свои соты и дань берут для этого со всех цветов, высасывая целебные и ароматные соки, услаждающие обоняние и укрепляющие сердце. Так всем нашим чувствам дарованы и удовольствие и польза.

– Но увы! – возразил Андренио. – Насколько радовали меня цветы свежестью своей и благоуханием, настолько же огорчили, когда я увидел их увядшими.

– Это всего лишь, – заметил Критило, – подобие бренности человека. Красота – праздничный наряд всякого начала: год рождается среди цветов веселой весны, день встает в пурпуре улыбающейся зари, и человек вступает в жизнь среди радостей младенчества и роскошеств юности. Однако под конец все приходит к унылому увяданью, к горестному закату, к безобразной смерти – так бренность всего приводит к прозрению каждого.

– Натешив вволю зрение, – сказал Андренио, – приятнейшим сочетанием всевозможных красот, я не преминул усладить слух гармоничным пеньем птиц. Я слушал их сладостные напевы, трели, рулады, воркованье, фуги, свист и щелк, что наполняли веселой музыкой горы и долы, кущи и рощи, луга и берега, наперебой приветствуя рожденье солнца. С немалым удивлением я заметил, что природа наделила способностью петь, великою утехой в жизни сей, лишь птиц, – ни у одного из земных животных, которых я видел, не оказалось приятного голоса; напротив, разнообразные звуки, ими издаваемые, были либо грубы, либо резки и скрипучи. Видимо, оттого, что всем им присуще нечто скотское.

– Это потому, – пояснил Критило, – что пташки, обитательницы воздушных просторов, существа более субтильные: они не только разрезают воздух своими крылышками, но и одухотворяют его своими горлышками. И еще один дар жалован крылатому сему народцу: только они способны подражать человеческому голосу и говорить, как люди; более того, развивая эту мысль, можно сказать, что птицам, по их соседству с небом, назначено возносить хвалебные, хоть и неосмысленные, гимны божеству. И на другое хотел бы я указать: ни у одной птицы нет смертоносного яда – в отличие от многих тварей, особливо же пресмыкающихся, лепящихся к земле, от которой, верно, и передается сия коварная ядовитость, тем поучая человека, что должен он возвыситься над землей, отдалиться от ее грязи.

– Очень нравилось мне, – продолжал Андренио, – также глядеть на пташек, таких нарядных, таких пестрых, одетых в такое яркое и легкое оперенье.

– Заметь еще, – добавил Критило, – что и у птиц и у животных самец всегда нарядней и щеголеватей самки; то же видим мы и у людей, хотя это как будто опровергается склонностью женщин к нарядам и учтивой лестью мужчин.

– Но что меня всего сильней восхищало и до сих пор изумляет, – сказал Андренио, – так это поразительная стройность, с какою движется и размещается великое множество разнообразных созданий, одно другому не мешая, но, напротив, друг другу давая место и помогая.

– Сие еще одно дивное проявление, – сказал Критило, – бесконечной мудрости Творца, с коей распределил он все сущее по весу, числу и мере.

Коль приглядеться, увидишь, что все сотворенное имеет свое место в пространстве, свою длительность во времени и особое свое назначение в делах и в бытии. Увидишь также, что все творения подчинены одно другому сообразно степеням совершенства. Из основных стихий, занимающих в природе самую низкую ступень, образуются смешанные, среди коих низшие служат высшим. Травы и деревья, стоящие на первой ступени живого, – ибо наделены лишь жизнью растительной, – развиваясь и вырастая до назначенного им предела совершенства в возрасте и росте, иже превысить не могут, служат пищей для существ чувствующих, стоящих на второй ступени жизни, ступени животной, которая выше растительной. Это животные на земле, рыбы в море, птицы в воздухе. Они едят траву, населяют деревья, питаются их плодами, гнездятся в ветвях, прячутся в стволах, прикрываются листьями, живут под их сенью. Но те и другие, растения и животные, служат живым существам третьей ступени, гораздо более совершенным и высоко стоящим, коим дано не только расти и чувствовать, но еще и рассуждать, мыслить и постигать, – это человек, который в конечном счете подчинен Богу и к Нему устремляется, познавая, любя и служа. Вот таким-то способом все упорядочено с дивной стройностью и согласием, и все создания помогают друг другу существовать и умножаться. Вода нуждается в земле, ее поддерживающей, земля – в воде, ее оплодотворяющей, воздух прибывает от воды, а воздухом питается и поддерживается огонь. Все так рассчитано и соразмерено, чтобы из частей образовывалось целое и чтобы части эти содействовали бытию вселенной. Тут уместно с особым и радующим душу тщанием рассмотреть хитрые способы и искусные приемы, коими Верховный Промысел снабдил всякую тварь для умножения и сохранения ее бытия и свойств, в особенности же существа чувствующие, – ибо они более ценны и совершенны, – наделив каждое природным инстинктом для различения добра и зла, дабы стремились они к первому и избегали второго. И тут уже надлежит не столько перечислять, сколько восхищаться изумительной способностью одних обманывать, а других спасаться от гибельного обмана.