Уильям Теккерей - Базар житейской суеты. Часть 4 Страница 5

Смѣшанныя чувства наслажденія и ужаса овладѣваютъ публикой. Дамы перешептываются. Черпый невольникъ подаренъ Сандсу Бедуину египетскимъ пашою въ промѣнъ за три дюжины бутылокъ мараскина. Мицраимъ такъ часто зашивалъ одалисокъ въ мѣшки и топилъ ихъ въ Нилѣ.

— Пусть войдетъ продавецъ невольницъ, говоритъ турецкій ага, дѣлая повелительный жестъ рукою.

Мицраимъ представляетъ продавца невольницъ передъ ясныя очи аги. Съ нимъ входитъ женщина, закрытая покрываломъ. Купецъ сдергиваетъ покрывало. Трепетъ восторга пробѣгаетъ по всей залѣ. Невольницу представляетъ мистриссъ Уинкъуорсъ, леди съ прекрасными волосами и глазами. На ней великолѣпный восточный костюмъ: ея черные локоны унизаны брильянтами; золотые піастры блестятъ на ея платьѣ. Ненавистный поклонникъ Мухаммеда плѣняется ея красотой. Она падаетъ на колѣни, и умоляетъ агу возвратить ее въ горы, туда, гдѣ она родилась, гдѣ возлюбленный ея, молодой Черкесъ, оплакиваетъ отсутствіе своей Зюлейки. Но закоснѣлый Гассанъ не внемлетъ мольбамъ красавицы. Онъ смѣстся, когда она говоритъ ему о своемъ женихѣ. Зюлейка закрываетъ руками свое лицо, и принимаетъ позу очаровательнаго отчаянія. Уже нѣтъ для нея никакой надежды, какъ… какъ вдругъ выступаетъ на сцену кизляръ-ага.

Кизляръ-ага приноситъ письмо отъ султана. Гассанъ получаетъ и кладетъ себѣ на голову страшный фирманъ. Смертельный ужасъ потрясаетъ его члены, между-тѣмъ какъ лицо Негра (тотъ же Мицраимъ, только въ другомъ костюмѣ) проникается дикою радостью. «Пощади! пощади!» кричитъ паша; но кпизляръ-ага, дѣлая страшную гримасу, вынимаетъ роковой снурокъ.

Занавѣсъ опускается въ ту минуту, когда начинаютъ приводить въ исполненіе фирманъ повелителя правовѣрныхъ.

— Первые два слога! кричитъ Гассанъ, и мистриссъ Родонъ Кроли, выступая теперь на сцену для выполненія своей роли въ шарадѣ, поздравляетъ мистриссъ Уинкъуорсъ съ блистательнымъ успѣхомъ, и разсыпается въ комплиментахъ ея роскошному и вполнѣ изящному костюму.

Начшіается вторая часть шарады. Дѣйствіе опять происходитъ на Востокѣ; Гассанъ, въ другомъ костюмѣ, стоитъ подлѣ Зюлейки, совершенно примирившейся съ нимъ. Кизляръ-ага превратился въ чернаго невольника. Восходитъ солнце въ пустынѣ. Турки обращаются головами къ востоку и преклоняются къ песку. За неимѣніемъ дромадеровъ, музыкальный оркестръ играетъ — «верблюды идутъ». На сценѣ появляется огромная египетская голова. Это — голова музыкальная, и къ удивленію восточныхъ путешественниковъ, она поетъ комическую пѣсню, сочиненную мистеромъ Уаггомъ. Восточные путешественники отплясываютъ, какъ Папагено и Маврскій Король въ «Волшебной Флейтѣ«.

— Послѣдніе два слога! проревѣла голова.

Эгистъ, трепещущій и блѣдный, прокрадывается на цыпочкахъ. Но что это за страшная, зловѣщая фигура выставляется изъ-за перегородки? Эгистъ заноситъ свои кинжалъ на пораженіе спящаго воина, который, въ эту минуту, поворачивается въ постели и открываетъ свою широкую грудь, какъ-будто подставляя ее подъ ударъ. Рука Эгиста дрожитъ, и у него недостаетъ духа поразить благороднаго вождя. Клитемнестра быстро проскользаетъ въ комнату, какъ призракъ. Ея обнаженныя руки бѣлы какъ снѣгъ, темнорусые волосы волнуются по ея плечамъ, лицо покрыто смертною блѣдностью, и глаза ея сверкаютъ такою убійственною, адскою улыбкой, что зрители проникаются невольнымъ трепетомъ при взглядѣ на нее.

— Великій Боже! Неужели это мистриссъ Родонъ Кроли? раздался чей-то голосъ изъ толпы.

Трепетъ ужаса пробѣгаетъ по всей залѣ. Клитемнестра между-тѣмъ съ презрѣніемъ выхватываетъ кинжалъ изъ рукъ Эгиста, и подходитъ къ постели. При мерцаніи лампы, она склоняется надъ головой спящаго воина… лампа гаснетъ… раздается стонъ. Все темно.

Внезапный мракъ и быстрота совершившейся сцены перепугали всѣхъ джентльменовъ и леди. Ребекка выполнила свою роль такъ натурально и съ такимъ демонскимъ искусствомъ, что зрители онѣмѣли отъ изумленія, и никто изъ нихъ не могъ произнести ни одного звука, пока снова не засвѣтились лампы. Но тутъ уже оглушительныя рукоплесканія послужили самымъ искреннимъ выраженіемъ всеобщаго восторга.

— Браво! браво! браво! закричалъ лордъ Стейнъ, и голосъ его заглушилъ громкій говоръ всей остальной публики. Но вѣдь это, господа, такъ натурально, такъ натурально, что… пробормоталъ онъ потомъ сквозь зубы.

Затѣмъ послѣдовалъ дружный вызовъ благородныхъ актеровъ и актрисъ.

— Клитемнестру! Пашу! Клитемнестру! Агамемнонъ не могъ вдругъ показаться въ своей классической туникѣ; онъ остановился на заднемъ планѣ вмѣстѣ съ Эгистомъ и другими выполнителями этой маленькой драмы. Мистеръ Бедуинъ Сандсъ вывелъ Зюлейку и Клитемнестру. Одинъ знатный вельможа непремѣнно хотѣлъ, чтобы его тотчасъ же представили Клитемнестрѣ.

— Мистриссъ Родонъ Кроли была убійственно-очаровательна въ своей роли, замѣтили лордъ Стейнъ.

Озаренная торжественной улыбкой; Бекки раскланивалась передъ зрителями, какъ истинная артистка.

Между-тѣмъ явились оффиціанты съ прохладительными лакомствами на огромныхъ подносахъ. Актеры исчезли со сцены, чтобъ приготовиться ко второй шарадной картинѣ.

Три слога этой шарады надлежало изобразить въ пантомимѣ, и выполненіе послѣдовало въ слѣдующемъ порядкѣ:

Первый слогъ. Полковникъ Родонъ Кроли, въ длинномъ сюртукѣ, въ шляпѣ съ широкими полями, съ палкой и фонаремъ въ рукахъ, занятымъ изъ конюшни, проходитъ черезъ сцену, брюзгливымъ крикомъ какъ-будто желая показать обитателямъ дома, что ужь пора ложиться спать. У нижняго окна сидятъ двое купеческихъ прикащиковъ, и кажется играютъ въ криббиджъ. Игра тянется вяло, и они зѣваютъ. Къ нимъ подходитъ молодой человѣкъ, повидимому, половой (Джорджъ Рингвудъ, выполнившій эту роль въ совершенствѣ), и останавливаетъ ихъ среди партіи. Скоро появляется горничная (лордъ Саутдаунъ) съ нагрѣвальникомъ и двумя шандалами. Она входитъ въ верхнюю комнату, и нагрѣваетъ постель. Жаровня въ ея рукахъ служитъ орудіемъ для привлеченія къ ней вниманія прикащиковъ. Горничная уходитъ. Прикащики надѣваютъ ночные колпаки и опускаютъ сторы. Половой выходитъ, и запираетъ снаружи ставни. Затѣмъ вы слышите, какъ при возвращеніи въ комнату, онъ запираетъ дверь извнутри желѣзнымъ болтомъ. Оркестръ играетъ: «dormez, dormez, chers Amours». Голосъ изъ-за занавѣса говоритъ: «Первый слогъ».

Второй слогъ. Лампы внезапно зажигаются. Музыка играетъ старинный маршъ изъ «Джона Парижскаго:» ah, quel plaisir d'кtre en voyage. Сцена та же. Между первымъ и вторымъ этажемъ дома зрители видятъ гербы Стейна. Раздается звонъ колокольчиковъ по всему дому. Въ нижней комнатѣ какой-то человѣкъ передаетъ другому исписанный клочокъ бумаги; тотъ беретъ его, читаетъ, принимаетъ грозную позу, сжимаетъ кулакъ, и говоритъ, что это безстыдно. «Конюхъ, подавай мою одноколку!» кричитъ другой человѣкъ, остановившійся въ дверяхъ. Онъ улыбается горннчной (лорду Саутдауну) и ласкаетъ ее за подбородокъ. Молодая дѣвушка, повидимому, оплакиваетъ его отсутствіе, какъ нѣкогда Калипса плакала о другомъ отъѣзжающемъ путешественникѣ, Улисѣ. Половой (Джорджъ Рингвудъ) проходитъ по сценѣ съ деревяныымъ ящикомъ, наполненнымъ серебряными флакончиками, и кричитъ: «Горшки» — съ такимъ неподдѣльнымъ юморомъ и натуральностью, что зала дрожитъ отъ рукоплесканій, и букетъ падаетъ на сцену. Раздается хлопанье бичей. Хозяинъ, горничная, половой, бѣгутъ къ дверямъ, но въ эту минуту является какой-то зиміенитый гость. Занавѣсъ опускается, и невидимый режиссёръ театра кричитъ: «Второй слогъ».

— Это должно быть «Гостинница», говоритъ капитанъ Бриггсъ.

Зрители смѣются надъ догадливостью капитана, хотя былъ онъ весьма близокъ къ истинѣ.

Передъ третьимъ слогомъ оркестръ играетъ разныя морскія мелодіи: «Rule Britannia», «Затихни Борей», и проч. Будетъ вѣроятно морская сцена. Съ поднятіемъ занавѣса раздается звонъ колокола. «Ну, братцы, къ берегу!» кричитъ чей-то голосъ. Пассажиры прощаются другъ съ другомъ. Нѣкоторые съ безпокойствомъ указываютъ на облака, представляемыя на сценѣ темной занавѣской, и тревожно киваютъ головами. Леди Скримсъ (Лордъ Саутдаунъ) съ ридикюлями, узелками и собачкой, и мужъ ея садятся на полъ, и стараются ухватиться за канатъ, Дѣйствіе очевидно происходитъ на кораблѣ.

Капитанъ (полковникъ Кроли) въ треугольной шляпѣ и съ телескопомъ въ рукахъ, выходитъ на палубу и озирается во всѣ стороны, поддерживая въ то же время шляпу на головѣ. Полы его сюртука развѣваются какъ-будто отъ сильнаго вѣтра. Когда рука его опускается, чтобы направить телескопъ къ глазамъ, шляпа слетаетъ съ его головы, и публика апплодируетъ. Вѣтеръ становится сильнѣе; музыка гремитъ громче и громче; пассажиры и матросы, качаемые вѣтромъ, перебѣгаютъ съ мѣста на мѣсто, какъ-будто на кораблѣ происходитъ сильнѣйшая качка. Буфетчикъ (г. Рингвудъ) выбѣгаетъ на сцену съ шестью тазами, и одинъ изъ нихъ ставитъ передъ лордомъ Скримсомъ. Леди Скримсъ даетъ толчокъ своей болонкѣ, и та испускаетъ жалобный визгъ. Потомъ она приставляетъ платокъ къ лицу, и дѣлаетъ видъ, что уходитъ въ каюту. Звуки оркестра достигаютъ до неистоваго волненія, и третій слогъ приведенъ къ концу.