Кнут Гамсун - Роза (пер. Ганзен) Страница 5

Тутъ мимо веранды прошелъ Крючкодѣлъ, и мы услыхали птичье щебетанье. Маккъ махнулъ ему, чтобы онъ зашелъ, и предложилъ ему стаканъ пунша и стулъ. Тотъ и посидѣлъ съ нами, представляя лѣсъ съ пѣвчими птицами, но сидѣлъ онъ, какъ ни въ чемъ не бывало, съ самымъ невиннымъ видомъ разглядывая цвѣтныя стекла на верандѣ.

Потомъ Роза играла на фортепьяно въ большой комнатѣ. Но она все не могла успокоиться и то и дѣло оборачивалась къ компаніи на верандѣ. — Нѣтъ, если вы не хотите слушать, я перестану, — сказала она, наконецъ, и встала. А вся причина была въ томъ, что баронесса съ Гартвигсеномъ сидѣли близко другъ къ другу и, пожалуй, секретничали немножко.

Я опять вышелъ пройтись, захвативъ съ собой подзорную трубу, и сталъ въ нее наблюдать за работами на сушильныхъ площадкахъ.

VI

Нѣсколько дней спустя, я увидѣлъ Розу. Она шла къ пристани, но, какъ видно, не по дѣлу, а такъ, не спѣша, словно гуляя. Хочетъ встрѣтить Гартвигсена, — подумалъ я. Теперь я могъ быть спокойнымъ, что меня нѣкоторое время никто не потревожитъ дома, и я засѣлъ за одно занятіе, котораго изъ тщеславія не хотѣлъ никому открывать, — до поры до времени. Потомъ я сообщу, что это было такое.

Но мнѣ самому не хватало внутренняго спокойствія; меня взволновала прогулка Розы къ пристани, и я рѣшилъ проѣхать въ лодкѣ къ сушильнымъ площадкамъ, чтобы успокоиться. Лодка, однако, стояла у пристани. Охъ, да вѣрно потому мнѣ и понадобилось проѣхаться, что лодка стояла у пристани.

— Вотъ онъ, — сказалъ Гартвигсенъ, когда я пришелъ на пристань. — Теперь можно спросить его.

— Нѣтъ, нѣтъ, — умоляюще сказала Роза и почему-то смутилась.

Я постоялъ съ минуту, выжидая, но они больше ничего не сказали, и мнѣ некстати было задерживаться около нихъ. Я отвязалъ лодку и поѣхалъ.

Послѣ обѣда Гартвигсенъ сталъ убѣдительно просить меня остаться у него на все лѣто. У него было столько работы для меня, и, кромѣ того, онъ хотѣлъ просить меня поучить его разнымъ вещамъ, словомъ, быть для него какъ бы учителемъ и наставникомъ. Дальше онъ сообщилъ, что Роза, пожалуй, согласится переѣхать къ нему въ домъ хозяйничать, если насъ будетъ двое, и ей не придется имѣть дѣло съ одинокимъ мужчиной. Я съ удовольствіемъ обѣщалъ ему исполнить всѣ его просьбы.

Подъ вечеръ Гартвигсенъ пошелъ въ Сирилундъ и, вернувшись, долго ходилъ задумчивый. Потомъ опять надѣлъ шапку и снова отправился въ Сирилундъ.

Онъ какъ-то странно велъ себя. Вѣрно, онъ встрѣтился на этихъ прогулкахъ съ баронессой, и, пожалуй, она сказала ему кое-что такое, что такъ на него подѣйствовало. Въ половинѣ второго ночи я видѣлъ ихъ вдвоемъ на песчаной отмели. Потомъ они пошли дальше по берегу къ общественному лѣсу. Что скажетъ на это Роза? — подумалъ я.

И что такое затѣваетъ дочка Макка? Она являлась тутъ самой выдающейся персоной: баронесса въ такомъ глухомъ краю; маленькая прелестная головка на гибкомъ туловищѣ, и, кромѣ того, она, видно, обладала еще особыми скрытыми достоинствами.

Дни шли за днями, а Роза не являлась. Гартвигсенъ съ виду былъ вполнѣ равнодушенъ.

— Когда же Роза переѣдетъ? — спросилъ я и почувствовалъ, какъ сердце у меня застучало.

— Не знаю, — задумчиво отвѣтилъ Гартвигсенъ.

Я сталъ обучать его правописанію. Въ счетѣ онъ былъ твердъ и боекъ и вообще зналъ все, что ему требовалось по этой части. Внимателенъ и сообразителенъ-же онъ былъ во всемъ. Книгъ у насъ никакихъ не было, и приходилось устно разсказывать ему понемножку и жизнь Наполеона, и исторію войны Греціи за освобожденіе. Больше всего импонировалъ я ему тѣмъ, что зналъ языки и могъ прочесть всякія надписи на заграничныхъ товарахъ въ его лавкѣ, какъ-то на катушкахъ, пряжѣ и на бумажныхъ матеріяхъ, привезенныхъ изъ Англіи. Но этому онъ и самъ живо научился; голова у него не была забита, а представляла, такъ сказать, дѣвственную почву.

— А если-бы у меня была библія на еврейскомъ языкѣ, вы бы могли прочесть? — спросилъ онъ меня, и рѣшилъ купить себѣ такую библію въ Бергенѣ.

Разъ я встрѣтилъ Розу на дорогѣ. Вообще она всегда проявляла такую милую сдержанность въ обращеніи, а тутъ сама остановила меня и спросила, силясь улыбнуться:

— Ну, какъ же вы оба поживаете? Какъ устроились?

Я былъ такъ удивленъ, что отвѣтилъ напрямикъ: — Благодарю, ничего себѣ. Только вотъ васъ поджидаемъ.

— Меня? О, нѣтъ; я, вѣрно, уѣду домой, къ себѣ, на дняхъ.

— Вы не переѣдете къ намъ? — спросилъ я, взволнованный.

— Похоже, что нѣтъ, — отвѣтила она.

Ротъ у нея былъ крупный, и губы яркія; онѣ слегка дрожали, когда она улыбнулась мнѣ и пошла. Я порывался было напомнить ей, что, по приглашенію ея отца, мнѣ слѣдовало проводить ее домой, но, слава Богу, воздержался отъ этого.

Потомъ и оказалось, что я хорошо сдѣлалъ, промолчавъ. Вечеромъ Роза пришла къ Гартвигсену на домъ, и я видѣлъ, какъ ей больно было, что у нея такъ мало гордости. Впрочемъ, она зашла къ нему просто по дѣлу, — занесла ему золотой крестъ, который онъ ей подарилъ еще въ дни помолвки. Кольцо же, тоже его подарокъ, она, къ сожалѣнію, потеряла.

— Ужъ простите!

— Ничего, — отвѣтилъ Гартвигсенъ удивленно-снисходительно.

— О, нѣтъ, это ужасно нехорошо, — сказала Роза. — И потомъ я нашла еще письмо. Тоже отъ васъ. Съ Лофотенъ.

Все это было сказано раньше, чѣмъ я успѣлъ удалиться; Роза была въ такой ажитаціи и говорила, задыхаясь. Гартвигсенъ же принималъ все это удивительно хладнокровно. Направляясь къ дверямъ, я еще разслышалъ, какъ онъ сказалъ:

— Ахъ, это старое письмо! Вѣрно, оно ужасно по части знаковъ препинанія, и…

Роза пробыла у него не долго. Я видѣлъ, какъ она вышла съ опущенной головой и пошла, ничего не видя, ничего не слыша. Чего — думалъ я, — стоило ей рѣшиться на такое униженіе!

На другой день она опять пришла. Мнѣ было очень обидно за нее, да и грустно видѣть ее такой разстроенной. У нея были темные круги подъ глазами, какъ будто она не спала ночь, и губы совсѣмъ побѣлѣли.

— Нѣтъ, вамъ незачѣмъ уходить, — сказала она мнѣ и, повернувшись къ Гартвигсену, спросила:- Нашли вы кого-нибудь хозяйничать у васъ?

— Нѣтъ, — отвѣтилъ онъ, не торопясь, и съ полнымъ равнодушіемъ.

— Такъ я бы, пожалуй, взялась, — сказала она.

Онъ опять не поторопился съ отвѣтомъ и съ тѣмъ же равнодушіемъ сказалъ:- Да, да; но я ещене знаю хорошенько…

— Такъ вы, пожалуй, раздумали?

Онъ, какъ видно, почуялъ, что взялъ теперь верхъ надъ нею, и вдругъ бросилъ ей грубо и безпощадно:

— Нѣтъ, это ты раздумала когда-то, коли помнишь!

Она подождала еще немножко, вся какъ-то съежилась, тихо промолвила:- Да, да, — и вышла.

Она даже не присѣла на стулъ и не отняла руки отъ дверной ручки.

Я вышелъ вслѣдъ за нею и забрался въ самую глубину сарая, всталъ тамъ на колѣни и помолился за бѣдняжку. Затѣмъ моя тревога погнала меня въ Сирилундъ, къ лавкѣ, къ мельницѣ, опять назадъ къ лавкѣ. Когда я вернулся вечеромъ домой, Гартвигсенъ сказалъ мнѣ:

— Я поѣду ночью на часокъ половить рыбу, такъ вы постерегите домъ.

Онъ шутилъ и былъ въ какомъ-то странномъ, выжидательномъ настроеніи; часто поглядывалъ на дорогу.

Я опять пошелъ въ Сирилундъ, чтобы не видѣть, какъ Гартвигсенъ поѣдетъ на ловлю. Вѣрно, онъ не одинъ поѣдетъ! Я бродилъ, какъ во снѣ.

Ночь прошла.

На другой день мы съ Гартвигсеномъ сидѣли около дома и болтали; дѣло было въ полдень; помню, что началъ накрапывать дождь. И вотъ, пришла Роза — въ третій разъ. Но за это время Гартвигсенъ успѣлъ прогулять цѣлую ночь съ баронессой. Мнѣ онъ сказалъ, что ѣдетъ ловить рыбу, а на самомъ дѣлѣ провелъ эту теплую лѣтнюю ночь въ лѣсу, на Осиновой кручѣ.

Роза подошла шаткой, невѣрной походкой. Я сразу, какъ завидѣлъ ее, даже испугался — не выпила ли она чего-нибудь крѣпкаго. Мнѣ хотѣлось въ ту минуту быть за тридевять земель оттуда, и я всталъ, какъ только она заговорила.

— Часто я къ вамъ повадилась! Что, бишь, я хотѣла сказать? Ахъ, да, — такъ въ лѣсу… на Осиновой кручѣ… да!

— Ну, и что-жъ изъ того? — вдругъ спросилъ Гартвигсенъ. — Мы посидѣли тамъ, спровадили время.

Роза криво усмѣхнулась.

— Она говоритъ, что ей за тридцать. Да, ей далеко за тридцать.

— Ну, и что-жъ изъ того, — опять повторилъ онъ. — Тебѣ какая печаль?

Роза взглянула на него, какъ бы обдумывая. Я обернулся и увидалъ, что она задумалась. Потомъ до меня долетѣли ея слова:

— Она вѣдь гораздо старше меня!

Тутъ она бросилась ничкомъ на траву и зарыдала.

VII

Двое сутокъ шелъ дождь. Треску сложили подъ навѣсы. Работы на сушильныхъ площадкахъ пріостановились. Погода была такая пасмурная, непріятная. Зато поля и луга становились все пышнѣе и волновались подъ вѣтромъ.

Маккъ предложилъ Гартвигсену включить его имя въ фирму; за это надо было лишь заплатить сколько-то. Гартвигсенъ спросилъ моего совѣта, хотя, навѣрно, и самъ уже рѣшилъ, какъ поступить. Я не имѣлъ понятія о крупныхъ торговыхъ дѣлахъ и совѣта дать не могъ. Имя Макка было старинное, всѣмъ извѣстное, что, вѣроятно, имѣло значеніе. Но съ другой стороны Гартвигсенъ внесъ въ дѣло свое частное богатство и солидность. Да и, кромѣ того, компаньонство было уже дѣломъ совершившимся.