Энн Донован - ПАПА-БУДДА Страница 5

— Джимми Маккенна, — говорю, и протягиваю руку. Высокий пожимает ее.

— А я Джед. Приятно познакомиться. — По говору, похоже, американец.

— Гари, — ответил молодой, отвернулся и стал вынимать вещи из рюкзака.

— Стало быть, вы сюда раньше приезжали?

— Несколько раз, — ответил Джед. — Но я и на других семинарах бываю, не только у буддистов. Думаю, все надо попробовать.

— Верно, и то дело: человек не обязан болеть всего за одну команду. А ты, приятель?

Гари водружал статуэтку Будды на полочку над матрасом. Он ответил, не оборачиваясь.

— Я уже третий год приезжаю.

— Да теперь ты, должно быть, корифей медитации. Боже, до чего мне это дело сегодня туго давалось: мысли так и скакали, так и прыгали.

— Бывает, — сказал Джед. — Лучше просто принять это.

— Похоже на то. Мне поначалу медитация вообще не давалась, я даже думал, что ничего не выйдет. И понимаешь, на тебе — только вроде стало получаться…

Джед рассмеялся:

— Ну все, старик, это конец света.

Я вынул из рюкзака недопитую бутылку «Бэллз» .

— Хочешь глотнуть?

Джед поднял ладонь.

— Ого, это же отрава. Теперь ясно, почему тебе так трудно сосредоточиться.

— Да перед медитацией я и не пил. Это так, перед сном.

— Дело твое, но ты без этого не можешь успокоиться. Почти зависимость.

— Послушай, приятель, я ведь не пьяница какой-нибудь. Просто люблю пропустить рюмочку, понимаешь?

Джед поднял обе руки.

— Пожалуйста, дело твое. Я только хотел сказать, что в мыслях от этого яснее не будет. А мы сюда для того и приехали, верно?

Я забрался в спальный мешок и пару раз приложился к бутылке. Обжигающее виски полилось по горлу. Стало теплее, и усталость придавила меня. Зачем я сюда приехал? Черт разберет.

Утром, когда я проснулся, в голове была та же муть. Без четверти шесть меня разбудил колокольчик — он трезвонил, казалось, над самым ухом. Сперва я решил, что это какая-нибудь учебная пожарная тревога, а потом вспомнил: как же медитация. А шли бы они. Я повернулся на другой бок и снова уснул. И вдруг — открываю глаза, вижу Джеда, и солнечный свет льется в окно.

— Господи, который час?

— Без четверти девять. Через пятнадцать минут занятие. Я вот подумал, ты, может, хотел бы придти.

— Спасибо, старик.

Я выбрался из спальника, напялил одежду, побрызгал на лицо холодной водой и спустился вниз — как раз успел до начала занятий перехватить тарелку кукурузных хлопьев и чашку чая. Все уже были в большой комнате: кто сидел на стульях, расставленных полукругом, кто на полу, скрестив ноги. Напротив нас в позе лотоса сидел Вишана. За спиной у него стояла большая ваза с лилиями.

Я схватил подстилку и уселся позади всех. Изо рта несло, как из птичьей клетки: не то чтобы вчера я хлебнул лишку, просто мне утром, чтобы очухаться, нужно выпить чашки три чая, а я тут я выпил только одну. И зубы не успел почистить, а в них застряли кусочки хлопьев - я все пытался вытолкнуть их языком. Задница совсем затекла, и я почти полностью отключился и стал глядеть в окно – а там деревья качались на ветру. Деревья - они просто чудесные, и листья — золотые, желтые, багряные. До чего люблю осень, люблю эти цвета. Я даже хотел выкрасить в эти тона одну из комнат в нашем доме — по-моему, в спальне было бы в самый раз. Но Лиз идея не понравилась. Вот такая она, судьба маляра: красишь стены в домах у разных людей, но никто не позволяет тебе выбрать цвета. Да мне и начхать в общем-то - работа такая. И все равно это удовольствие - видеть, как грязная стена постепенно становится чистой и аккуратной. Просто следить за кистью, водить ею по стене, оставляя одну за другой полосы краски, — это уже радость. Я двадцать лет крашу стены, но по-прежнему считаю, что это здорово.

Вдруг понимаю, что в комнате тихо: Вишана молчит, и все смотрят на меня.

— Джимми?

— Простите, ринпоче, я задумался. Что вы сказали?

— Я спросил, как вы медитировали вчера и сегодня, как успехи?

— Говоря по правде, пока трудновато.

— Почему?

— Мысли так и скачут. Не могу сосредоточиться. А я уж было решил, что у меня стало получаться…

— Такое бывает. Просто нужно высидеть. Я заметил вчера, что вам было не совсем удобно. Садиться на пол вовсе не обязательно. Возьмите стул, может, будет легче.

— Я думал, так правильнее. В Центре нам велят сидеть на полу, чтобы мы не теряли связь с землей.

Вишана улыбнулся. Все равно, не нравился мне он чем-то. Может, английский этот его акцент, или что он разоделся, как тибетский, хотя сам не из Тибета, — не знаю, в чем тут дело, но только меня от него уже воротило.

— Верно, это идеальная поза. Но не забывайте: на востоке привыкают к ней с детства. Там в домах нет стульев.

— Слыхал об этом.

— Нельзя рассчитывать, что за короткое время вы научитесь сидеть правильно. Иногда лучше на время забыть про позу лотоса. Главное, чтоб было удобно, так легче сосредоточиться.

— Ладно, я попробую.

— И я тоже, если можно.

Это сказала та женщина, которая обратилась ко мне вчера за ужином. Когда мы медитировали, она сидела по-восточному.

— Если так долго сидеть, у меня начинает болеть спина. Может, я слишком зациклилась на том, чтобы сидеть правильно.

— Вам решать, — говорит Вишана.

Потом, в перерыве на кофе, эта женщина подошла ко мне и села рядом. Высокая, коротко стриженная, с огромными серьгами. Я не мог бы сказать, сколько ей лет — тридцать пять, сорок пять или около того. Одета во все черное, только на плечах цветастый платок.

— Я Барбара, — говорит.

— Джимми Маккенна.

— Из Глазго?

— Точно так, я и мой говор.

— Я жила в Глазго три года. Мне город очень понравился. Прекрасная архитектура.

— А где сейчас живешь?

— В Эдинбурге. Я там родилась и выросла.

— Эдинбург тоже ничего. Энн Мари нравится ваш замок, а когда она была маленькая, мы ездили в Музей детства. Теперь-то она уже подросла.

— Энн Мари твоя дочь?

— Ну да.

— А сколько ей лет?

— Двенадцать. В этом году пошла в среднюю школу. А выглядит она даже старше. Высокая слишком для своих лет. А у тебя дети есть?

— Нет. — Берет чашку. — Пойду отнесу. Похоже, сейчас начнут. Потом еще побеседуем.

— Ладно.

На следующем занятии Вишана рассказывал про реинкарнацию. Вот чего я никак не мог толком усвоить. По-моему, раз уж ты помер, так помер. Мне казалось, что сказки про ад и рай и воскресение из мертвых, на которых я вырос, — это чушь та еще, но по сравнению с реинкарнацией там полно здравого смысла. То есть, по крайней мере, ты — это ты, сначала живешь тут на земле, потом где-то еще. Все просто. Но если твоя душа все время переселяется, почему же ты не помнишь, кем был в прошлой жизни? Или ты каждый раз другой человек?

Почему-то раньше, когда я приходил к ламам, меня это не волновало. Я знал, что они во все это верят, но ни о чем не расспрашивал. Приходил себе, медитировал, пил чай и шел домой — и мне этого хватало. Мне с ними было уютно - они такие чудные, и от их взгляда делается хорошо на душе. Но этот парень, Вишана… Он, конечно, не виноват, только с ним все не так. В общем, сидел я, смотрел на деревья в окне, в животе у меня урчало, и я все думал, скорее бы обед.

Опять нам дали суп — тот самый, что не доели вчера за ужином, только едва разогретый. Терпеть не могу, когда суп чуть теплый, но остальным было все равно: одни молча уплетали свою порцию, другие обсуждали реинкарнацию.

— Как ты думаешь, Элис, кем ты была в прошлой жизни? — говорит одна полная дама, крашеная брюнетка с растрепанными, как у ведьмы, волосами.

— Клеопатрой, — отвечает ее приятельница, убирая свои пряди, чтобы в суп не попали. Странно, почему-то у всех тут волосы либо длинные и непослушные, либо стрижены почти под ноль.

— Ну-ну, — говорит брюнетка. — Все считают, что были Клеопатрами. Никто не хочет быть как все.

— Могу я помечтать? Ну, а ты как? — спросила Клеопатра, кивая в мою сторону. — Что делал в прошлой жизни?

— А черт его знает. Если честно, я вообще не понимаю, что это за зверь такой, реинкарнация.

Тут они расхохотались.

— Чего захотел, — говорит Элис. — Если б ты все понимал, тебе бы тут нечего было делать!

Я не мог понять, надо мной они смеются или нет, но тут меня выручил Джед. Он сказал медленно и серьезно:

— Дело вовсе не в том, откуда мы пришли. Дело в том, куда мы идем.

Гари оживился.

— Верно. Неважно, кем ты был в прошлой жизни, — главное, кем станешь в следующей.

— А я-то думала, надо жить настоящим, — сказала Барбара.

Приятельница Элис перестала есть и подняла ложку, как бы всех благословляя.

— Воистину, настоящее включает в себя и прошлое, и будущее. Нужно связать их воедино.

— Аминь, о мудрейшая, — сказала Элис. — Неужто на тебя просветление снизошло? Поздравляю, Ширли.