Оноре Бальзак - Физиология брака Страница 50

Размышление XXI

Искусство возвращаться домой

Не один муж, отчаявшись совладать с буйными приливами тревоги, совершает страшную ошибку и, рассчитывая поймать жену с поличным, врывается к ней в спальню, уподобляясь тем испанским быкам, которые, разъярившись при виде красного бандерильо[298], пронзают своими страшными рогами лошадей, матадоров, пикадоров, тореадоров и иже с ними.

Нет, не так поступает истинный мудрец!.. — Он возвращается домой с видом боязливым и робким, как Маскариль, ожидающий от хозяина взбучки и ликующий, если тот выказывает ему свое расположение!..

— Да, дорогая моя, я знаю, что в мое отсутствие вы могли натворить немало бед!.. Другая на вашем месте, пожалуй, не оставила бы от дома камня на камне, а вы разбили одно-единственное стеклышко! Да благословит вас Господь за ваше милосердие. Если вы будете действовать в том же духе, то можете рассчитывать на мою признательность.

Вот что должно быть написано на вашем лице, вот о чем должны говорить ваши манеры; ни в коем случае не подавайте виду, что вас мучит один-единственный вопрос: «Не приходил ли он?..»

Переступать порог собственного дома только в самом радужном настроении — закон супружеской жизни, не терпящий исключений.

Но уметь уйти из дома ради того, чтобы вернуться и пресечь бунт; уметь вернуться вовремя!.. — вот искусство, научить которому невозможно. Здесь все зависит от чуткости и такта. Жизнь богаче любых людских выдумок. Поэтому мы ограничимся пересказом одной истории, достойной войти в анналы Телемского аббатства[299]. Огромное ее достоинство заключается в том, что она содержит описание безотказного оборонительного средства, на которое доктор брачных наук лишь намекнул в одном из своих афоризмов, и показывает, как воспользоваться советами данного Размышления на практике, — а что может быть поучительнее?

Господин де Б., ординарец, временно приставленный в качестве секретаря к Луи Бонапарту[300], королю Голландии, коротал дни в замке Сен-Ле, близ Парижа, при дворе королевы Гортензии[300]. Молодой офицер был блондин приятной наружности; держался он чопорно, казался излишне самодовольным и чересчур гордился своим воинским званием; остроумием он не блистал, а комплиментами явно злоупотреблял. Отчего его ухаживания нестерпимо наскучили всем придворным дамам королевы?.. История о сем умалчивает. Быть может, дело было в том, что он воздавал одинаковые почести всем без исключения? Совершенно верно. Но поступал он так для отвода глаз. Волочась за всеми придворными дамами сразу, он обожал одну из них, графиню де***. Дабы не выдать себя, графиня не осмеливалась вступиться за своего кавалера, и, по вполне объяснимой случайности, самые язвительные эпиграммы на его счет слетали с прелестных уст той, что лелеяла образ юного офицера в своем сердце... Есть женщины, на которых мужчины, не лишенные самонадеянности, элегантно одевающиеся и тщательно выбирающие обувь, производят впечатление неизгладимое. Это дамы жеманные, деликатные и утонченные. Графиня принадлежала к их числу; впрочем, жеманство ее было на удивление невинным и искренним. Она происходила из семейства Н., где хорошие манеры передавались по наследству из поколения в поколение. Муж ее, граф де***, сын старой герцогини де Л., покорился новому кумиру: Наполеон недавно возвел его в графское достоинство и посулил ему должность посла; покамест новоиспеченный граф довольствовался камергерским ключом и, позволяя жене оставаться при дворе королевы Гортензии, безусловно связывал с этим некие честолюбивые замыслы. «Сын мой, — сказала ему однажды мать, — ваша жена унаследовала пороки своих предков. Она влюблена в господина де Б.» — «Вы шутите, матушка: он вчера взял у меня взаймы сто наполеонов[301]». — «Если вы так же мало дорожите женой, как и состоянием, я умолкаю!» — сухо ответствовала старая дама. Будущий посол стал наблюдать за влюбленными и, играя с королевой, офицером и собственной женой на бильярде, заполучил одну из тех улик, что на первый взгляд едва заметны, но дипломату служат доказательствами неопровержимыми. «Они зашли дальше, чем кажется им самим!..» — сказал граф де*** матери. И тем поселил в душе герцогини, женщины хитрой и умной, то же глубокое горе, какое причинило это печальное открытие и ему самому. Граф любил жену, а та, выйдя замуж сравнительно недавно, если и не успела еще обзавестись так называемыми принципами, все же чтила свой супружеский долг. Герцогиня взялась испытать невестку. Она рассудила, что юная и чувствительная душа графини не безнадежна, и обещала сыну навеки погубить господина де Б. в глазах его возлюбленной. Однажды вечером, когда дамы, покончив с играми, принялись смаковать последние сплетни, а графиня отправилась прислуживать королеве, госпожа де Л. воспользовалась удобным случаем и поведала дамскому кружку великую тайну любви господина де Б. Сообщение это вызвало взрыв негодования. Было единодушно решено, что та из дам, которая сумеет прогнать злосчастного офицера из замка, окажет великую услугу королеве Гортензии, давно наскучившей его обществом, а равно и всем своим подругам, по вполне понятной причине воспылавшим к нему жгучей ненавистью. Старая дама без труда заручилась согласием прекрасных заговорщиц: все они обещали ей свою помощь. Двух дней хитроумной свекрови хватило на то, чтобы сделаться наперсницей своей невестки и ее любовника. На третий день она подала юному офицеру надежду на завтрак в обществе графини. Порешили, что господин де Б. спозаранку отправится в Париж, а затем тайно вернется в замок. Королева со всей своей свитой намеревалась в то утро поехать в лес любоваться охотой на кабана, графиня же должна была притвориться нездоровой. Графа король Луи отослал в Париж, и его можно было не опасаться. Дабы читатель оценил все коварство измышленного герцогинею плана, следует в нескольких словах объяснить, как располагались тесные покои, занимаемые в замке графиней. Покои эти находились на втором этаже, прямо над малой опочивальней королевы, в самом конце длинного коридора. Первой шла спальня, где имелось две двери: правая вела в туалетную комнату, а левая — в комнатку, где с недавних пор помещался будуар графини. Будуар этот, оклеенный серыми обоями, отличался от всех прочих будуаров, какими могут похвастать загородные дома, лишь тем, что был совершенно пуст. Графиня не успела его обставить. Впрочем, пол будуара был устлан ковром, а в углу стоял диванчик. Именно названные обстоятельства, на первый взгляд весьма незначительные, и подсказали герцогине коварный план, который ей удалось исполнить как нельзя лучше. К одиннадцати часам графине подали восхитительный завтрак. Офицер, терзая шпорами бока своего коня, мчался из Парижа. Наконец он прибывает в замок, вверяет благородное животное попечениям слуги, перелетает через окружающую парк ограду, мчится к дому и ухитряется проникнуть в покои графини, не попавшись на глаза ни единой живой душе, не исключая и садовника. Напомню, если вы забыли, что в ту пору ординарцы носили панталоны в обтяжку и высокий острый кивер — наряд, превосходно подходящий для того, чтоб красоваться на плацу, но весьма неудобный во время свидания. Старая герцогиня учла и это. Завтрак прошел чудо как весело. Ни графиня, ни ее свекровь не пили вина, офицер же осушил ровно столько бокалов шампанского, сколько, если верить пословице, требуется, чтобы шутить веселее, а любить горячее. Когда завтрак подошел к концу, офицер взглянул на герцогиню; та, оставаясь верной взятой на себя роли сообщницы, воскликнула: «Кажется, к замку подъехала карета» — и вышла. Возвратилась она минуты через три. «Это граф!..» — вскричала она, заталкивая обоих влюбленных в будуар. «Не волнуйтесь!» — успокоила она молодую пару. «Да возьмите же ваш кивер...» — укоризненно прибавила она, протягивая неосторожному юноше его головной убор. Быстро отодвинув накрытый столик в туалетную комнату, она умудрилась к тому мгновению, когда на пороге появился ее сын, навести в спальне графини полный порядок. «Моя жена заболела?» — осведомился граф. «Нет, друг мой, — отвечала ему мать. — Ей было не по себе, но она скоро оправилась и теперь, должно быть, уже на охоте...» Однако, произнеся вслух эти слова, герцогиня кивнула сыну в сторону будуара, как бы говоря: «Они там...» — «Да вы с ума сошли, — прошептал граф, — разве можно оставлять их там наедине?..» — «Бояться нечего, — заверила сына герцогиня, — я подмешала в вино...» — «Что?» — «Сильнейшее слабительное». Тут в комнату входит голландский король. Он желает узнать, как исполнил граф данное ему поручение. Герцогине удается несколькими загадочными фразами, на которые женщины большие мастерицы, намекнуть Его Величеству, чтобы он увел графа к себе. Меж тем в будуаре графиня, с изумлением узнав донесшийся из спальни голос своего мужа, шепчет обольстителю: «Ах, сударь, видите, на что я пошла ради вас...» — «Но, дорогая Мари, моя любовь вознаградит вас за все жертвы; я останусь верен вам до могилы». (Про себя: «О боже, какая нестерпимая боль!..») — «О! — вскричала молодая женщина, ломая руки и с ужасом вслушиваясь в шаги мужа за дверью. — Никакая любовь не способна искупить такие страхи!.. Не приближайтесь ко мне, сударь...» — «О любимая, о бесценное мое сокровище, — отвечал офицер, почтительно преклоняя колени, — я буду для тебя тем, кем ты прикажешь!.. Прогони меня... и я удалюсь. Призови назад — и я возвращусь. Я буду твоим рабом... (Черт возьми, какая резь в животе!) и твоим верным слугой... О прекрасная Мари!.. (Нет, я погиб!.. Терпеть нет мочи!..)». Тут офицер бросился к окну, готовый отворить его и очертя голову выпрыгнуть в сад; однако под окном он увидел королеву Гортензию в окружении придворных дам. Тогда, повернувшись к графине и поднеся руку к важнейшей детали своего мундира, он в отчаянии, сдавленным голосом воскликнул: «Простите меня, сударыня, но у меня больше нет сил». — «Вы с ума сошли, сударь?..» — воскликнула молодая женщина, заметив, что муки ее поклонника вызваны не одной любовью. Офицер, плача от ярости, отступил к своему киверу, валявшемуся в углу. «Ну, графиня, — сказала королева Гортензия, входя в спальню, которую только что покинули король с графом, — как вы себя чувствуете? Да где же она?» — «Сударыня! — взмолилась молодая женщина, устремляясь к двери будуара, — не входите сюда! Заклинаю вас именем Господним, не входите!» Тут графиня умолкла, ибо заметила за спиной королевы всю ее свиту. Она подняла глаза на Гортензию. Та, будучи не только любопытна, но и снисходительна, жестом приказала придворным дамам удалиться. В тот же день офицер отбыл в армию; он искал смерти на передовой и нашел ее. Он был храбрец, но не философ.