Джон Голсуорси - Через реку Страница 50

— Да.

Динни глотнула воздух. Вот оно!

— Эта встреча сопровождалась только разговорами или ещё чемнибудь?

— Да. Мы опять стали мужем и женой.

— Вы хотите сказать, что между вами восстановились супружеские отношения?

— Да, милорд.

— Благодарю вас, сэр Джералд. Я полагаю, что это окончательно проливает свет на пункт, затронутый моим коллегой. Вот и всё, что я хотел выяснить.

Настал черёд Инстона вмешаться.

— Почему вы умолчали об этом факте при первом допросе?

— До того как вы подвергли меня перекрёстному допросу, я не придавал ему значения.

— Вы готовы присягнуть, что не выдумали его?

— Разумеется, готов.

Динни откинулась на спинку деревянной скамьи и, закрыв глаза, не шевелясь, думала о молодом человеке, сидевшем сзади, в четвёртом ряду от неё. Какая жестокость! Но кому здесь до этого дело? Здесь у человека вырезают самый сокровенный кусок души, холодно и даже не без удовольствия разглядывают его, а затем, истерзав, вставляют на место.

— Леди Корвен, не соблаговолите ли вы снова пройти в ложу?

Когда Динни открыла глаза. Клер уже стояла у решётки, высоко подняв голову и пристально глядя на адвоката.

— Ну, леди Корвен, — начал неторопливый низкий голос, — вы слышали новые показания истца?

— Да.

— Они соответствуют истине?

— Я не буду отвечать.

— Почему?

Динни увидела, как сестра повернулась к судье.

— Милорд, я уже отказалась говорить о моей семейной жизни, когда меня спрашивал о ней мой защитник; не буду говорить о ней и теперь.

Судья на мгновение устремил взгляд в сторону свидетельской ложи, затем снова перевёл его на что-то невидимое.

— Заданный вам вопрос вытекает из показания, сделанного с целью опровергнуть предположение вашего защитника. Вы обязаны на него ответить.

Ответа не последовало.

— Повторите ваш вопрос, мистер Броу.

— Правда ли, что в случае, о котором рассказал ваш муж, между вами восстановились супружеские отношения?

— Нет, неправда.

Динни, которая знала, что это правда, подняла глаза. Судья по-прежнему смотрел поверх её головы, но ей было видно, что он слегка выпятил губы. Он не верит Клер!

Опять раздался неторопливый низкий голос, и девушка уловила в нём скрытое торжество.

— Вы даёте в этом присягу?

— Да.

— Таким образом, ваш муж, утверждая это, совершил клятвопреступление?

— В данном случае приходится верить нам обоим на слово.

— И мне кажется, я знаю, кому поверят. Вы отрицательно ответили на мой вопрос только для того, чтобы пощадить чувства соответчика. Разве это неправда?

— Да, неправда.

— Есть ли у нас основания больше верить всем вашим предыдущим ответам, чем последнему?

— Я нахожу постановку вопроса неправомерной, мистер Броу. Ответчица не может знать, есть у нас основания верить ей или нет.

— Хорошо, милорд. Я поставлю его по-другому: вы с начала до конца говорили правду, леди Корвен, и только правду?

— Да.

— Очень хорошо. Больше вопросов к вам у меня нет.

Пока Клер отвечала на несколько дополнительных вопросов защиты, тщательно избегавшей всякого упоминания о последнем пункте, Динни не думала ни о ком, кроме Тони Крума. Она сердцем чувствовала, что процесс проигран, и хотела одного — незаметно увести отсюда Клер. Не попытайся человек с крючковатым носом, сидящий сзади неё, ошельмовать Корвена и доказать больше, чем было нужно, тот не пустил бы в ход свой последний козырь. Но ведь в шельмовании противной стороны и заключается смысл судебной процедуры!

Когда обессиленная и бледная Клер вернулась на своё место, девушка шепнула:

— Не уйти ли нам, дорогая?

Клер покачала головой.

— Джеймс Бернард Крум.

В первый раз за все дни процесса Динни как следует разглядела Тони и еле узнала его. Вид у него был измождённый: загорелое лицо исхудало и поблекло, серые глаза запали, у крепко сжатых губ пролегла горькая складка. Он постарел по меньшей мере на пять лет, и Динни сразу догадалась, что отрицательный ответ Клер не обманул его.

— Ваше имя Джеймс Бернард Крум, вы проживаете в Беблок-хайт и заведуете там конским заводом? Есть ли у вас частные источники дохода?

— Никаких.

Допрос вёл не Инстон, а какой-то более молодой остроносый адвокат, сидевший за его спиной.

— До сентября прошлого года вы состояли управляющим одной из цейлонских чайных плантаций. Встречались вы с ответчицей на Цейлоне?

— Никогда.

— И никогда не бывали у неё дома?

— Нет.

— Вы слышали здесь о состязании в поло, в котором вы участвовали и после которого она устроила приём для всех игроков?

— Да, но я на нём не был. Мне пришлось вернуться на плантацию.

— Значит, вы впервые встретились с ней на пароходе?

— Да.

— Вы не делаете секрета из своей любви к ней?

— Нет.

— И невзирая на это, обвинение в прелюбодеянии не соответствует истине?

— Ни в какой мере.

Крум давал суду показания, а Динни не отрывала глаз от его лица, словно зачарованная сдержанной и горькой скорбью, которую оно выражало.

— Теперь, мистер Крум, поставлю вам последний вопрос. Вы, конечно, отдаёте себе отчёт, что, если обвинение в прелюбодеянии соответствует истине, вы попадаете в положение лица, соблазнившего жену в отсутствие мужа. Что вы можете сказать по этому поводу?

— Скажу, что, если бы леди Корвен питала ко мне те же чувства, какие я питаю к ней, я немедленно написал бы её мужу о положении вещей.

— Вы хотите сказать, что предупредили бы его, прежде чем сблизиться с ответчицей.

— Этого я не говорил, но написал бы я как можно скорей.

— Но она не чувствовала к вам того же, что вы к ней?

— К сожалению, нет.

— Так что случай известить мужа вам не представился?

— Нет.

— Благодарю вас.

Чуть заметная скованность, появившаяся в облике Крума, возвестила, что сейчас раздастся неторопливый низкий голос Броу. Адвокат начал подчёркнуто сдержанно:

— Подсказывает ли вам ваш опыт, сэр, что любовники непременно питают друг к другу одинаково сильное чувство?

— У меня нет опыта.

— Нет опыта? А вам известна французская поговорка: всегда есть тот, кто целует, и тот, кто подставляет щёку?

— Я слышал её.

— Вы находите её верной?

— Как всякую другую пословицу.

— Судя по высказываниям вас обоих, вы в отсутствие супруга преследовали замужнюю женщину, которая этого вовсе не хотела. Не слишком достойная позиция, не так ли? Не совсем то, что называется «соблюдением правил игры», а?

— Очевидно.

— Ну, а я полагаю, мистер Крум, что ваша позиция отнюдь не была недостойной и что, подтверждая французскую поговорку, ответчица хотела, чтобы вы её преследовали.

— Нет, не хотела.

— И вы утверждаете это невзирая на эпизод в каюте, невзирая на выкрашенные вами стены её комнат, приглашение к чаю и ваше более чем получасовое пребывание в её удобной квартире около полуночи; невзирая на её предложение провести с ней ночь в машине, а утром позавтракать у неё дома?.. Оставьте, мистер Крум, не старайтесь быть рыцарем сверх меры! Помните, что вы доказываете свою правоту перед лицом мужчин и женщин, знающих жизнь.

— Могу сказать одно: если бы она чувствовала ко мне то же, что я к ней, мы бы сразу же уехали вместе. Вина за случившееся целиком лежит на мне, а леди Корвен просто была со мной добра, потому что жалела меня.

— Если вы оба говорите правду, ответчица заставила вас в автомобиле, — прошу прощения, милорд, — пройти через адские муки. Какая же это доброта?

— Тот, кто не любит, вряд ли поймёт, каково тому, кто любит.

— Вы человек холодного темперамента?

— Нет.

— Но она, конечно, да?

— Откуда соответчику это знать, мистер Броу?!

— Хорошо, милорд, спрошу по-другому. Кажется ли вам, мистер Крум, что она женщина холодного темперамента?

— По-моему, нет.

— А вы ещё хотите нас убедить, что она из добрых чувств проспала целую ночь, положив голову вам на плечо? Так, так! Вы говорите, что сразу же уехали бы с ней, если бы она разделяла ваши чувства? А на что бы вы уехали? У вас были деньги?

— Двести фунтов.

— А у неё?

— Двести фунтов годовых плюс жалованье.

— Словом, бежать и питаться воздухом?..

— Я нашёл бы работу.

— Не такую, как сейчас?

— Наверно, нет.

— Вы, очевидно, оба сознавали, что совместное бегство было бы совершенным безумием?

— Я так не думал.

— Зачем вы опротестовали иск?

— Жалею, что мы это сделали.

— И всё-таки опротестовали. Почему?

— Она и её родители считали, что, раз мы ни в чём не виноваты, нужно защищаться.

— Но вы-то сами так не считали?

— Я не надеялся, что нам поверят, но я хотел, чтобы она стала свободной.

— А репутация её вас не заботила?