В. Белов - РАЗДУМЬЯ НА РОДИНЕ Страница 53

Позвольте, Владимир, усомниться в искренности такого радикального заявления. Если же вы действительно так думаете, то ничего не останется, кроме как присоединиться к мнению девушек из ВМИ. Такое заявление, если оно искренне, звучит оскорбительно. И не только для женщин. Ведь ни для кого не секрет, что в доме (вы пишете это слово с большой буквы) намного больше «женских» обязанностей, что без мужской помощи женщине в хозяйстве не обойтись. Так было всегда и, видимо, будет еще долго. И тут уж все дело в благородстве мужчины, в его человеческих свойствах. А мы почему-то очень часто противопоставляем мужчин женщинам. И наоборот, женщин мужчинам. «Брак больше нужен женщине, чем мужчине, — говорит Светлана Ш. — Прежде всего, для удовлетворения чувства материнства, да и одиночество тяжелейшим образом сказывается на женщине».

Вот те раз! А мы-то до сих пор думали, что брак нужен в одинаковой мере как мужчинам, так и женщинам. Уважаемая Светлана, а разве чувство отцовства для нормального мужчины не так же естественно, как и чувство материнства для нормальной женщины? А почему это вдруг одиночество совсем перестало действовать и на мужчин?

«С современными мужчинами, особенно молодыми, трудно, — пишет учительница из Вологды. — Они почти полностью лишены самостоятельности и чувства ответственности. С ними приходится бесконечно нянчиться, щадить их слабости, подсказывать, жалеть, уговаривать…» К сожалению, эта характеристика отнюдь не лишена меткости и справедливости. Но ведь с таким же успехом, но уже от имени мужчин, можно заявить: «С современными женщинами, особенно с молодыми, трудно. Они почти полностью лишены очарования беспомощности, женственности. С ними приходится бесконечно бороться либо уговаривать и говорить не то, что думаешь». Но много ли будет толку от такого противопоставления?

Сплошь да рядом только и слышно от женщин: «Мужчины все одинаковы». Или от мужчин: «Женщины, чего от них ждать?»

Как видим, не очень-то это оригинально. Логика таких заявлений весьма примитивна. Она освобождает нас от ответственности за личные свои поступки, приучает видеть опасности вовсе не там, откуда они грозят. С такой логикой мы обычно и одинаково оцениваем все любовные и семейные ситуации, которые никогда не были и, к счастью, не будут одинаковыми или серийными.

А если так, то какой смысл в рецептах? У всех все по-разному. Только один рецепт может быть общим для всех: стремиться быть человеком…

1974

НЕОБХОДИМОЕ ДОБАВЛЕНИЕ

Читатель судит о журналистах и писателях по публикациям, и правильно делает. А по чему же еще ему судить? Есть, конечно, и такая разновидность читателя, которая судит о писателе по журнальной критике. Хочется думать, что большинство читателей надеется в этом деле на собственное восприятие рассказа или стихотворения, поэмы или повести, что лишь немногие рассчитывают на посредничество. Я включаю в категорию независимых читателей и самих критиков, поскольку они тоже читатели, причем самые внимательные и дотошные. Читателей, которые судят о писателях лишь по портретам и по слухам, не стоит, вероятно, упоминать совсем.

С такого длинного вступления мне и хочется начать свои, может быть субъективные, заметки о взаимоотношениях автора с критиком и издателем.

Читателю, конечно, нет дела до всего этого. Подавай ему хорошую книгу, и баста. Но всегда ли виноват автор? Я убежден, что почти всегда… Бывают, однако, и другие случаи, — о них-то и хочется сегодня поговорить, и я начну с» самого на первый взгляд безобидного — с опечаток. Как ни странно, но автор подчас зависит даже от машинистки. Вот, перепечатывая рукопись, машинистка сделала логическую опечатку. Автор, привыкший к своей рукописи, читающий ее по многу раз, в корректуре не всегда замечает опечатку, и несуразица, нелепость умножается вначале на число тиража, затем это многотысячное число умножается еще и на число читателей…

Скажут: читай внимательней корректуру. И будут правы. Но вот в чем беда. Иногда даже корректоры считают своим долгом править нашего брата. В одном из моих рассказов во фразе прямой речи говорится: «Ой, ты дурак сивой!» Звуковой северный диалектизм «сивой» непонятен корректору, и она, видимо, желая автору добра, переделывает сивого в свиной. В повести «Привычное дело» есть такая фраза: «Дети рождались здоровые, как гудочки». То есть звонкие, ядреные, голосистые — всего и не объяснишь… Корректору это выражение показалось неправильным, и гудочки переправили на булочки. Во втором издании той же повести в пословице «семеро ребят барина съедят» барина ничтоже сумнящеся переделали в барана[21]. Корректор, знакомая, вероятно, с московскими шашлычными, хотела сказать как лучше, но я-то схватился за голову: как глядеть в глаза читателю? Баран вместо барина вышел шестидесятитысячным тиражом. Ладно, читатель, он, может, еще и простит. А вот на великодушие критиков рассчитывать очень трудно. Использовала же критик М. Чудакова обычную опечатку в своих критических целях. («Заметки о языке современной прозы», «Новый мир», 1972, № 1) «А крестником моим был Юрий Казаков», — цитирует она и затем, с ехидством, достойным лучшего применения, торжествует победу над автором: «…смущенный читатель недоумевает и догадывается, что «старинное» словечко, подхваченное на лету, употреблено всуе, что, конечно же, не «крестником» Лихоносова был много раньше вошедший в литературу Казаков, а крестным отцом».

Обвиняя Лихоносова в орнаментализме, М. Чудакова словно обрадовалась опечатке и тому, что Лихоносов якобы не знает даже названий родственных степеней.

Вообще, в этом смысле, между иными критиками и издателями существует странный, по-видимому неосознанным альянс: редакторы порой вычеркивают из рукописи абзацы и целые главы, а критики бранят автора за композиционные просчеты и прочие не зависящие от него грехи. Более того, от одного маленького критического выступления в печати или на совещании нередко зависит издание и всей книги. В издательстве могут в любую минуту сослаться на это публичное выступление или крохотную критическую заметку, игнорируя целые подвалы самых доброжелательных, иногда даже излишне восторженных отзывов о том же самом авторе. Особенно падки на такие дела в местных, не столичных издательствах. Достаточно слегка обмолвиться какому-нибудь столичному критику в печати (пусть даже и мимоходом) — все, местному, а особенно молодому, начинающему, путь к изданию книжки закрыт если не навсегда, то очень надолго. Впрочем, вовсе не обязательно ждать столичных выступлений. Мне, к примеру, в Северо-Западном издательстве не однажды делали от ворот поворот. Но стоило опубликовать рукопись в Москве, редакторы в Архангельске тут же охотно предлагали издать книгу, делая вид, что ничего не произошло[22].

Ссылаюсь на себя вовсе не из личных побуждений, а из боязни за тех, кто только начинает, у кого литературная судьба действительно зависит от тех же архангельских редакторов. Но что говорить о молодых, начинающих, если и широко известная Ольга Фокина удостоилась настоящего внимания архангельского издательства только спустя много времени, после того как ее активно начали хвалить и печатать в Москве.

Причем в издательстве выработалась, мягко говоря, странная практика. Если редакторы не хотят издать книгу, они апеллируют тоже к Москве, посылая рукопись на рецензию в Комитет по печати. Комитет же квалифицированными рецензентами располагает отнюдь не всегда. Да уже и в самой апелляции заключена некоторая заданность: послали, значит, надо остановить, раскритиковать… И вот рецензент Комитета В. Федотов не оставляет камня на камне от стихотворного сборника Николая Рубцова, рекомендованного Северо-Западному издательству Вологодской писательской организацией. Надо ли объяснять, что издательство не посылает на московское рецензирование те рукописи которые действительно хочет издать? Причем далеко не всегда полноценные в художественном смысле. Я уж не говорю о том, что нередко игнорируются элементарные, моральные и материальные авторские права.

Впрочем, некоторые и столичные редакторы не отличаются в отношениях с авторами особой щепетильностью. Фамильярность и панибратство в общении с редактором, которых многие так жаждут, оборачивается для серьезного писателя подлинным бичом. Пользуясь личным знакомством с автором, иной редактор может продержать твою рукопись в столе столько, сколько ему заблагорассудится, может не отвечать на деловые письма, не заметить типографского ляпсуса и т. д. и т. п. Наконец, уже совсем никуда не годится то, что многие редакторы считают вполне возможной правку без ведома автора. Эго прямое нарушение закона об авторском праве. Не раз и не два я был поставлен перед свершившимся фактом: публикации правились и сокращались без моего ведома. Я мог бы привести множество примеров, назвать фамилии, но пусть уж читатель поверит мне на слово… Дело не в фамилиях, дело в опасной тенденции.