Алистер Кроули - Лунное дитя Страница 53

Как же тонка нить, по которой человек карабкается к звездам! Какова же должна была быть сила той подсознательной воли его расы, благодаря которой в течение тысяч поколений совершался его удивительный подъем! И вот, оказывается, достаточно всего один раз оступиться; поскользнуться, и он уже в болоте, хотя еще трепыхается. Дегенерация есть, увы, самая легкая из всех возможностей выбора, предоставленных человеку, ибо падший использует силу космической инерции, того самого «давления Вселенной», которое по крайней мере стремится: присутствовать везде и повсюду; эта сила воздействует' па человека постоянно и становится тем сильнее, чем дальше он продвинулся по пути Различения. Нет, история про Атланта — не сказка, он действительно держит Вселенную на своих плечах, как и история Геракла, богорожденного мужа, который тяжелой работой должен заслужить путь на Олимп, взвалив на себя никому более не посильную ношу.

Цена каждого следующего шага на этом Пути безмерна, счет идет на мириады отданных ему жизней; человек же, который не верит в себя, не только вынужден воевать с суммой всех вещей в мире, но даже его собственные товарищи обращаются против него, стараются уничтожить, лишить его индивидуальности и энергии, чтобы сравнять с серой массой таких же, как они сами. Таково в действительности было могущество римской империи, воздвигшей Крест на Голгофском холме; и как же слепы должны были быть Каиафа и Ирод, чтобы таким образом лишить себя своей самой драгоценной надежды — надежды на освобождение от этой железной тирании! И предатель нашелся, из тех, кто когда-то «оставил все и последовал» за Сыном Человеческим.

И кто усомнится в истинной божественности человечества, видя, что даже зачатие человеков невозможно без Освобождения, того самого, которое олицетворяет" для нас Он, так ясно сознававший тьму собственного невежества и решившийся сам пойти ей навстречу, обратив лицо Свое, пылавшее, как яркая звезда, в направлении Иерусалима?

Глава XIX ВЕЛИКОЕ ЗАКЛЯТИЕ

Операция, задуманная Черной Ложей, была столь же проста, сколь и грандиозна — как с практической, так и с теоретической точки зрения. В основу ее был положен известный принцип симпатической магии: сломав предмет, связанный невидимой связью с неким человеком, ты сломаешь и самого человека. Дуглас догадался использовать сходство между своим склепом и жилищем Сирила Грея. Теперь ему не нужно было предпринимать прямую атаку ни на молодого мага, ни на Лизу; он решил ударить по самому уязвимому месту их союза — по тому существу, которого еще не было. Больше ничего не требовалось; попытайся он пробить магическую защиту Сирила, тот без сомнения отразил бы удар, и вся его мощь обрушилась бы на самого Дугласа. У магии свои законы; человеческие представления о добре или зле ей безразличны. Если вас переехал поезд, то с точки зрения физики безразлично, намеревались ли вы покончить с собой или бросились спасать ребенка. Различие существует, но на гораздо более высоком уровне.

Маг, довольный успешно проведенной операцией низшего уровня, по меньшей мере неосмотрителен; если же он полагает, что сумел обойти закон упомянутого высшего уровня, на котором оцениваются духовные и нравственные мотивы каждого действия, то он просто глуп. В принципе Дуглас сумел бы даже вышвырнуть своего врага за пределы планеты, однако в результате лишь усилил бы потенциал бессмертного божественного «Я» своей жертвы, и это «Я» потом вернулось бы, обладая еще большими знанием и мощью; его же самого такая «победа», как ее расценили бы глупцы, вышвырнула бы за порог сферы трансформации духа, и его собственное «Я» оказалось бы сломанным и иссякшим. Он походил бы на человека, который, собрав все свое добро у себя в доме, поджег его; истинные же адепты, чей дух трансформируется постоянно, переводят свое добро в такие формы, которым огонь не страшен.

Люди, считающие себя «магами», об этом чаще всего даже не догадываются. Они надеются, что накопленных ими бесполезных вещей и сведений хватит, чтобы перевесить чашу весов высшего суда — все равно как вор, надеющийся когда-нибудь наворовать столько, что этого хватит подкупить судей и прокурора (что и можно но наблюдать в Америке). Однако законы природы созданы не человеком, не человеку и отменять их; если уж на то пошло, их вообще нет. У природы нет «законов» в человеческом смысле слова, это лишь обобщенные констатации неких наблюдаемых в природе и осознаваемых разумом фактов, формулы имманентных свойств сущности. Их нельзя ни обойти, ни отменить, ни игнорировать; всякая подобная попытка тоже укладывается в эти формулы, всякое нарушение равновесия компенсируется, даже если временной интервал; между нарушением и компенсацией превышает силы человеческого восприятия, и компенсируется с безупречной точностью, потому что мотивы нарушения космосу безразличны. Никакие средства или манипуляции не могут в конечном итоге изменить даже единств венный атом кислорода в миллионе миллионов тон воды. Ни одна вещь в космосе не может быть ни изменена, ни разрушена, она лишь меняет форму. И, это верно в отношении какого-нибудь атома углерода представление о котором само по себе есть лишь порождение нашего разума, то насколько же более верно это в отношении столь простой вещи, как душа, которая есть необходимое условие разума? Есть сомневающиеся в этом? Ответом может быть лишь встречный вопрос: а кто в этом сомневается?

Наверное, возможен случай, что маг окажется умен и попытается привести в равновесие все противоречия своей личности, как алхимик, пережигающий в золото кучу мусора. Однако большинство «магов» даже не пытается проникнуть так глубоко в суть вещей, их интересует лишь минутный выигрыш. Дуглас тоже нимало не беспокоился об отдаленных последствиях своих действий; скорее всего, он просто избегал думать об этом, однако в том, что им двигала прежде всего ненависть к Сирилу Грею, сомневаться не приходилось. Для важных операций (которые назывались «вести группу») Дуглас снимал особый склеп, где все всегда было готово. Склеп находился в доме на тихой улочке между Сеной и бульваром Сен-Жермен. Дом считался более или менее приличным, наверху в нем находился средней руки бордель, тоже принадлежавший Дугласу и Баллоку — не прямо, конечно, а через подставное лицо, вполне благообразную даму. Внизу имелся погребок, где по традиции собирались парижские апаши, чтобы потанцевать и сколотить очередной заговор против властей — так, по крайней мере, гласила легенда, — и на каждой такой вечеринке неизменно присутствовали два ажана с примкнутыми штыками и выложенными на стол револьверами. На самом же деле Дуглас просто убедился, что на апашах не заработаешь, и превратил погребок в достопримечательность для приезжих янки, британцев, немцев и девиц из провинции, жаждущих парижской экзотики. Опаснее зажиточных торговцев овощами посетителей в погребке никогда не было, а там и сям расположенные апаши, распевавшие свои песни и время от времени перекидывавшиеся бутылками или ножами, были попросту местными обывателями, старательно отрабатывавшими гонорар, еженедельно выплачиваемый им «фирмой».

Из погребка, через вход, не известный даже полиции, можно было — спуститься в склеп, служивший для вызывания духов. Он был расположен ниже уровня реки; крысы, сырость и неизбывный запах создавали в нем атмосферу, типичную для тайных мест. В мире нет мест, более приемлемых для властей, чем дом порока, надежно охраняемый полицией; и разум мага, ищущего места для своих операций, не мог бы найти лучшего помещения, свободного благодаря полиции от каких бы то ни было помех. В погребок на этой улице мог зайти любой, ища хоть налоговых, хоть магических злоупотреблений: двое полицейских со смехом выставили бы его оттуда. Вход в магический склеп был скрыт, но не благодаря маскировке, а при помощи несложной хитрости. Под лестницей, ведшей из погребка наверх, к спальням прекрасных дам, находился чулан, известный как «Берлога Троп-мэна», где этот знаменитый преступник однажды прятался несколько дней подряд. На стенах чулана остались его автографы и весьма примитивные стихи (распетые потом со сцены одним ушлым эстрадником). Любой посетитель погребка мог, не вызывая никаких подозрений, пойти осмотреть этот чулан, места в котором едва хватало для одного человека среднего роста. Выйти же оттуда он мог, не возвращаясь в погребок, а просто поднявшись по лестнице, что опять-таки никого бы не удивило, ибо многие так и поступали. Однако тот, кто знал секрет, мог, войдя туда, нажать скрытый рычаг, и пол в чулане опускался, открывая ход вниз. Внизу был коридор треугольного сечения, который мог быть затоплен в критический момент; в конце его была дверь, вполне обыкновенная для больших помещений — последняя предосторожность перед входом в святая святых. Был там и запасный выход, тоже устроенный весьма хитроумно — в виде трубы, второй конец которой выходил непосредственно в Сену ниже уровня воды. Вход и выход имели герметические запоры. Если кому-то нужно было исчезнуть, ему давали тонкий пробковый пояс, так что даже самый плохой пловец мог беспрепятственно выбраться на набережную. Однако этот секрет был известен лишь Дугласу и одному из его приближенных.