Арнольд Беннетт - Повесть о старых женщинах Страница 55

Таков он был, когда достиг серьезного возраста — тринадцати лет. А его отец и мать, считавшие себя бдительными родителями, были на самом деле наивными людьми; они не подозревали, что его душа, которая в их представлении оставалась чистой, превратилась в расползающуюся, отвратительную, гниющую массу.

Однажды в лавку зашел директор школы. А ведь появление директора, который прошел через весь город в часы школьных занятий, — событие не менее пугающее, чем встреча с привидениями. У мистера Пови бешено колотилось сердце, когда он, потирая руки, вел директора к своему уголку, где стояла его конторка. Он чуть не сказал директору: «Чем могу быть полезен?», но спохватился. Дело было явно не в этом. Директор очень тихо говорил с мистером Пови около четверти часа, затем разговор закончился. Мистер Пови проводил его к выходу, а директор сказал обычным голосом: «Ничего особенного в этом, конечно, нет, но мой опыт подсказывает, что осторожность никогда не мешает, и я решил поговорить с вами. Предупрежден — значит вооружен. Мне нужно повидать еще некоторых родителей». У двери они обменялись рукопожатием. Мистер Пови шагнул на тротуар и на глазах у всей Площади задержал не расположенного к этому директора еще на минуту.

Когда он вернулся в лавку, лицо у него пылало. Мастерицы еще ниже согнулись над своей работой. Он не бросился сразу в нижнюю гостиную, чтобы рассказать обо всем Констанции. У него давно уже вошло в привычку совершать многие действия по собственному разумению, без посторонней помощи. С годами его уверенность в своих возможностях окрепла. Кроме того, внутренним взором он видел себя руководителем правящей партии, а Констанцию и Сирила — постоянными членами оппозиции. Он никому бы не открыл своих видений, ибо был глубоко предан своей жене, но такие образы не оставляли его. Эти никому не ведомые фантазии явились одной из нескольких причин, которые способствовали усилению его врожденной склонности к макиавеллизму и скрытности. Он ничего не сказал ни Констанции, ни Сирилу, но, встретив Эми в мастерской, ощутил потребность тщательно допросить ее. В результате допроса он и рыдающая Эми спустились в подвал. Эми получила приказание держать язык за зубами. Поскольку она смертельно боялась мистера Пови, его приказ был исполнен.

В течение нескольких дней не произошло ничего из ряда вон выходящего. Но как-то утром (это был день рождения Констанции; детям всегда ужасно не везет с выбором дней для грехопадения) мистер Пови, совершив несколько таинственных передвижений по лавке после ухода Сирила в школу, нахлобучил шляпу и побежал вслед за Сирилом. Он догнал его с еще двумя мальчиками на углу Олдкасл-стрит и Эйкр-Пэсидж.

Сирил остолбенел.

— Вернись домой! — сурово произнес мистер Пови и из-за присутствия посторонних добавил: — Пожалуйста.

— Но я опоздаю в школу, папа, — попытался слабо воспротивиться Сирил.

— Не имеет значения.

Они вместе прошли через лавку, вызвав скрытое, но сильнейшее возбуждение у присутствующих, а потом своим появлением в нижней гостиной потрясли Констанцию. Констанция была занята нарезанием соломки и ленточек, чтобы сделать соломенную рамку для акварели, изображающей мускусную розу, которую ей преподнес ко дню рождения ее добросердечный сын.

— Как… Что?.. — воскликнула она, но умолкла, ибо, увидев лица мужчин, поняла, что предстоят ужасающие события.

— Сними ранец, — холодно приказал мистер Пови, — и свою академическую шапочку, — добавил он с особой интонацией, словно довольный тем, что может таким образом подтвердить принадлежность Сирила к числу тех невоспитанных мальчишек, которым нужно напоминать, чтобы они, входя в дом, снимали головной убор.

— Что случилось? — шепотом произнесла Констанция, когда Сирил исполнил приказание отца. — Что случилось?

Мистер Пови не торопился с ответом. Он командовал происходящим судебным разбирательством и стремился руководить им с достоинством и завершить его полной победой. Этот коротенький, толстый человечек, которому было уже за пятьдесят, с увядшим лицом, седыми волосами и седой бородой, волновался, как юноша. Сердце выскакивало у него из груди. А Констанция, дородная матрона, которой было уже за сорок, волновалась, как девушка. У Сирила кровь отхлынула от лица. Все трое ощущали физическую дурноту.

— Сколько денег у тебя в кармане? — задал первый вопрос мистер Пови.

Сирил, у которого не было возможности подготовиться, хранил молчание.

— Ты слышал, что я спросил? — обрушился на него мистер Пови.

— Три монетки по полпенса, — угрюмо пробормотал Сирил, уставившись в пол. Нижняя губа у него отвисла, и казалось, вот-вот оторвется от десны.

— Где ты их взял?

— Это часть того, что мне дала мама.

— Я в самом деле дала ему на прошлой неделе монету в три пенса, — виноватым тоном подтвердила Констанция. — У него к тому времени давно не было денег.

— Достаточно того, что это ты дала ему, — быстро проговорил мистер Пови и обратился к мальчику.

— Это все, что у тебя есть?

— Да, отец.

— Ты уверен?

— Да, отец.

Сирил вел крупную игру, рискуя всем и находясь в чрезвычайно невыгодном положении, которое стремился улучшить. Он охранял свои интересы, как умел.

Мистер Пови счел необходимым пойти на серьезный риск.

— Тогда выложи все из карманов.

Сирил, понимая, что на этот раз он проиграл, опорожнил карманы.

— Сирил, — сказала Констанция, — я без конца повторяю, чтобы ты чаще менял носовые платки! Посмотри-ка на этот!

Удивительное создание! Она переживала муки ада из-за дурных предчувствий и при этом говорила о таких пустяках!

За носовым платком последовали обычные для школьника запасы полезных и волшебных предметов, а затем, в последнюю очередь, серебряный флорин!

Мистер Пови почувствовал облегчение.

— О, Сирил! — всхлипнула Констанция.

— Отдай его матери, — сказал мистер Пови.

Мальчик неуклюже шагнул вперед, и Констанция, рыдая, взяла монету.

— Посмотри, пожалуйста, на нее, мать, — сказал мистер Пови, — и скажи, нацарапан ли на ней крестик.

Слезы застилали Констанции глаза, и ей пришлось их вытереть.

— Да, — еле слышно пролепетала она. — Что-то на ней есть.

— Так я и думал, — заметил мистер Пови. — Откуда ты ее стащил? — спросил он.

— Из кассы, — ответил Сирил.

— А до этого ты воровал деньги из кассы?

— Да.

— Что это за «да»?

— Да, отец.

— Вынь руки из карманов и стань прямо, если можешь. Как часто ты это делал?

— Не… не знаю, отец.

— Я сам виноват, — честно признался мистер Пови. — Я сам виноват. Кассу нужно всегда держать запертой. Все кассы должны быть всегда заперты. Но мы считали, что можем доверять мастерицам. Если бы мне сказали, что мне не следует доверять тебе, если бы мне сказали, что мой сын — вор, я бы ответил… сам не знаю, что бы я ответил!

У мистера Пови были основания обвинять себя. Дело в том, что к кассе относились по старинке, а ему следовало бы решительно изменить такое положение. Но он настолько привык к нему, что ему это и в голову не приходило. Во времена Джона Бейнса касса с тремя углублениями в ней — двумя для серебряных монет и одним для медных (золотые туда никогда не клали) — никогда не запиралась. Тот из хозяев, кто в данный момент наблюдал за работой в лавке, брал из кассы мелочь для мастериц или поручал сделать это одной из них. Золотые монеты хранились в льняном мешочке, запертом в ящике конторки. Содержимое кассы не подвергалось учету по какой-нибудь бухгалтерской системе, ибо таковой не существовало. Когда все денежные операции, как расход, так и приход, производятся наличными (а Бейнсы никогда никому не бывали должны ни единого пенса, не считая платы по счетам за оптовые покупки, которую они каждые три месяца немедленно вручали агенту фирмы), бухгалтерский учет не обязателен. Касса стояла непосредственно у входа в лавку из жилой части дома, в самой ее темной части, и злополучному Сирилу, отправляясь в школу, нужно было каждое утро проходить мимо нее. Этот маршрут отлично способствовал воспитанию юных преступников.

— А на что ты тратил деньги? — спросил мистер Пови.

Сирил вновь сунул руки в карманы, но, заметив свою оплошность, вынул их.

— Конфеты.

— Что еще?

— Конфеты и разные мелочи.

— Ах вот как! — произнес мистер Пови. — Что ж, можешь теперь спуститься в подвал для угольной золы и принести коробочку со всеми мелочами, которая стоит в углу. Отправляйся!

И Сирил отправился. Ему предстояло пройти через кухню с храбрым видом.

— Что я вам говорила, мастер Сирил? — неблагоразумно пожелала осведомиться Эми. — На этот раз вы здорово попались, как следует.