Оулавюр Сигурдссон - Избранное Страница 57

— К-как, — пролепетал я, — персидской княжны?

— Это тайна, сообщаю вам конфиденциально, — председатель Комиссии по защите от норок почти перешел на шепот и показал мне чертеж весьма странного приспособления. Один знаменитый человек, выдающийся медиум, вступил в контакт с дочерью персидского султана, которую так волнуют судьбы птиц в Исландии, что она, водя в минуты духовного контакта рукой этого своего друга (не будем называть его по имени), нарисовала чертеж ловушки и просила передать его по назначению. У председателя нет ни малейшего сомнения в том, что ловушка дочери султана значительно превосходит другие средства борьбы с норками, и он договорился с одним фабрикантом, весьма энергичным человеком, прогрессистом и идеалистом, о производстве пяти тысяч штук к весне. Ловушка уже получила название, оно согласовано с другом этой девятисотлетней султанской дочери. Она называется «Юссадулла».

— Странное название, — сказал я.

— Очень красивое. «Юссадулла». Персидское имя, прекрасно подходит для ловушки.

Он аккуратно спрятал чертеж в ящик письменного стола, затем показал на корзинку для бумаг и спросил, видал ли я когда-нибудь норочий хвост.

— Никогда, — ответил я.

Эти хвосты — их было четырнадцать — все принадлежали норкам, которых он собственноручно застрелил из винтовки. Попасть в норку из дробовика — не фокус, подчеркнул он, а вот угодить в нее пулей — большое искусство. Когда неглупые люди хвастаются тем, что застрелили норку из дробовика, он с трудом сдерживает улыбку. Тут ведь такая же огромная разница, как при ловле лосося: одно дело — на червя, и совсем другое — на муху.

Собственно говоря, беседа наша закончилась, но я не трогался с места. Какой-то странный вопрос все время крутился у меня в голове, я сам не понимал — какой, но чувствовал, что он вот-вот всплывет на поверхность и выпрыгнет из меня. Из-за закрытой двери доносился гул голосов: консультант по птицеводству и специалист по пушным зверям опять начали спорить.

— Скажите, — вдруг спросил я, — а кто сейчас живет на хуторе вашего отца, в Хоудле?

Веки председателя Комиссии по защите от норок мгновенно прикрылись. Он бросил на меня из-под них острый, даже подозрительный взгляд, видимо снова пытаясь понять, что у меня на уме, — взгляд еще более надменный, чем раньше, но при этом и несколько озадаченный. Такой взгляд бывает у дальнозоркого человека, который читает плохо напечатанный текст и вдруг наталкивается на подозрительное предложение. Я уже подумал было, что совершил какую-то неведомую мне ошибку, как лицо его вновь прояснилось и засветилось доброжелательством.

— Личный вопрос?

— А? Да, конечно, — отозвался я, хотя не вполне понял, что подразумевал под этим мой собеседник.

— В настоящее время в Хоудле не живет никто, — ответил он. — С тех пор как мы с супругой продали хутор государству, там трижды менялись арендаторы. Двое из них потерпели неудачу отчасти из-за кризиса и невозможности получить требуемый заем, отчасти из-за недостатка оптимизма и плохого понимания прекрасного характера земель и красот тех мест. Что же касается моего молодого родственника Гисли из Дьяухнаскьоуля (он тоже из строукахлидского рода), то тут дело другое. Он и не собирался долго заниматься сельским хозяйством. В позапрошлом году он переехал сюда, на юг, и сразу же прогремел по всей стране как автор талантливых статей, посвященных изменениям в быте деревни и различным вопросам культуры, как-то поэзия и музыка. С этой осени он сотрудничает только в органе Партии прогресса. Возможно, вы его знаете.

Я покачал головой.

— Идеалист, исключительно одаренный и на редкость дельный человек, гордость округи, всем ученым даст фору, — сказал председатель, но тут же вернулся к вопросу об отцовском хуторе. — Да, к сожалению, никто не ведет хозяйство в Хоудле, с тех пор как Гисли переселился сюда в позапрошлом году, однако государство разрешило хозяину соседнего хутора косить сено на лугу и сдает на лето дом рыболовам, приезжающим туда за лососем. Надо стимулировать оптимизм у молодежи…

В этот момент в дверь постучали, и в комнату заглянул консультант по птицеводству.

— Прошу прощения, я не помешал? — произнес он. — Нам надо с тобой кое о чем посоветоваться.

— Да, — сказал председатель Комиссии по защите от норок и посмотрел на часы, а затем на меня. — Боюсь, нам придется закончить беседу. Вздохнуть некогда от неотложных дел.

В эту пору в мою душу начало закрадываться подозрение, что мне не суждено стать украшением клана журналистов. Я только что перепечатал начисто довольно длинную статью о беседе с председателем Комиссии по защите от норок, когда вернулся шеф — напевающий и насвистывающий какой-то мотив и радостный, как конфирмант, севший на велосипед.

Можно доверить тебе тайну? — спросил он и принялся разгуливать по редакции, расстегнув пальто и засунув большие пальцы в жилетные карманы. — Я был на примерке. На той неделе будет готов. Что? Фрак. Фрак? Мне шьют фрачную пару. Первую в моей жизни.

Я собрался было спросить его, неужели ему нравится такой неуютный костюм, к тому же еще чудовищно дорогой, но Вальтоур вдруг остановился посреди комнаты и ткнул себя в грудь.

— Редактору без фрака никак нельзя.

— И без цилиндра?

— Цилиндр — могучий головной убор. Человек в цилиндре личность гораздо более почтенная, чем человек в кепке.

Я никак не мог взять в толк, искренне ли он говорит, впрочем, это не играло роли. Что же он собирается доверительно сообщить мне?

— Фрачная пара, — отозвался я. — Какая же это тайна?

Вальтоур постоял, насвистывая, у окна, он не торопился с ответом. И тут настала одна из тех минут, из-за которых я всегда буду с симпатией относиться к шефу, невзирая на все последующие наслоения. Он посмотрел на меня, улыбаясь, и без обиняков сказал:

— Если все пойдет по плану, то я собираюсь связать себя весной священными узами брака.

— О! А ты давно помолвлен?

— Две недели.

Я вскочил и пожал ему руку.

— Поздравляю. Как ее зовут?

— Инга. Дочь коммерсанта Магнуса Тораренсена. Он умер в прошлом году.

— Сколько ей лет?

— Двадцать три. Единственный ребенок в семье.

— Хорошая девушка?

— Элегантная. А мать ее — сестра Аурдни Аурднасона.

Мне это имя ничего не говорило.

— Кто такой Аурдни Аурднасон?

— Директор банка и депутат альтинга.

— Понятно.

Мы начали обсуждать такие волнующие нас обоих темы, как любовь и супружество, и тут шеф доверил мне еще одну тайну.

— Только никому ни слова, — произнес он, закуривая. — Я собираюсь основать акционерное общество.

— Для чего?

— Чтобы издавать «Светоч».

Я не сумел скрыть удивления.

— Зачем это? Журнал ведь скоро начнет окупаться.

— Не очень-то скоро.

Я напомнил, что число подписчиков непрерывно растет, сегодня прибавилось двадцать, вчера — семнадцать, да и от рекламных объявлений доходу тоже стало больше, но шеф перебил. Он все это знает гораздо лучше меня. Однако весной нам придется снять дополнительное помещение и взять на работу какого-нибудь типа, который будет заниматься рассылкой журнала и взысканием платы за подписку. Журнал раскупают, словно молоко, он в этом ни капли не сомневается, но акционерное общество тем не менее — единственный путь, чтобы обеспечить ему солидную основу.

— Что ты называешь солидной основой?

— Чтобы журнал при всех обстоятельствах выходил пять лет. Ведь идет война.

Это соображение было мне непонятно.

— Война? — переспросил я.

— Да, война. — Помолчав, он продолжал: — Кое-кто предсказывает, что в недалеком будущем, быть может уже в этом году, бумага будет лимитирована. Во всяком случае, подскочит в цене, как и все импортные товары. Лучше заранее себя обезопасить. Поэтому надо бы затянуть сюда министра.

С таким же успехом он мог бы рассказывать о своих планах по-древнееврейски, я только хлопал ушами.

— Не понимаешь?

— Нет.

— Проще пареной репы. Если у министра будут акции «Светоча», то, пока в Исландию будут привозить хоть несколько рулонов бумаги, нам в ней недостатка испытывать не придется. Таким образом я прибираю к рукам директора банка и влиятельного политика, а когда заарканю еще и министра…

Он оборвал себя на середине фразы, взглянул на меня, несколько раз задумчиво затянулся сигаретой и переменил тему.

— Вот так-то, братец, — сказал он. — Как писалось?

Я протянул ему статью о беседе с председателем Комиссии по защите от норок. Шеф внимательно прочитал начало рукописи, небрежно пролистал ее, бросил на стол и покачал головой.

— Почему он тебе так не понравился? — спросил он уже совсем другим тоном. — Зачем ты издеваешься над ним?