Джозеф Конрад - На отмелях Страница 58

— Не спите? — спросил он.

— Озноб, — отвечал мистер Треверс, — Но теперь прошло. Странно. Мне показалось, что на меня подул ледяной ветер.

— А! — сказал д'Алькасер.

— Вздор, конечно, — продолжал мистер Треверс. — Этот отвратительный воздух никогда не движется. Он противно прилипает к человеку. Который час?

— Право, не знаю.

— У моих часов сломалось стекло и стрелка, когда на нас предательски напали дикари на отмели, — проворчал мистер Треверс.

— Должен сознаться, что никогда в жизни я не был так удивлен, как тогда, — сказал д'Алькасер, — Помните, мы тогда остановились и я как раз зажигал сигару.

— Нет, не помню. Я в ту минуту вытащил часы. Конечно, они вылетели у меня из руки, но остались висеть на цепочке. Кто-то наступил на них, и стрелки сломались. Они тикают, но время определить нельзя. Ужасная нелепость. Раздражает.

— Но, значит, вы все-таки заводили их каждый вечер? — удивился д'Алькасер.

— Ну, конечно, заводил, — отвечал мистер Треверс, изумленный вопросом д'Алькасера. Он помолчал.

— Это не слепая привычка, как вы, может быть, думаете. Все мои привычки — результат строгого метода. Мне вообще приходится методически располагать мою жизнь, ибо иначе, вы сами понимаете, дорогой д'Алькасер, у меня не осталось бы времени на работу и на мои общественные обязанности, которые, само собой, очень ответственны. Я могу сказать, что моя общественная карьера оказалась успешной только благодаря методу. В моей жизни вообще не было незанятых минут. Между прочим, где моя жена? — спросил он, оглядываясь вокруг.

— Я говорил с ней всего несколько минут назад, — отвечал д'Алькасер, — Я не знаю, который час. Мои часы остались на яхте, но я думаю, что еще не поздно.

Мистер Треверс с необычной для него живостью скинул покрывавшую его легкую ткань и стал поспешно застегивать пиджак. Но, вместо того, чтобы стремительно вскочить на ноги, как ожидал д'Алькасер, он опять лег, откинулся на подушки и принял совершенно неподвижную позу.

Д'Алькасер постоял немного и затем начал ходить по «клетке». Походив, он остановился и участливо заметил:

— Вы, должно быть, не совсем здоровы?

— Я не знаю, что такое болезнь, — раздался голос с подушек, к великому облегчению д'Алькасера, который думал, что ответа не последует. — Хорошее здоровье играет огромную роль в общественной деятельности. Из-за болезни можно иногда упустить случай, который более не повторится. Я никогда не хворал.

Все это было произнесено заглушённым голосом, словно лицо говорящего было покрыто паутиной. Д'Алькасер снова принялся ходить взад и вперед.

— Я, кажется, спросил вас, где моя жена, — произнес заглушённый голос.

С большим самообладанием д'Алькасер продолжал ходить по «клетке», как бы не слыша вопроса.

— Знаете, мне кажется, что она сошла с ума, — продолжал заглушённый голос, — или я сошел с ума.

Д'Алькасер по-прежнему расхаживал мерными шагами.

— Знаете, что я вам скажу? — вдруг проговорил он. — Мне кажется, что вам совсем не хочется говорить о ней, Треверс. И вообще, вам, должно быть, ни о чем не хочется говорить. А говоря по правде, и мне тоже не хочется.

С подушки донесся слабый вздох. Д'Алькасер увидел, что на палубе показался свет, но, как ни в чем не бывало, продолжал ходить взад и вперед. Миссис Треверс и Лингард вышли из рубки и остановились у двери. Лингард поставил фонарь на крышу рубки. Голоса их не долетали, но фигуры виднелись совершенно явственно; миссис Треверс стояла прямая как стрела, а Лингард, опустив голову, стоял против нее. В его склоненном профиле, ясно очерченном на фоне освещенного пространства, чувствовалась как будто почтительность. Они стояли неподвижно, смотря друг на друга.

— Во мне есть одна мысль, которая должна бы сделать мое сердце тверже камня, — тихо говорил Лингард, — Я — Король Том, раджа Лаут, и могу любому человеку здесь смотреть прямо в лицо. Я должен заботиться о своем имени. Все дело в этом.

— Мистер д'Алькасер сказал бы, что все дело в чести, — пояснила миссис Треверс. Губы ее были спокойны, хотя по временам она чувствовала, как сердце ее усиленно бьется.

— Называйте это, как хотите. Это вообще то, без чего человек не может дышать свободно. А в то же время, вот сейчас, как то, что я стою с вами, мне это безразлично.

— Но мне-то это не безразлично, — возразила миссис Треверс, — Как то, что я стою тут, — мне это не безразлично. Это ваше достояние. Вы имеете на это право. И я повторяю, я очень забочусь об этом.

— Заботитесь о чем-то моем? — пробормотал Лингард, близко наклоняясь к ее лицу. — С какой стати заботиться вам о моих правах?

— Потому что, — отвечала она едва слышно, — потому что, если я когда-либо вернусь к моей прежней жизни, я не хочу, чтобы она стала еще нелепее из-за настоящих угрызений совести.

Голос ее звучал нежностью.

Лингарду показалось, что слова ее как бы ласкают его лицо.

Д'Алькасер все еще продолжал ходить взад и вперед по «клетке». Ему не хотелось, чтобы мистер Треверс опять приподнялся на постели и стал оглядываться кругом.

— Нашелся человек, который принимает к сердцу мои интересы! — прошептал Лингард. — И этот человек — вы, вы, которая отняла у меня всю мою жесткость!

— Я не хочу, чтобы вы были жестки, я хочу, чтобы вы были тверды.

— Чтобы укрепить меня, вы не могли бы сказать ничего лучшего, чем то, что вы сказали, — тихо раздался голос Лингарда. В его глубоких нотах звучала нежность. — Ни у кого на свете не было такого друга, как вы! — воскликнул он, подымая голову и как бы призывая звездную ночь в свидетели.

— А я спрашиваю себя, найдется ли на земле другой человек, которому можно было бы верить так, как я верю вам. И я говорю вам: идите спасать то, на что вы имеете право. Только будьте милосердны. Я не буду напоминать вам о вашей невинности. Должно быть, земля очень мала, что мы так странно замешались в вашу жизнь. После этого невольно станешь верить в судьбу. Но я не могу вести себя как фаталистка и сидеть сложа руки. Если бы вы были другой человек, во мне могла бы зародиться безнадежность или презрение… Вы знаете, как называет вас мистер д'Алькасер?

Из «клетки» бросавший в их сторону любопытные взгляды д'Алькасер увидел, что Лингард качает головой, и подумал: «Он ей в чем-то отказывает».

— Мистер д'Алькасер зовет вас Роковым Человеком, — сказала миссис Треверс немного смущенно.

— Сразу не выговоришь. Ну, да он джентльмен… Мне важно то, как вы…

— Я вас зову всячески, только не по имени, — поспешно договорила миссис Треверс. — Поверьте мне, д'Алькасер вас понимает.

— Он прав, — воскликнул Лингард.

— И он ни в чем не виноват. Вы как-то сказали, что и невиновные должны покоряться судьбе. Ну, что же, делайте, как надо.

— Вы думаете, что будет правильно так поступить? Вы верите, что это правильно? Вы чувствуете это?

— В данное время, в данном месте, для такого человека, как вы, это правильно.

Лингард подумал, что эта женщина удивительно верна ему и удивительно бесстрашна по отношению к себе. Было совершенно ясно, что обоих пленников необходимо увезти обратно в поселок, и ничто на земле не могло бы его остановить. Но на шлась ли бы хоть одна женщина в мире, которая отнеслась бы к его решению так, как отнеслась она? «В правде и мужестве об ретаешь мудрость», — пришло ему в голову. Ему казалось, что, пока миссис Треверс не пришла ему на помощь, он и не подозревал, что такое правда, мужество, мудрость… Когда он смотрел в ее лицо и слушал ее слова, что он достоин приказаний и просьб, он испытал миг полного удовлетворения и совершенного душевного покоя.

Во время наступившего молчания, бросив быстрый взгляд в сторону, миссис Треверс заметила д'Алькасера, словно человека в тумане; его темная фигура остановилась у муслиновых ширм. Она не сомневалась, что он смотрит в их направлении и что он видит их яснее, чем она его. Миссис Треверс подумала, как сильно он, должно быть, тревожится, и вспомнила, что он просил заранее предупредить его об опасности условным знаком.

Она отлично поняла, что он просил о том, чтобы она дала ему время приготовиться. Если на это требовалось больше, чем несколько минут, то сейчас настал миг подать ему знак, который он сам указал.

Миссис Треверс немного отступила назад, чтобы на нее упал свет, и медленным, отчетливым движением приложила левую руку ко лбу.

— В таком случае, — раздался прерывистый шепот Лингарда, — в таком случае, миссис Треверс, это должно быть сделано сегодня.

Можно быть правдивым, бесстрашным и мудрым и все-таки замереть перед решающим мигом.

У миссис Треверс захватило дыхание.

— Сегодня? Сегодня? — пролепетала она.

Темный силуэт д'Алькасера расплылся — он видел ее знак и ушел в глубь «клетки».

— Да, сегодня, — подтвердил Лингард. — Сейчас же, сию же минуту, — шептал он свирепо, тронувшись за отодвинувшейся миссис Треверс. Он быстро схватил ее за руку.