Уильям Фолкнер - Притча Страница 59

— Слушаюсь, — ответил адъютант.

— Отправляйся на место происшествия. Найди ложку этой дамы и верни ей.

— Я? — воскликнул адъютант.

— Возьми целую роту. Выходя, направь сюда арестованных. Нет, сперва тех троих офицеров. Они уже здесь?

— Так точно, — ответил адъютант.

— Хорошо, — сказал старый генерал. И повернулся к штатскому; тот суетливо, с какой-то испуганной готовностью, стал подниматься с кресла.

— С ложкой вопрос решен, — сказал старый генерал. — Очевидно, теперь вашей проблемой остается только жалоба трех иностранок, что им негде спать.

— И кроме того… — сказал мэр.

— Да, — сказал старый генерал. — Вскоре я их приму. Тем временем постарайтесь найти для них жилье или же…

— Непременно, генерал, — сказал мэр.

— Благодарю. В таком случае доброй ночи. — Он повернулся к женщинам. Вам тоже.

Теперь женщины подхватили, увлекли уже мэра — на этот раз он выглядел сорокой в стае голубей, кур или гусынь — в дверь, которую адъютант держал распахнутой, возмущенно и недоумевающе глядя на старого генерала.

— Ложку, — сказал адъютант. — Роту. Я никогда не командовал даже одним солдатом, тем более ротой. И даже если бы я мог, умел командовать, как мне найти ту ложку?

— Не сомневаюсь, что ты ее найдешь, — сказал старый генерал. — Это будет четвертым чудом. Теперь пригласи троих офицеров. Но сперва проводи трех иностранок в свой кабинет, пусть подождут там.

— Слушаюсь, — ответил адъютант. Он вышел и затворил дверь. Она распахнулась снова; вошли трое: английский полковник, французский майор, американский капитан, оба младших офицера с полковником посередине старательно промаршировали по ковру и старательно вытянулись, когда полковник отдал честь.

— Господа, — сказал старый генерал, — это не парад. Это даже не расследование; просто опознание. Кресла, пожалуйста, — сказал он, не поворачивая головы, плеяде штабистов позади себя. — Потом арестованных.

Трое адъютантов принесли кресла. Теперь этот конец комнаты напоминал галерку амфитеатра или секцию дешевых зрительских мест в Америке; три генерала и трое пришедших сидели полукругом на фоне стоящих адъютантов и штабистов, один из тех, что принесли кресла, подошел к маленькой двери, распахнул ее и отступил в сторону. И тут, еще не видя солдат, они ощутили их запах — тонкий, сильный, неуничтожимый смрад передовой: вонючей грязи, жженого пороха, табака, аммиака и немытых тел. Потом вошли тринадцать человек, впереди них шел сержант с винтовкой на ремне, а позади рядовой, тоже вооруженный, все тринадцать были с непокрытыми головами, небритые, отчужденные, по-прежнему в окопной грязи, и несли с собой еще одну смесь запахов — усталости, настороженности, чуть-чуть страха, но главным образом недоверчивости; когда сержант отдал две отрывистые команды по-французски, они как-то нехотя построились в одну шеренгу. Старый генерал обратился к английскому офицеру:

— Полковник?

— Так точно, сэр, — незамедлительно ответил полковник. — Это тот самый капрал.

Старый генерал обратился к американцу:

— Капитан?

— Так точно, сэр, — сказал американец. — Это он. Полковник Бил прав… я хочу сказать, что он не может быть прав…

Но старый генерал уже обращался к сержанту:

— Капрал пусть останется, — сказал он. — Остальных выведите в переднюю и ждите там.

Сержант повернулся и резко отдал команду, но капрал уже вышел из строя и встал не совсем по стойке «смирно», но почти, остальные двенадцать повернулись и образовали колонну, вооруженный рядовой теперь оказался впереди, а сержант сзади, но они не вышли, потому что направляющий замялся, попятился, уступая дорогу личному адъютанту старого генерала, тот вошел и посторонился сам, колонна вышла, шедший последним сержант притворил за собой дверь, снова оставив перед ней одного адъютанта, бесхарактерного, высокого, все еще озадаченного и недоумевающего, но уже не возмущенного — просто расстроенного. Английский полковник сказал:

— Сэр.

Но старый генерал глядел на адъютанта. Спросил по-французски:

— Мое дитя?

— Эти три женщины, — сказал адъютант. — Они у меня в кабинете. Раз уж они здесь, то почему бы не…

— О да, — сказал старый генерал. — Тебе не хочется идти. Передай начальнику штаба, что уходишь на поиски… скажем, часа на четыре. Этого будет достаточно.

И обратился к английскому офицеру:

— Прошу вас, полковник.

Полковник резко поднялся и впился взглядом в капрала — а капрал с благородным лицом горца, спокойным, серьезным, не встревоженным, лишь настороженным, отвечал ему любезным и внимательным взглядом.

— Богген, — сказал полковник. — Ты не помнишь меня? Лейтенанта Била?

Но капрал лишь смотрел на него, любезно, вопросительно, не растерянно, лишь недоуменно, выжидающе.

— Мы считали, что ты мертв, — сказал полковник. — Я… видел тебя…

— А я не только видел, — сказал американский капитан. — Я хоронил его.

Старый генерал чуть приподнял руку. Сказал англичанину:

— Да, полковник?

— Это случилось под Монсом, четыре года назад. Тогда я был лейтенантом. Этот человек служил у меня во взводе, в тот день они… догнали нас. Он получил удар пикой. Я… видел, как острите вышло через спину, прежде чем сломалось древко. Потом проскакали две лошади. По нему. Я тоже видел это, потом. То есть я смотрел секунду или две, во что превратилось его лицо, пока меня не…

Продолжая сверлить капрала взглядом, он в отчаянии снова обратился к нему:

— Богген!

Но капрал по-прежнему лишь смотрел на него любезно, выжидающе, в полном недоумении. Потом повернулся и сказал старому генералу по-французски:

— Прошу прощенья. Я понимаю только французский язык.

— Я знаю, — ответил старый генерал тоже по-французски. И по-английски сказал полковнику:

— Значит, это не тот человек.

— Не может быть, сэр, — сказал полковник. — Я видел наконечник той пики. Видел его лицо, после того как лошади… Кроме того, я… я видел…

Он умолк и сел, воинственный, сверкающий красными петлицами, знаками различия и цепочками, символизирующими кольчуги, в которых полк сражался при Кресси и Азенкуре семьсот и восемьсот лет назад, лицо его над ними было похоже на смерть.

— Скажите же, — вежливо попросил старый генерал, — что вы видели? Вы его видели потом, после этого? Кажется, я уже слышал — призраки ваших древних лучников там, под Монсом? В коротких кожаных куртках, в рейтузах, с арбалетами, и среди них его, в хаки, в стальной каске с винтовкой Энфилда. Так?

— Да, сэр, — пробормотал полковник. Потом он выпрямился и громко произнес: — Да, сэр.

— Но может ли он быть именно тем человеком?

— Прошу прощенья, сэр, — сказал полковник.

— Вы ничего не ответили: это он или не он?

— Прошу прощенья, сэр, — сказал полковник. — Я должен во что-то верить.

— Пусть даже только в смерть?

— Прошу прощенья, сэр.

Старый генерал повернулся к американцу.

— Капитан?

— Это ставит нас всех в трудное положение, не так ли? — сказал американский капитан. — Всех нас троих; и я не знаю, кому хуже всего. Потому что я не просто видел его мертвым — я похоронил этого человека посреди Атлантического океана. Фамилия его… была — нет, этого не может быть, потому что он стоит передо мной, — нет, не Брозный. По крайней мере в прошлом году она была другой. Она была… черт возьми — прошу прощенья, сэр, — есть Бржевский. Он из одного шахтерского городка под Питтсбургом. Я похоронил его. То есть я руководил похоронной командой, прочел молитву — вам известна эта процедура. Мы были национальной гвардией, вряд ли вы знаете, что это такое…

— Знаю, — сказал старый генерал.

— Сэр? — произнес капитан.

— Я знаю, что это такое, — сказал старый генерал. — Продолжайте.

— Слушаюсь, сэр. Гражданские сами организовали роту, чтобы пойти и умереть за нашего дорогого старого Рутгерса, — такая вот история, выбрали себе офицеров, написали в правительство, какое у кого звание, и ухватились за военный кодекс, чтобы вызубрить, сколько успеем, до утверждения званий. Отплыли мы в октябре прошлого года, на судне у нас начался грипп, и, когда умер первый — это был Бржевский, — оказалось, что никто, кроме меня, не успел прочесть в наставлении, как хоронить мертвых солдат, — я был тогда… э… вторым лейтенантом — и вышло так, что я прочел это, девушка дала мне отставку, и я догадывался, почему. То есть я знал, кто был тот парень. Ну, знаете, как оно бывает: думаешь, как бы отплатить ей, заставить раскаяться; ты лежишь мертвым, ей необходимо перешагнуть через тебя, уже ничего нельзя поделать, и тут уж она…

— Да, — сказал старый генерал. — Знаю.

— Сэр?

— Я знаю и это.

— Конечно, знаете — во всяком случае, помните, — сказал капитан. Никто не старится настолько, как бы… — и наконец сумел остановиться.