Френсис Фицджеральд - Великий Гэтсби Страница 6

– А это мальчик или девочка? – деликатно осведомилась она.

– Эта собака? Эта собака – мальчик.

– Сука это, – уверенно сказал Том. – Вот деньги, держите. Можете купить на них еще десяток щенков.

Мы выехали на Пятую авеню, такую тихую, мирную, почти пасторально-идиллическую в этот теплый воскресный день, что я не удивился бы, если б из-за угла вдруг появилось стадо белых овечек.

– Остановите-ка на минуту, – сказал я. – Здесь я вас должен покинуть.

– Ну уж нет, – запротестовал Том. – Миртл обидится, если ты не посмотришь ее квартирку. Правда, Миртл?

– Поедемте с нами, – попросила миссис Уилсон. – Я позвоню Кэтрин. Это моя сестра, она красавица – так говорят люди понимающие.

– Я бы с удовольствием, но…

Мы покатили дальше, пересекли парк и выехали к западным Сотым улицам. Вдоль Сто пятьдесят восьмой длинным белым пирогом протянулись одинаковые многоквартирные дома. У одного из ломтиков этого пирога мы остановились. Оглядевшись по сторонам с видом королевы, возвращающейся в родную столицу, миссис Уилсон подхватила щенка и прочие свои покупки и величественно проследовала в дом.

– Позвоню Макки, пусть они тоже зайдут, – говорила она, пока мы поднимались в лифте. – И не забыть сразу же вызвать Кэтрин.

Квартирка находилась под самой крышей – маленькая гостиная, маленькая столовая, маленькая спаленка и ванная комната. Гостиная была заставлена от двери до двери чересчур громоздкой для нее мебелью с гобеленовой обивкой, так что нельзя было ступить шагу, чтобы не наткнуться на группу прелестных дам, раскачивающихся на качелях в Версальском парке. Стены были голые, если не считать непомерно увеличенной фотографии, изображавшей, по-видимому, курицу на окутанной туманом скале. Стоило, впрочем, отойти подальше, как курица оказывалась вовсе не курицей, а шляпкой, из-под которой добродушно улыбалась почтенная старушка с пухленькими щечками. На столе валялись вперемешку старые номера «Таун Тэттл», томик, озаглавленный «Симон, называемый Петром», и несколько журнальчиков из тех, что питаются скандальной хроникой Бродвея. Миссис Уилсон, войдя, прежде всего занялась щенком. Мальчик-лифтер с явной неохотой отправился добывать ящик с соломой и молоко; к этому он, по собственной инициативе, добавил жестянку больших твердокаменных собачьих галет – одна такая галета потом до самого вечера уныло кисла в блюдечке с молоком. Пока шли все эти хлопоты, Том отпер дверцу секретера и извлек оттуда бутылку виски.

Я только два раза в жизни напивался пьяным; это и был второй раз. Поэтому все происходившее после я видел будто сквозь мутную дымку, хотя квартира часов до восьми по крайней мере была залита солнцем. Миссис Уилсон, усевшись к Тому на колени, без конца звонила кому-то по телефону; потом выяснилось, что нечего курить, и я пошел купить сигареты. Когда я вернулся, в гостиной никого не было; я скромно уселся в уголке и прочел целую главу из «Симона, называемого Петром», – но одно из двух: или это страшная чушь, или в голове у меня путалось после выпитого виски, – во всяком случае, я ровно ничего не мог понять.

Потом Том и Миртл (мы с миссис Уилсон после первой рюмки стали звать друг друга запросто по имени) вернулись в гостиную; вскоре появились и гости.

Кэтрин, сестра хозяйки, оказалась стройной, видавшей виды девицей лет тридцати с напудренным до молочной белизны лицом под густой шапкой рыжих, коротко остриженных волос. Брови у нее были выщипаны дочиста и потом наведены снова под более залихватским углом; но стремление природы вернуться к первоначальному замыслу придавало некоторую расплывчатость ее чертам. Каждое ее движение сопровождалось позвякиванием многочисленных керамических браслетов, скользивших по обнаженным рукам. Она вошла в комнату таким быстрым, уверенным шагом и так по-хозяйски оглядела всю мебель, что я подумал, – может быть, она и живет здесь. Но когда я ее спросил об этом, она расхохоталась и неумеренно громко повторила вслух мой вопрос и потом сказала, что снимает номер в отеле, вдвоем с подругой.

Мистер Макки, сосед снизу, был бледный женоподобный человечек. Он, как видно, только что брился: на щеке у него засох клочок мыльной пены. Войдя, он долго и изысканно-вежливо здоровался с каждым из присутствующих. Мне он объяснил, что принадлежит к «миру искусства»; как я узнал потом, он был фотографом, и это его творением был увеличенный портрет матери миссис Уилсон, точно астральное тело парившей на стене гостиной. Жена его была томная, красивая мегера с пронзительным голосом. Она гордо поведала мне, что со дня их свадьбы муж сфотографировал ее сто двадцать семь раз.

Миссис Уилсон еще раньше успела переодеться – на ней теперь был очень нарядный туалет из кремового шифона, шелестевший, когда она расхаживала по комнате. Переменив платье, она и вся стала как будто другая. Та кипучая энергия жизни, которая днем, в гараже, так поразила меня, превратилась в назойливую спесь. Смех, жесты, разговор – все в ней с каждой минутой становилось жеманнее; казалось, гостиная уже не вмещает ее развернувшуюся особу, и в конце концов она словно бы закружилась в дымном пространстве на скрипучем, лязгающем стержне.

– Ах, милая, – говорила она сестре, неестественно повысив голос, – вся эта публика только и смотрит, как бы тебя обобрать. У меня тут на прошлой неделе была женщина, приводила мне ноги в порядок, – так ты бы видела ее счет! Можно было подумать, что она мне удалила аппендицит.

– А как ее фамилия, этой женщины? – спросила миссис Макки.

– Миссис Эберхардт. Она ходит на дом приводить клиентам ноги в порядок.

– Мне очень нравится ваше платье, – сказала миссис Макки. – Прелесть!

Миссис Уилсон отклонила комплимент, презрительно подняв брови.

– Это такое старье, – сказала она. – Я его еще иногда надеваю, ну просто, когда мне все равно, как я выгляжу.

– Нет, как хотите, а оно вам очень идет, – не уступала миссис Макки. – Если бы Честер мог снять вас в такой позе, я уверена, это было бы нечто.

Мы все молча уставились на миссис Уилсон, а она, откинув со лба выбившуюся прядь, отвечала нам ослепительной улыбкой. Мистер Макки внимательно посмотрел на нее, склонив голову набок, потом протянул руку вперед, убрал и опять протянул вперед.

– Я бы только дал другое освещение, – сказал он, помолчав немного. – Чтобы лучше выделить лепку лица. И я бы постарался, чтобы вся масса волос попала в кадр.

– Вот уж нипочем бы не стала менять освещение! – воскликнула миссис Макки. – По-моему, это как раз…

– Ш-шш! – одернул ее муж, и мы снова сосредоточились на своем объекте, но тут Том Бьюкенен, шумно зевнув, поднялся на ноги.

– Вы бы лучше выпили чего-нибудь, почтенные супруги, – сказал он. – Миртл, добавь льда и содовой, пока все тут у тебя не заснули.

– Я уже приказала мальчишке насчет льда. – Миртл приподняла брови в знак своего возмущения нерадивостью черни. – Это такая публика! За ними просто нужно ходить следом.

Она взглянула на меня и ни с того ни с сего засмеялась. Потом схватила щенка, восторженно чмокнула его и вышла на кухню с таким видом, словно дюжина поваров ожидала там ее распоряжений.

– У меня на Лонг-Айленде кое-что неплохо получилось, – с апломбом произнес мистер Макки.

Том недоуменно воззрился на него.

– Две вещи даже висят у нас дома.

– Какие вещи? – спросил Том.

– Два этюда. Один я назвал «Мыс Монток. Чайки», а другой – «Мыс Монток. Море».

Рыжая Кэтрин уселась на диван рядом со мной.

– А вы тоже живете на Лонг-Айленде? – спросила она.

– Я живу в Уэст-Эгге.

– Да ну? Я там как-то раз была, с месяц тому назад. У некоего Гэтсби. Вы его не знаете?

– Он мой сосед.

– Говорят, он не то племянник, не то двоюродный брат кайзера Вильгельма. Вот откуда у него столько денег.

Этим увлекательным сообщениям о моем соседе помешала миссис Макки, которая вдруг воскликнула, указывая на Кэтрин:

– Честер, а ведь с ней бы у тебя тоже что-нибудь получилось!

Но мистер Макки только рассеянно кивнул и снова повернулся к Тому:

– Я бы охотно поработал еще на Лонг-Айленде, если бы представился случай. Мне бы только с чего-то начать, а там уже обойдусь без помощи.

– Обратитесь к Миртл, – хохотнув, сказал Том; миссис Уилсон в эту минуту входила с подносом. – Она вам напишет рекомендательное письмо – напишешь, Миртл?

– Какое письмо? – Она явно была озадачена.

– Рекомендательное письмо к твоему мужу, пусть мистер Макки сделает с него несколько этюдов. – Он пошевелил губами, придумывая: – «Джордж Б. Уилсон у бензоколонки» или что-нибудь в этом роде.

Кэтрин придвинулась ближе и шепнула мне на ухо:

– Она так же ненавидит своего мужа, как Том – свою жену.

– Да что вы!

– Просто не-на-видит! – Она посмотрела сперва на Миртл, потом на Тома. – А я так считаю – зачем жить с человеком, которого ненавидишь? Добились бы каждый развода и потом поженились бы. Я бы по крайней мере так поступила на их месте.