Айрис Мердок - Слуги и снег Страница 6

МАРИНА. Но ты… не обидишь его?

МАКСИМ. Я постараюсь, чтоб дороги наши не пересекались. Буду стрелять и есть его фазанов. А стает снег – уйду. И никогда не вернусь.

МАРИНА. Сыночек…

МАКСИМ. Без нежностей, мама. Выходи поскорее замуж.

Обращается к Питеру Джеку.

Женись на ней и добейся, чтоб слушалась. Да не откладывай. Она увертлива, точно угорь.

МАРИНА. Максим, не говори так, это ужасно!

МАКСИМ. Прощайте. И оставьте меня в покое – все. Слышите, все!

В ы х о д и т.

МАРИНА. Максим!

ПИТЕР ДЖЕК. Оставь его.

К Хансу Джозефу.

Теперь ты согласен?

ХАНС ДЖОЗЕФ. Что люди подумают?

ПИТЕР ДЖЕК. Подумают: что прошло, то прошло.

ХАНС ДЖОЗЕФ. Так не бывает. Из вчера рождается сегодня. Ничто не проходит без следа. Нельзя страдать, как страдали мы, а потом перевернуть страницу, словно ничего не было.

ПИТЕР ДЖЕК. Но мы можем кое-что изменить, сделать жизнь достойной и менее жестокой. А большее никому из смертных не под силу.

ХАНС ДЖОЗЕФ. Я уже стар, Питер, стар и глубоко, безнадежно несчастлив. С тем, видно, и в могилу сойду. Ничего мне на самом деле не нужно. Но его милость прознает, и тогда случится страшное…

ПИТЕР ДЖЕК. С чего бы его милость вдруг прознал? Если, конечно, ты сам не проговоришься.

ХАНС ДЖОЗЕФ. Ладно, так тому и быть. Смолчим.

ПИТЕР ДЖЕК. Спасибо.

ХАНС ДЖОЗЕФ. Максим прав. Женись на ней. Если охота. Женись поскорее.

В ы х о д и т.

ПИТЕР ДЖЕК подходит к Марине, хочет обнять ее, она уклоняется.

ПИТЕР ДЖЕК. Даже дотронуться до себя не даешь.

МАРИНА. Мне неприятно.

ПИТЕР ДЖЕК. Я понимаю – эти страшные годы, с ним…

МАРИНА. Господи, ну почему я кругом виновата, во всем, перед всеми!

ПИТЕР ДЖЕК. Я тебя не виню. Марина, мы ведь обручились?

МАРИНА (равнодушно). Да.

ПИТЕР ДЖЕК. Ну – не надо, если не хочешь.

МАРИНА. Я же не виновата.

ПИТЕР ДЖЕК. Я знаю. Старик делал с нами что хотел. Захотел тебя. И взял. Но теперь…

МАРИНА. Его милость такой приятный господин.

О б в и н я ю щ е.

Очень ты быстро ему про нас выложил!

ПИТЕР ДЖЕК. Не надо было?

МАРИНА. Нарочно рассказал, чтоб я отступиться не смогла.

ПИТЕР ДЖЕК. Но ты же сказала "да", ты согласилась!

МАРИНА. Прости… Просто я не в себе. Я ломаная, крученая и прежней уже не стану – невозможно это… Ты наверняка считаешь, что я тебе должна быть по гроб жизни благодарна – за любовь твою. Может, и так. Может, я и благодарна, но… Ох, Питер, пустая душа у меня, понимаешь, выжженная. Всю меня переворошило, никогда не пройдет…

ПИТЕР ДЖЕК. Пройдет. Заново научишься жить, обниматься, целоваться.

МАРИНА. Разве в этом дело. Я ведь хочу, чтоб за мной ухаживали, заботились… Не хочу, чтоб просто владели, вещью быть не хочу.

ПИТЕР ДЖЕК. Но, Марина, я не собираюсь тобой владеть.

МАРИНА. А куда ты денешься? Жена – что раба. Все мужчины одинаковы. Сейчас ты добрый. А как поженимся, ты меня беречь и жалеть перестанешь. А потом и вовсе помыкать начнешь. Все вы одним миром мазаны…

ПИТЕР ДЖЕК. Марина, что ты несешь! Ты же знаешь, я всегда любил тебя, с самого детства. Знаешь, как терзался, когда ты замуж вышла и – потом… Я же готов тебя день и ночь на руках носить, я буду любить и беречь тебя всегда, до гробовой доски. Ты меня знаешь – насквозь. Ну, посмотри же в глаза!

МАРИНА. Да, я знаю тебя насквозь. В том-то, наверно, и беда. Ты – это ты, вечный, надежный. Вроде радоваться надо. ан нет… Понимаешь, есть во мне такое, с чем тебе не совладать. Хочется чего-то, пусть даже ужасного… Ох, если б уехать! Я в жизни дальше реки не бывала!

П а у з а.

Прости, Питер. Я выйду за тебя, конечно, выйду. Все уж решено. Особенно теперь, когда и его милость узнали…

ПИТЕР ДЖЕК. Вот поженимся, и ты утихомиришься, заживешь по-новому – счастливо и покойно. Станешь совсем другой.

МАРИНА. Да не хочу я утихомириваться, другой становиться… А хочу… Слышишь?

Далекий звук.

Патрис играет на скрипке. Я и музыки другой не знаю, кроме цыганской скрипки; да еще в церкви красиво поют. Только скрипка лучше. Она – особенная. Ничего лучше в мире нету.

ПИТЕР ДЖЕК. Когда мы поженимся, я тоже успокоюсь и… ревновать тебя ни к кому не стану. Хорошо, хорошо, не трогаю… Ты, верно, презираешь меня за долготерпение. А я все-таки дождусь, чтоб ты привыкла ко мне – как к мужчине. Подожду, потерплю, но только – после свадьбы.

МАРИНА. Ага, загонишь птичку в клетку…

ПИТЕР ДЖЕК. Я люблю тебя.

МАРИНА. И я тебя люблю, милый. Только без жару, печально как-то… Не досталось мне в жизни радости да веселья…

ПИТЕР ДЖЕК. Любовь важнее веселья.

МАРИНА. Правда? Да, наверно, ты прав.

Скрипка Патриса все не смолкает.

МАКСИМ и МИКИ сидят на полу, на авансцене. За ними виден приоткрытый буфет. МИКИ учится читать.

МАКСИМ. Ну, давай, давай.

МИКИ.

Тигр, тигр, жгучий страх,

Ты горишь…* МАКСИМ. Ты это уже читал. Ты эти строчки наизусть знаешь.

Тигр, тигр, жгу-чий страх,

Ты го-ришь в ноч-ных ле-сах.

МАКСИМ. Ты же не читаешь. По глазам вижу. Наизусть шпаришь. Гляди, вот здесь, другой кусок… Читай!

МИКИ. Не могу, тут все закорючки другие.

МАКСИМ. Если б ты читал, а не притворялся, были бы все те же самые.

МИКИ. Сам сказал, что это другой кусок.

МАКСИМ. Вот тупица!

МИКИ. Не понимаю. Не знаю я, как читать.

МАКСИМ. А как ты, интересно, намерен из этой дыры выбраться, если даже читать не умеешь?

Из буфета доносится мерзкий звук – пилят смычком по струнам. МАКСИМ сердито вскидывается, но решает не обращать внимания.

Ну, гляди, узнаешь эти буквы? Я тебе их сто раз показывал.

Тигр, тигр, жгучий страх,

Ты гор…

МАКСИМ. Нет, вот здесь. Гляди на буквы. Это какая?

МАКСИМ. Верно. А это "Т". А это "О". А вот наша подружка "С". Помнишь "С" – собака. Дальше опять "К", потом "Р", "У", "Т", "И", "Л". Теперь читай оба слова вместе. Ну? "Кто скрутил". Давай дальше.

МИКИ…И, Д, Л…

МАКСИМ. Дурень, слова читай, а не буквы.

МИКИ. Ты сам велел говорить буквы.

МАКСИМ. Потому что из букв складываются слова. Буквы сами по себе ничто. Главное – слова.

МИКИ. Так зачем я столько времени буквы учил?

Снова мерзкий скрипучий звук из буфета.

МАКСИМ. Да заткнись ты! Ну же, Мики, гляди!

Кто скрутил и для чего

Нервы сердца твоего?

Кто скрутил и для чего…

МАКСИМ. Нервы сердца твоего?

МИКИ. Нервы сердца твоего. Мура какая-то.

Снова резкие звуки: смычок по струнам, потом бренчание.

МАКСИМ. Да заткнись! Не то твою чертову скрипку об твою же голову обломаю. Давай снова.

МИКИ. Кто скрутил и для чего.

МАКСИМ. Не надо наизусть. Читай!

МИКИ. А я так могу выучить. Слушаю тебя, слова и запоминаются.

МАКСИМ. Ты же читать учишься, а не предложения зубришь!

МИКИ. Все равно ерунда это все, и книжку ты мне дал детскую. Хочу настоящую читать.

МАКСИМ. Конечно, ерунда. Но начинать-то надо с чего попроще. Давай снова!

МИКИ. Я уже забыл.

МАКСИМ. Если забыл, значит, не читаешь. Гляди, вот здесь.

МИКИ. Это закорючки, а не слова.

МАКСИМ. Самые настоящие слова. Только печатные.

Визг струны. МАКСИМ вскакивает. ПАТРИС поспешно запирается. МАКСИМ стучит кулаками в стенки буфета.

Берегись, цыган! Убью! Слышишь, убью, если еще полезешь не в свое дело. Понял?

ПАТРИС с силой оттягивает струны: "блямс, блямс…" А, черт!

Последний раз ударяет кулаком в стену и возвращается к Мики.

Ну, давай еще попробуем.

МИКИ (разражается плачем). Не могу я, не понимаю, чего ты от меня хочешь.

МАКСИМ. Вот бестолочь!

МИКИ. И госпожа меня не зовет. Сама обещала, я с ней буду жить, красивый, разодетый…

МАКСИМ. Да она забыла двадцать раз. Им слуги – что игрушки. Позволишь из себя ручную мартышку сделать – уши надеру. Ну, где наша книжка?

МИКИ. Не могу я, у меня от закорючек в голове так грустно делается. Не буду, не хочу! Это все детские забавы.

Уклонившись от руки Максима, начинает приплясывать вокруг него.

Тигр, тигр, жгучий страх,

Ты горишь в ночных лесах.

Чей бессмертный взор, любя,

Создал страшного тебя?

А Максимка толстый свин

Носом целых пять аршин.

Положил свой нос в кровать,

Нос сказал: "Не буду спать".

МАКСИМ. Ты сам еще ребенок-поваренок. Так на кухне всю жизнь и проторчишь. До седых волос сковородки будешь мыть. Ладно! Я пошел!

В ы х о д и т.

Осторожно, чтобы не заметил сын, появляется Марина. Смотрит вслед Максиму.

МИКИ.

Тигр, тигр, жгучий страх,

Ты горишь в ночных лесах.

МАРИНА. Не вопи. Иди-ка сюда. Мики, ты случаем не проболтался Питеру Джеку о нас с Патрисом?

МИКИ (пытаясь вырваться из ее цепких рук). Тигр, тигр, жгучий страх… Ничего я не говорил. Уй, больно! Я на тебя госпоже пожалуюсь!

МАРИНА. Перестань голосить. Сам себе больно делаешь! Стой на месте! Не смей никому ничего говорить, понял?! Не твоего ума это дело.