Читра Дивакаруни - Сестра моего сердца Страница 61

— И вдруг королева услышала голос: «Не бойся, милая. Возьми меня за руку». Посмотрев вверх, она увидела радугу, простиравшуюся от противоположного края земли прямо к ее ногам. Знаешь, в своих страданиях королева совсем забыла про сестру-близнеца, которая жила в далекой стране за океаном. Сестра послала ей всю свою любовь в этой радуге…

Голос Анджу задрожал, и я подхватила историю:

— И королева, одной рукой крепко обняв дочь, схватилась другой за радугу. И сестра перетащила их через океан с зубастыми чудовищами в целости и сохранности.

Я слышала, что Анджу плачет.

— Судха, — говорила она, всхлипывая. — Ты нужна мне. Ты так нужна мне. Я больше не могу без тебя. Я так старалась, чтобы накопить денег тебе на билет, но сама всё испортила.

О господи! Неужели это стало причиной выкидыша? Она работала ради меня, ради злосчастной меня. А что, кроме бед, я принесла ей?

— Пожалуйста, приезжай, — сказала Анджу. — Пообещай, что ты скоро приедешь.

Я была потрясена до глубины души тем, каким слабым, жалобным голосом она говорила. Я сама несколько раз доходила до такого отчаяния, пока не поняла, что мать не может позволить себе бояться.

И, стараясь говорить как можно спокойнее, я ответила:

— Я приеду как можно скорее, сразу, как только родится Даита. А теперь послушай меня. До моего приезда ты должна делать все, что велят тебе врачи, ты должна поправляться. Иначе как ты сможешь помочь мне заботиться о Даите? Она, в конце концов, не только моя дочь, но и твоя.

Анджу как-то неуверенно засмеялась.

— Я жду не дождусь, когда ты приедешь. Как нам будет хорошо вдвоем!

— Втроем, — поправила я ее.

— Мне не верится, что ты будешь здесь, рядом со мной, как раньше! — Анджу продолжала говорить пронзительным, радостным, как у ребенка, голосом, словно и не слышала, что я сказала про Даиту.

Когда мамы вернулись и обо всем узнали, мы обнялись и, расплакались. А потом стали ругать друг друга.

— Как вы могли скрывать такое от меня? — возмущалась я.

— А ты сказала нам, что не пойдешь в храм, потому что устала! — парировали мамы.

Мы все так расстроились, что Анджу не хотела приехать в Индию — так было бы проще всем.

— Упрямая, как всегда, — ворчала моя мать.

А Пиши добавила:

— Анджу всегда терпеть не могла, когда ее жалели.

— Она думала о Судхе, о том, что она сможет начать там новую жизнь, — оправдывала дочь Гури-ма.

Я рассказала мамам о том, как Анджу пропускала мимо ушей все фразы, в которых я упоминала о Даите. Но они ответили, что я должна быть терпеливой, ведь Анджу пережила такую потерю. А когда я рассказала, зачем она работала, они замолчали. А потом Гури-ма, взяв меня за руки, попыталась успокоить меня, сказав, что это большое горе, но я не должна чувствовать себя виноватой.

Ах, Гури-ма, если бы можно было стряхнуть вину, как капли росы с лепестков лотоса.

Мамы восхитились щедростью Сунила, он подошел к телефону после того, как я поговорила с Анджу, и сказал, что займется покупкой билетов и визами для меня и Даиты. Но кое-что привело меня в замешательство. Перед тем как положить трубку, он вздохнул так, как вздыхает человек, который долго висел над пропастью, вцепившись в край скалы и, наконец, отпустив ее, почувствовал странное облегчение, стремительно падая вниз. А потом сказал: «Я старался».

Я не сказала об этом мамам. Он произнес это очень тихо, скорее даже не мне, а самому себе, так что, может быть, мне просто послышалось.

— Но как тебе удалось заставить Анджу заговорить с тобой? Что ты такого сказала ей?

— Да так, кое-что… — ответила я. Мне почему-то не хотелось рассказывать им про сказку. — Наше, личное…

— Ну расскажи нам хотя бы немножко, — стала просить мама.

— Я рассказала ей одну историю.

— А, историю, — закивала головой Пиши, которая как никто другой знала, какую силу хранят истории в самой сердцевине, как манго хранят семена. Пиши знала, эта сила уменьшалась от вопросов, поэтому задала лишь один, лукаво посмотрев на меня:

— Одну из историй, которые я вам рассказывала?

Мне было жаль разочаровывать ее, но я ответила правду:

— Нет, новую историю. Я сочинила ее на ходу.

— А как она называлась? — спросила Гури-ма.

Я начала качать головой. И тут меня осенило, и я ответила:

— Королева Мечей.

Я писала Анджу каждый день, описывая все детали, в том числе и не самые приятные, своей беременности. Сначала я сомневалась, стоит ли писать ей об этом, ведь тема должна была слишком болезненной для нее. Но иногда можно излечиться только болью. Отрицая то, что я жду ребенка, мы бы не добились добра. Так что я писала Анджу о своих проблемах с пищеварением; о том, как тяжело дышать; как не сплю ночами из-за толчков Даиты.

Перед тем как поехать в больницу, я описала первую схватку: спазмы были такими сильными, что мне казалось, что внутренности вот-вот вывалятся. А когда я вернулась, то попыталась найти слова, чтобы описать момент, когда мне на грудь положили мою дочку, скользкую и сморщенную, как чернослив, и невероятно красивую.

Но я не смогла отправить это последнее письмо.

Последние месяцы Анджу готовилась к моему приезду. Она стала правильно питаться и, хотя всё еще была слаба, уже выходила на прогулки вместе с Сунилом. Доктор сказал, что уже совсем скоро она сможет перестать принимать лекарства. Анджу поговорила со своими преподавателями и сказала, что сможет посещать некоторые занятия в колледже в следующем семестре. Они договорились с Сунилом, что как только ей станет получше, она сможет снова работать, если захочет. Но самое главное — она опять стала читать.

Сунил звонил нам и радостно сообщал, что потрясен переменами в Анджу. Он попросил передать мне, что я настоящее чудо. Сунил сказал, что обязательно придумает, как отблагодарить меня достойно, когда я приеду.

На мам, как обычно, его любезность произвела большое впечатление, но мне совсем не понравилась его последняя фраза. Мама настаивала, чтобы я послала ему такой же любезный ответ, но я не стала. Да и что бы я написала? Я-то не была удивлена. Анджу всегда могла пройти испытание, решив достичь цели. А этой целью, или, точнее, чудом, была вовсе не я. Как бы Анджу ни хотела это отрицать, целью была Даита.

— Какое же ты чудо, — говорила я, укачивая ее.

Я улыбалась, любуясь ее темной головкой, покрытой пушком, похожим на сердцевину цветка кадам. Я старалась не думать о том, что буду делать, если Анджу продолжит не замечать Даиту, когда я приеду в Америку, если будет испытывать неприязнь к ней. «Этого никогда не будет», — шептала я, склонившись к Даите и прижав ее к себе, вдыхая успокаивающий запах молока и детской присыпки. Я с таким жаром шептала эти слова, словно молитву: «Все тебя любят».

Да, в кругу семьи все любили мою дочь, мамы всё время ссорились, чья очередь укачивать Даиту и играть с ней, и кто будет петь ей песню.

— Я ее настоящая бабушка, — говорила моя мать. — Она даже похожа на меня. Дайте ее мне.

— Ничего подобного, — возражала ей Пиши, уперев руки в бока. — Настоящая бабушка — та, кто любит больше других. Любовь важнее кровного родства. Кроме того, она намного красивее, чем ты когда-то. И вообще, ты никогда толком не умела обращаться с детьми. Гури! Гури! Опять она подкралась и забрала у нас малышку Дайю!

Меня забавляло, что каждая из них считала Даиту своей. Даже Сингх-джи довольно бесцеремонно отнимал у меня дочку и, отправив меня спать, садился с ней в кресло, качал ее и лопотал что-то, а она, вцепившись в его бороду, радостно смеялась. Недовольная Рамур-ма не отходила от них ни на шаг, чтобы «этот старик, который, наверное, ни разу в жизни-то не держал ребенка, не уронил нашу малышку Дайю».

Я могла остаться наедине со своей дочерью только когда кормила ее, и то были самые счастливые минуты. Я разглядывала ее, любуясь снова и снова крошечными изящными пальчиками на руках и ногах, прозрачными изгибами ушей, похожих на лепестки; буйными завитками пушистых волос, лежащих на моей груди, и ямочкой на подбородке. Я шептала ей, что хочу, чтобы она была смелой и сильной, еще смелее и сильнее, чем я. Я пела песни и рассказывала сказки. Даита жадно и шумно сосала грудь, словно не обращая на мои слова никакого внимания. Но я знала, что она впитывает каждый звук.

Сегодня я решила рассказать ей о Преме.

— Жил-был один мальчик, — начала я, — самый прекрасный из всех мальчиков и самый счастливый. Когда он вырос в животе мамы до размеров горчичного зернышка, он уже был самым мудрым из всех детей и советовал матери, что делать. Когда он был размером с лимон, он уже умел петь, танцевать и кувыркаться. А когда он стал размером с помело, то мог сутки напролет рассказывать наизусть двадцать четыре священные книги. Боги, в изумлении посмотрев на него, сказали, что он слишком хорош для несовершенного мира людей. Поэтому они забрали его из чрева матери и превратили в звезду, чтобы он никогда не узнал страданий, с которыми мы сталкиваемся каждый день. Я покажу тебе его прямо сегодня. Он будет смотреть на тебя своими звездными глазами и обязательно полюбит, потому что ты его кузина. Так что у тебя всегда будет на небе друг, который будет вести тебя вперед, когда в том будет нужда.