Луиза Мэй Олкотт - Хорошие жены Страница 66

Джо в тот день была целиком в своей стихии и носилась повсюду с подвернутым подолом, со шляпой, которая была где угодно, но только не на голове, и с малышом под мышкой, готовая к любым происшествиям, какие только могли произойти. Маленький Тедди был, казалось, неуязвим для любых опасностей, так как с ним никогда ничего не случалось, и Джо не испытывала ни малейшей тревоги, когда его втаскивал на дерево один мальчуган, или катал на спине другой, или кормил зелеными яблоками потакающий ему папа, пребывавший во власти немецкой иллюзии, что дети могут переварить что угодно, от квашеной капусты до пуговиц, гвоздей и их собственных маленьких ботинок. Она знала, что Тедди опять появится в положенное время, невредимый и румяный, грязный и безмятежный, и она всегда была рада получить его обратно, так как нежно любила своих малышей.

В четыре часа наступило затишье, и корзины оставались пустыми, пока сборщики яблок отдыхали и сравнивали прорехи и синяки. Затем Джо и Мег вместе с отрядом старших мальчиков накрыли ужин на траве, так как чаепитие на открытом воздухе всегда было вершиной радостей этого дня. Земля буквально текла молоком и медом в подобных случаях, так как от мальчиков не требовали сидеть за столом, а позволяли есть, как они хотят; свобода — та приправа, которая особенно дорога мальчишечьим душам. Они пользовались этой редкой привилегией в полной мере: одни пытались осуществить интересный эксперимент, стараясь выпить молоко стоя на голове, другие придали новое очарование чехарде, кусая свои пироги после очередного прыжка, поле засевалось вразброс печеньем, а яблочные пирожки рассаживались на деревьях, как новый вид птичек. Маленькие девочки устроили отдельное чаепитие, а Тед бродил от одного кушанья к другому как ему заблагорассудится.

Когда никто уже не мог съесть больше, профессор предложил первый обычный тост, который всегда провозглашали по таким праздникам: «За тетю Марч, благослови ее Господь!» Тост от всей души провозглашал добрый человек, никогда не забывавший, сколь многим он ей обязан, и пили в тишине мальчики, которых учили всегда хранить память о ней.

— Теперь — за бабушкино шестидесятилетие! Долгих лет и девятикратное «ура»!

«Ура» прокричали с энтузиазмом, чему вы, вероятно, охотно поверите, и раз начавшиеся восторженные крики было нелегко остановить. Были предложены тосты за здоровье каждого — от мистера Лоренса, считавшегося особым покровителем школы, до изумленной морской свинки, которая случайно забрела в непривычную для себя обстановку, разыскивая своего юного хозяина. Затем Деми, как старший внук, представил виновнице торжества разнообразные дары, столь многочисленные, что их доставили к месту празднеств на тачке. Очень забавными были некоторые из этих подарков, но то, что, на взгляд других, могло считаться недостатками, в глазах любящей бабушки было украшением, так как все эти вещи дети изготовили сами. Каждый шов, который сделали терпеливые пальчики Дейзи, подрубившей носовые платочки, был для миссис Марч дороже самой искусной вышивки; ящик для обуви, подарок Деми, был чудом механики, даже несмотря на то, что крышка не закрывалась; сделанная Робом скамеечка под ноги оказалась очень шаткой, но бабушка объявила, что ей нравится это успокаивающее покачивание; и ни одна страница в роскошной книге, которую подарила ей дочка Эми, не показалась бабушке такой красивой, как та, на которой неровными печатными буквами было выведено: «Дорогой бабушке от ее маленькой Бесс».

Во время этой церемонии мальчики таинственным образом исчезли; и, когда миссис Марч, попытавшаяся поблагодарить своих детей, не выдержала и расплакалась от радости, а Тедди принялся вытирать ей глаза своим передничком, профессор неожиданно запел. Затем сверху, один за другим, ему стали вторить голоса и от дерева к дереву полетела мелодия невидимого хора: вкладывая в пение всю душу, мальчики исполняли поздравительную песню — Джо написала слова, Лори положил их на музыку, а профессор великолепно отрепетировал со своими учениками. Это было нечто совершенно новое, и успех оказался грандиозным: миссис Марч никак не могла прийти в себя от приятной неожиданности и настаивала на том, чтобы пожать руку каждой птичке без перьев — от высоких Франца и Эмиля до маленького квартерона, самого сладкоголосого в хоре.

После этого мальчики исчезли, чтобы предаться заключительным забавам дня, оставив миссис Марч и ее дочерей под пиршественным деревом.

— Я думаю, что мне не следует никогда больше называть себя «неудачницей Джо», ведь мое самое большое желание так чудесно исполнилось, — сказала миссис Баэр, вытаскивая маленький кулачок Тедди из кувшина с молоком, которое он с наслаждением вспенивал.

— И тем не менее твоя жизнь совсем не похожа на ту, какую ты рисовала себе много лет назад. Помнишь наши воздушные замки? — спросила Эми, с улыбкой наблюдая, как Лори и Джон играют в крикет с мальчиками.

— Дорогие мои! У меня сердце радуется, когда я вижу, что они забыли на один день о делах и резвятся здесь, — отозвалась Джо, которая теперь с материнским видом говорила обо всем человечестве. — Да, я помню, но такая жизнь, о какой я мечтала тогда, кажется мне теперь пустой, эгоистичной, одинокой и холодной. Я еще не оставила надежды написать хорошую книгу, но она подождет, и я уверена, что она будет еще лучше благодаря такому опыту и примерам, как эти. — И Джо указала сначала на резвящихся в отдалении мальчиков и на своего отца, прогуливающегося под руку с профессором на солнышке и увлеченного одной из тех бесед, которые оба очень любили, а затем на свою мать, сидящую, как на троне, среди своих дочерей, с внуками на коленях и у ее ног, так, словно все находили помощь и счастье в ее добром лице, которое для них никогда не старело.

— Мои мечты осуществились в большей степени, чем у остальных. Конечно, я просила замечательных вещей, но в глубине души знала, что буду довольна, если у меня будет маленький домик, Джон и милые дети, как эти. У меня есть все это, слава Богу, и я счастливейшая женщина на свете. — И Мег положила руку на голову своего высокого мальчика с выражением нежного и искреннего удовлетворения.

— Мой настоящий замок очень отличается от того воздушного, который я строила, но я не хотела бы изменить его, хотя, как и Джо, я не оставила своих художественных исканий и не считаю, что должна ограничиться помощью другим в осуществлении их мечты о красоте. Я начала лепить фигуру ребенка, и Лори говорит, что это лучшая из всех моих работ. Я и сама так думаю и хочу позднее выполнить ее в мраморе, тогда, что бы ни случилось, я смогу сохранить хотя бы образ моего маленького ангела.

Когда Эми произносила эти слова, большая слеза скатилась по ее щеке и упала на золотистую головку ребенка, спавшего у нее на руках: ее единственная горячо любимая дочь была слабенькой и страх потерять ее омрачал счастье Эми. Это испытание во многом влияло на обоих родителей девочки — любовь и горе связывали их еще теснее. Натура Эми обретала большую мягкость, глубину, нежность; Лори становился серьезнее, сильнее, решительнее; и оба узнавали на опыте, что красота, молодость, богатство и сама любовь не могут отвратить заботу и страдание, потерю и горе даже от самых счастливых, ибо

Без печальных и дождливых днейНи одна жизнь в мире не проходит.

— Она становится крепче и здоровее, я уверена, дорогая. Не падай духом, надейся и не грусти, — сказала миссис Марч, а добросердечная Дейзи, сидевшая у нее на коленях, наклонилась, чтобы прижаться своей румяной щекой к бледной щечке своей маленькой кузины.

— Я никогда не предамся отчаянию, пока у меня есть ты, мама, чтобы подбодрить меня, и Лори, чтобы взять на себя большую часть любого бремени, — ответила Эми с теплотой. — Он никогда не дает мне почувствовать его тревогу, но, напротив, всегда так мил и терпелив со мной, так преданно любит Бесс, всегда остается для меня такой опорой и утешением, что я люблю его все сильнее. Так что, несмотря на этот крест, который мне приходится нести, я могу сказать вслед за Мег: «Слава Богу, я счастливая женщина».

— Я могу и не говорить этого, так как каждый видит, что я счастливее, чем того заслуживаю, — добавила Джо, переводя взгляд со своего доброго мужа на полнощеких детишек, кувыркающихся на траве рядом с ней. — Фриц седеет и толстеет; я становлюсь худой, как щепка, и мне тридцать; мы никогда не разбогатеем, а Пламфильд может сгореть дотла в любую ночь, так как этот неисправимый Томми Бэнгз продолжает курить самодельные сигары под одеялом, хотя уже трижды сам себя поджигал. Но, несмотря на все эти неромантичные обстоятельства, мне не на что жаловаться и никогда еще не было так «замечательно здорово». Прошу прощения за эти последние слова, но, живя среди мальчиков, я не могу не употреблять время от времени их выражения.

— Да, Джо, я думаю, ты получишь хороший урожай, — начала миссис Марч, спугивая большого черного сверчка, смущавшего Тедди своим пристальным взглядом.