Том 5. Багровый остров. Пьесы, повесть, черновые варианты романа «Мастер и Маргарита» 1928–1931 гг. - Михаил Афанасьевич Булгаков Страница 67

Голубков. Нет! Нет! Нет! Она самый лучший для меня человек на свете, случайно встреченный человек! Но я жалкий безумец, зачем, зачем тогда в монастыре ее, больную, я уговорил ехать в эти дьявольские лапы. Ах, я жалкий человек!

Хлудов. Может быть, вы заблуждаетесь? Если вы случайно встретили ее, ведь вы же не узнали ее как следует. Все женщины наших дней дряни!

Голубков. Не сметь так говорить! Убью!

Хлудов. Чего же вы стонете теперь? Молчать! Зачем вы подвернулись мне под ноги? Зачем дьявол вас принес? А теперь, когда машина сломалась, вы явились требовать у меня того, что я вам дать не могу! Нет ее и не будет! Ее расстреляли.

Голубков. Злодей, злодей, бессмысленный злодей.

Хлудов. И вот с двух сторон: живой, говорящий, нелепый, а с другой — молчащий вестовой! Что же я, чугунный постамент, к которому приставили двух часовых, или душа моя раздвоилась, и слова я слышу мутно, как сквозь воду, в которую я погружаюсь, как свинец. Он, он, проклятый, висит на моих ногах и тянет меня, и мгла меня призывает. А... Понял... это совесть!

Голубков. Нет, это я понял все! Ты — сумасшедший! Теперь все понимаю. Лед на Чонгаре, черные мешки, мороз! Судьба! За что ты гнетешь меня? Как же я не сберег мою Серафиму! Вот он, вон он, ее слепой убийца. А что с него взять, если разум его помутился?

Хлудов. Рыцарь! Чудак! (Бросает револьвер.) Окажите любезность, застрелите больного! (В пустое пространство.) Ну оставь меня, довольно, я ухожу!

Голубков. Нет, не могу уже стрелять в тебя. Ты мне жалок, и страшен, и омерзителен! Убил!

Хлудов. Что за комедия в конце концов? Благодарите Бога, что вы сами не повешены! Вы слышали, что она сказала командующему фронтом?

Голубков. Да не лги ты хоть сейчас, перед собою, полоумный зверь! Больного человека ни с того ни с сего убил.

Хлудов. Эй, кто там есть? Есаул Голован, где вы застряли? Эй... (Бормочет.) ...идет, идет. Все доложит обстоятельный человек Голован, и первый узелок развяжется, и ты меня отпустишь наконец.

Слышен плеск шагов в пустой анфиладе, входит Голован.

Расстреляна?

Голован. Никак нет!

Голубков. Нет? Нет! Где же она? Где?

Хлудов. Тише. (Головану.) Почему не доставили?

Голован косится на Голубкова.

Хлудов. Говорите при нем.

Голован. Слушаю! Генерал Чарнота сегодня, в три часа дня, проходя на пристань со сводной дивизией, ворвался в помещение контрразведки, арестованную эту Корзухину, угрожая вооруженной силой, отбил и увез.

Голубков. Куда? Куда?

Хлудов. Тише! (Головану.) Куда?

Голован. Не могу знать.

Хлудов. А я приказывал знать!

Голован. Так точно. Я и докладываю, как узнал. А догадываться могу.

Хлудов. Догадывайтесь!

Голован (с неудовольствием косясь на Голубкова). Дивизия генерала Чарноты погрузилась на «Витязя» в четыре с половиной часа дня. В пять «Витязь» вышел на рейд, а после пяти в открытое море.

Хлудов. Довольно. Спасибо. (Голубкову.) Итак. Вот! Жива! Значит, жива эта ваша женщина Серафима.

Голубков. Да, да, жива!

Хлудов. Есаул Голован, берите весь конвой и знамя, грузитесь на «Святителя». Я потом приеду.

Голован (настороженно). Осмелюсь...

Хлудов. Я в здравом уме! Приеду, не бойтесь, приеду!

Голован. Слушаю. (Исчез.)

Хлудов. Ну?

Голубков. Да, да, да! Заклинаю вас, возьмите, непременно возьмите меня в Константинополь! Я еду за ней!

Хлудов. Придите в себя. Подумайте одну минуту. (Манит Голубкова к окну.) Там вон Константинополь! Останьтесь здесь. Вас не убьют большевики.

Голубков (слепо). Да, да, да! Константинополь. Я все равно от вас не отстану. Возьмите. Вот огни! Смотрите!

Хлудов. О, черт, черт, черт! Ты чертов груз на моем пути!

Голубков. Хлудов, едем скорее.

Хлудов. Замолчи. (Утихает.) Ну вот! Одного я удовлетворил и теперь на свободе могу говорить с тобой. (Оборачивается через плечо.) Чего ты хочешь, чтобы я остался? Остался? Нет. Бледнеет. Отходит. Покрылся тьмой и стал вдали. Значит, едем!

Голубков (тоскуя). Хлудов. Ты болен. Хлудов, это бред! Хлудов, надо спешить, уйдет «Святитель», мы опоздаем!

Хлудов. Черт! Какая Серафима? Константинополь?.. Ну едем, едем!

Схватывает доху и вместе с Голубковым убегает в анфиладу, и тьма поглощает их.

Конец четвертого сна и третьего действия

Действие четвертое

Сон пятый

Янычар сбоит!..

Странная симфония. В музыке ноют турецкие напевы, затем в них вплетается русская «Разлука», потом стоны уличных торговцев, гудение трамваев, гудки автомобилей. На сцене загорается Константинополь в предвечернем солнце. Виден господствующий минарет, кровли домов. Стоит необыкновенного вида сооружение вроде карусели, над коим красуется надпись:

«Стой!

Невиданно в Константинополе!

Sensation à Constantinople!

Тараканьи бега!!

Courses de cafards!!

Races of cock-roaches!!

Русское азартное развлечение с дозволения международной полиции».

Карусель украшена флагами всех стран, за исключением германских. Две кассы с надписями «В ординаре» и «В двойном». Надпись над кассой: «Le commencement à 5 h. du soir»[38]. Сбоку ресторан на воздухе под золотушными и пыльными лаврами в кадках. Надпись золотом: «Русский деликатес — Vobla. Порция 50 пиастров». Над рестораном громадный рак во фраке, обнявшийся с тараканом. Над ними надпись: «Пиво».

За каруселью живет в зное лихорадочною жизнью узкий переулок. По переулку валит народ. Идут турчанки в чарчафах и лакированных туфлях, турки в красных фесках, иностранные моряки в белом и элегантные европейцы, прыгают мальчишки, проходят русские в царской военной форме. Звенят звоночки продавцов лимонада, в лавчонках торгуют кокосовыми орехами. На осликах едут громадные корзины с овощами. Зной. У выхода с переулка на бега Чарнота в черкеске без погон, выпивший слегка, несмотря на жару, и мрачный, торгует резиновыми чертями, тещиными языками и какими-то прыгающими фигурками с лотка, который у него на животе.

Чарнота. Не бьется, не ломается, а только кувыркается! Купите красного комиссара для увеселения ваших почтенных турецких детишек-ангелочков! Мадам, мадам! Ашете! Пур вотр анфан![39]

Турчанка-мамаша. Ah!.. Бунун фиаты надыр?[40] Combien?[41]

Чарнота. Сенкан пиастр, мадам! Сенкан, селеман![42]

Турчанка-мамаша. О, иох. Бу пахалыдыр![43] (Проходит.)

Чарнота (вслед ей). Мадам, карант! Карант![44] Ах чтоб тебе сгореть! Да у тебя и детей никогда не было! Ступай в гарем! Геен зи! Геен зи...[45] Боже мой, господи, до чего ж сволочной город!

Константинополь стонет над Чарнотой. Басы поют в симфонии: «Каймаки! Каймаки!» Тенора — продавцы лимонов, сладко: