Грэм Грин - Избранное Страница 69

— У меня, может быть, все еще впереди, — пошутил я в надежде поскорее перевернуть страницу нашей беседы, которая меня сильно смущала.

— Ты прежде всего должен научиться быть расточительным, — сказала тетушка. — Бедность любит нанести внезапный удар, как инфлюэнца, поэтому на черный день неплохо иметь в запасе воспоминания о расточительной жизни. Эти апартаменты в любом случае я не зря сняла. Мне нужно будет приватно принять тут нескольких посетителей, и, надеюсь, ты не думаешь, что я буду принимать их в спальне. Один из них, кстати, управляющий банком. Ты когда-нибудь навещал своих клиенток в спальне?

— Нет, конечно. И даже в гостиной никого не навещал. Всеми делами я занимался в банке.

— Но у вас в Саутвуде не было клиентов очень высокого ранга.

— Вот тут вы ошибаетесь, — ответил я и рассказал о невыносимом контр-адмирале и моем друге сэре Альфреде Кине.

— Значит, у тебя не было по-настоящему конфиденциальных дел.

— Безусловно не было таких, которые я не мог бы обсудить в своем кабинете в банке.

— У вас на окраине нет подслушивающих устройств, — заявила тетушка.

Человек, который пришел к ней с визитом, никак не укладывался в мои представления об управляющем банком. Высокий и элегантный, с темными бачками, он был бы хорош в костюме матадора. Тетушка попросила меня принести красный чемодан, после чего я удалился, оставив их вдвоем. В дверях я оглянулся и увидел, что крышка чемодана откинута и что он набит, как мне показалось, десятифунтовыми банкнотами.

Я пошел к себе в спальню, сел в кресло и взял номер «Панча», чтобы успокоиться. Вид этих контрабандных денег вызвал у меня шок — к тому же чемодан был фибровый, из тех, что ничего не стоит проткнуть, как картон. Надо отдать должное, ни одному опытному грузчику не пришло бы в голову, что в чемодане целое состояние, но все же было верхом безрассудства ставить все на карту, успех которой полностью зависел от опытности вора. Тетушка с легкостью могла напороться на новичка.

Тетушка, очевидно, много лет прожила за границей, и это наложило отпечаток на ее характер и на ее мораль. Я не мог судить ее теми же мерками, что и обычную англичанку, и, читая «Панч», утешал себя тем, что английский характер в основе своей неизменен. Взять хотя бы, к примеру, «Панч» — журнал претерпел период кризиса, когда даже Уинстон Черчилль стал предметом насмешек, но здравый смысл его владельцев и рекламодателей помог благополучно вернуть его на старую стезю. Даже адмирал снова подписался на него, а редактор журнала — и, по-моему, совершенно правильно — был сослан на телевидение, которое даже в самом лучшем своем варианте — сфера деятельности довольно низкопробная. Если десятифунтовые банкноты, размышлял я, уложены в пачки по двадцать в каждой, в чемодане могло быть не меньше трех тысяч фунтов или даже шести тысяч, так как пачки по сорок не такие уж большие… Тут я вспомнил, что это был фирменный чемодан, который мог вместить и двенадцать тысяч. Меня слегка утешило это открытие. Контрабанда такого широкого масштаба — скорее удачный бизнес, а не уголовное преступление.

Зазвонил телефон. Это была тетушка.

— Что ты мне посоветуешь — «Юнион карбид», «Женеско», «Дойче Тексако»? Или, может, «Дженерал электрик»? — спросила она.

— Мне не хотелось бы давать вам никаких советов, — сказал я. — Я некомпетентен. Мои клиенты никогда не имели дела с американскими акциями. Слишком высокая приплата в долларах к номинальной стоимости.

— Во Франции вопроса о приплате в долларах просто не существует. По-моему, твои клиенты были начисто лишены воображения, — сказала нетерпеливо тетушка и повесила трубку. Что же, она ожидала, что адмирал тайно провозит банкноты?

На душе у меня было беспокойно. Я вышел и прошелся по саду. Американская пара (из «Сент-Джеймса» или из «Олбани») пила чай за столиком. Один из супругов извлекал из чашки бумажный пакетик на нитке, как затонувшее животное. Это убийственное зрелище заставило меня почувствовать, как далеко я от родной Англии, и я вдруг с болью подумал о том, как я соскучился по Саутвуду и дому, проводя время в компании тети Августы. Я дошел до Вандомской площади и по улице Дону вышел к Бульвару Капуцинок. На углу улицы, возле бара, со мной заговорили две женщины, и в ту же минуту я не без страха увидел радостно улыбающуюся мне физиономию.

— Мистер Пуллен! — воскликнул он. — Хвала всевышнему!

— Вордсворт!

— Самый чудесный из его деяний. Хотите эта девочка?

— Я вышел прогуляться.

— Женщины, как этот, вас облапошат. Это трехминутка. Они делают прыг-прыг, раз, два, три — и привет. Хотите девочка, надо идти с Вордсворт.

— Но я не хочу никаких девочек. Я здесь с тетушкой. Я решил пройтись, пока она занимается делами.

— Ваш тетя здесь?

— Да.

— Где живете?

Я не хотел ему давать адреса без разрешения тетушки. Я представил себе, как Вордсворт селится в соседнем со мной номере. А вдруг ему вздумается курить марихуану в «Сент-Джеймсе и Олбани»… Я не знал, какие существуют на этот счет законы во Франции.

— Мы остановились у друзей, — сказал я неопределенно.

— У мужчина? — спросил он с неожиданной свирепостью в голосе.

Казалось невероятным, что кто-то может ревновать семидесятипятилетнюю женщину, но это была самая неподдельная ревность, и я увидел в новом свете банкира с бачками.

— Дорогой мой Вордсворт, — сказал я. — Это плод вашего воображения. — Здесь я позволил себе маленькую ложь во спасение. — Мы остановились у пожилой супружеской пары.

Я не считал удобным обсуждать тетушкины дела здесь, на углу улицы, и стал двигаться по направлению к бульвару. Однако Вордсворт не отставал.

— Есть дашбаш для Вордсворт? — спросил он. — Вордсворт найдет красивый девочка, школьный учительница.

— Мне не нужна девочка, Вордсворт, — повторил я и дал ему десять франков только для того, чтобы он замолчал.

— Тогда надо выпить один стакан со старый Вордсворт, — сказал он. — Вордсворт знает прямо здесь кабак, первый класс.

Я согласился выпить стаканчик, и он повел меня, как мне показалось, ко входу в театр «Комеди де Капюсин». Когда мы спускались по лестнице в подвальчик под театром, слышно было, как там ревет граммофон.

— Я бы предпочел более тихое место, — сказал я.

— Вы немного подождите. Это притон высший класс, — ответил Вордсворт.

В погребе было жарко. Несколько молодых одиноких женщин сидели у стойки бара. Взглянув туда, где гремела музыка, я увидел совсем почти обнаженную женщину — она ходила между столиками, за которыми перед нетронутыми стаканами с виски сидели мужчины, все в одинаковых потертых плащах, словно в униформе.

— Вордсворт, если это и есть то, что ты называешь прыг-прыг, мне этого и даром не надо, — с досадой сказал я.

— Нет, здесь нет прыг-прыг, — ответил Вордсворт. — Если хотите прыг-прыг, надо брать ее гостиница.

— Брать кого?

— Эти девочки. Хотите один?

Две девушки из тех, кто сидели около стойки, подошли и сели рядом со мной, по обе стороны. Я почувствовал себя пленником. Вордсворт, я заметил, уже успел заказать четыре порции виски, на которые ему явно не могло хватить бы тех десяти франков, что я ему дал.

— Зак, chéri [93], — сказала одна из девушек, — представь нам своего друга.

— Мистер Пуллен, познакомьтесь, это Рита. Красивый девочка. Школьный учительница.

— В какой школе она учит?

Вордсворт рассмеялся, и я понял, что свалял дурака. В некотором смятении я следил за Вордсвортом, который вступил в какие-то длительные, очевидно, деловые переговоры с девушками.

— Вордсворт, что вы делаете? — спросил я.

— Хотят двести франков. Я сказал — нет. Говорю, мы имеем британский паспорт.

— При чем тут паспорт?

— Они знают, британский люди очень бедный люди, не может много деньги бросать.

Он снова заговорил с ними на каком-то странном французском языке — я ни слова не мог разобрать, хотя девушки, по всей видимости, все понимали.

— На каком языке вы разговариваете, Вордсворт? — спросил я.

— На французском.

— Но я ни слова не понимаю.

— Хороший французский язык, приморский. Этот леди хорошо Дакар знает. Вордсворт сказал ей, одно время работал Конакри. Они говорят сто пятьдесят франков.

— Поблагодари их от меня, Вордсворт, и скажи, что мне ничего не нужно. Я должен вернуться к моей тете.

Одна из девушек рассмеялась. Она, очевидно, услышала слово «тетя», хотя я так и не уразумел, почему свидание с тетей смешнее, чем свидание с кузиной, с дядей или даже с матерью. Девушка повторила tante [94], и обе расхохотались.

— А завтра?

— Я иду с тетушкой в Версаль, а вечером мы уезжаем в Стамбул Восточным экспрессом.