Оноре Бальзак - Крестьяне Страница 7

Блонде, великий дока по части всякой иронии, памятуя о маршале Ришелье, уже почувствовал некоторое недоверие при словах «научная добыча» и заподозрил было насмешку, но наивные повадки и глупость, написанная на лице старого крестьянина, разуверили его.

— Когда я был помоложе, их тут водилась тьма-тьмущая, этих самых выдрей, им тут у нас приволье, — продолжал старичок. — Да уж столько их переловили, что теперь и хвоста ее за десять лет не увидишь... Зато наш cупарфект... Вы, может, с ним знакомы? Хоть он из Парижа, а хороший такой молодой человек, вроде вас, и очень до разных редкостей охоч. А как он знает, что я мастак ловить этих самых выдрей, — а знаю я их сестру не хуже, чем вы свою грамоту, — он мне и говорит: «Дядя Фуршон, как поймаешь выдрю, тащи ее ко мне, я, мол, тебе хорошо за нее заплачу, а коли у нее спина будет серебриться, я, мол, тебе дам за нее тридцать франков». Так-то вот он и сказал мне на набережной в Виль-о-Фэ, вот те крест, не вру. Есть еще в Суланже очень ученый господин, наш доктор Гурдон, у него, сказывают, столько собрано разных редкостей, что и в Дижоне таких не сыщешь, ну, первейший ученый в нашем краю, — он мне тоже хорошо заплатил бы!.. Он тебе любое чучело сделает, что из человека, что из зверя. Ну, а мальчонка на одном стоит: выдря с сединой... «Коли так, — говорю я, — значит, господь хочет нас сегодня побаловать». Гляньте-ка, как пузырится вода... Она тут! Хоть и земная тварь, а целыми днями сидит под водой. Ай, ай, господин хороший, услыхала, насторожилась. Нет твари хитрее ее. Хуже бабы!

— Не потому ли и зовется она в женском роде — выдрой? — спросил Блонде.

— Вам, парижанам, господин хороший, это лучше, чем нам, известно, а только для нас было бы много лучше, кабы вы сегодня подольше поспали, потому видите, какая там пошла струя? Это она низом уходит... Пропало наше дело, Муш, — выдря услышала барина, и теперь ей ничего не стоит промаять нас до полуночи... Пошли... Уплыли наши денежки!..

Муш поднялся на ноги, но с сожалением. Он все смотрел на то место, где бурлила вода, указывая на него пальцем и, видимо, не теряя окончательно надежды. Курчавый мальчуган, со смуглым, как у ангелов на картинах XV века, лицом, был в изодранных, оборванных штанах, которые доходили ему до колен и заканчивались бахромой из приставших к ним сухих листьев и хвои. Эта необходимая часть костюма держалась на двух пеньковых веревках, заменявших подтяжки. Расстегнутая на загоревшей груди рубашка была из той же холстины, что и штаны старика, но от наложенных одна на другую обтрепавшихся заплат она стала еще толще. Таким образом, Муш был одет даже проще, чем дядя Фуршон.

«Какой здесь добродушный народ, — подумал Блонде. — Житель парижского пригорода здорово отделал бы человека, вспугнувшего его дичь».

И так как ему никогда не случалось видеть выдры, даже в парижском Зоологическом саду, он был в восторге от этого происшествия, оживившего его прогулку.

— Послушайте, — сказал он, умиляясь тому, что старик уходит, ничего не попросив, — вы считаете себя отличным охотником на выдр. Если вы уверены, что она в самом деле здесь...

На том берегу Муш вытянул палец, указывая на пузырьки воздуха, которые поднимались со дна Авоны и лопались на середине речки.

— Опять вернулась, — прошептал дядя Фуршон, — опять, стерва, дохнула! Это она волдыри пускает. И как это она ловчится дышать под водой? Ну, да это такая хитрая бестия, что ей наплевать и на науку!

— Ну что ж, — заметил Блонде, относя последнюю шутку скорее за счет общекрестьянского, нежели собственного остроумия старика, — подождите еще немного — и поймаете выдру.

— А нам с Мушем работать надо. День пропадет.

— Во сколько же вы цените свой рабочий день?

— Наш день? Подручного и мой?.. Пять франков... — ответил старик, глядя в глаза Блонде с сомнением, явно обнаруживавшим, что он здорово запросил.

Журналист достал из кармана десять франков.

— Вот вам десять, и столько же вы получите за выдру, — сказал он.

— Она вам недорого обойдется, если на спине у нее серебро: супарфект сказывал мне, что в Париже, в Зоологическом саду, только одна такая и найдется. И учен же этот супарфект, и не дурак. Покамест я охочусь за выдрей, господин де Люпо охотится за дочкой господина Гобертена, а у нее тоже, не хуже выдри, серебро — неплохое приданое. Вот что, господин хороший, не буду вами командовать, а отправляйтесь-ка вы на середку реки, вон на тот камушек... Когда мы выдрю как следует припрем, она поплывет вверх по реке — такая уж повадка у этих тварей: чтобы ловить рыбу, они уходят вверх по течению, выше своей норы, потому как понимают, что, поймавши рыбу, легче будет плыть с ней по течению. И до чего же хитрые! Если бы я обучался хитрости в ихней школе, я бы сейчас жил припеваючи!.. Поздно я догадался, что надо спозаранку подыматься вверх по реке да раньше прочих хватать добычу. Меня, видно, сглазили при рождении. Ну да втроем мы авось перехитрим эту выдрю.

— А каким образом, старый колдун?

— Мы, мужики, до того глупы, что под конец начинаем понимать всякую скотину. Вот как сделаем. Когда выдря захочет вернуться к себе, мы с Мушем начнем ее здесь стращать, а вы там от себя стращайте. Мы — стращать, вы — стращать, ну, она и кинется на берег, а как вылезет на землю, тут ей и конец. Потому что эта животная ходить-то не может, лапки у нее гусиные, ей бы только плавать. Ну и потеха пойдет! Тут тебе сразу все удовольствия: и поохотишься и порыбачишь!.. Генерал, у которого вы гостите в Эгах, три дня кряду приходил. Вот как его за живое забрало!

Блонде вооружился веткой, срезанной стариком, приказавшим ему стегать по воде, когда услышит команду, и, перескакивая с камня на камень, занял свой пост посреди Авоны.

— Вот так, тут и стойте, господин хороший...

Блонде стоял, не замечая, как бежит время, ибо старик то и дело подавал ему знаки, сулившие счастливый исход ловли; к тому же время идет особенно быстро, когда ожидаешь решительного действия, которым должно смениться глубокое безмолвие засады.

— Дядя Фуршон, — прошептал мальчик, когда они остались одни, — тут взаправду есть выдря...

— Тебе видать ее?

— Вон она!

Старик опешил, заметив под водой красно-бурую шерсть.

— Она прет на меня... — прошептал мальчуган.

— Дай ей по голове покрепче, а сам прыгай в воду и держи ее на дне, да не выпускай.

Муш прыгнул в речку, как вспугнутая лягушка.

— Живей, господин хороший! — закричал дядя Фуршон и тоже бросился в воду, скинув на берегу деревянные башмаки. — Пужайте, пужайте ее хорошенько!.. Видать вам ее? Прямиком на вас плывет.

Старик прямо по воде побежал к журналисту, крича ему с тем деловым видом, который не покидает деревенских жителей даже в минуты наибольшего возбуждения.

— Видите, вон она, плывет вдоль скалы!

Блонде, поставленный стариком так, что солнечные лучи падали ему прямо в глаза, бил по воде наугад.

— Живей, живей! Вон там — у скал! — закричал дядя Фуршон. — Там ее нора, по левую руку от вас. Смелей, смелей, господин хороший! Тут она... Ах ты господи! Она уходит у вас промеж ног! Уходит, уходит! — в отчаянии вопил старик.

И, будто бы в пылу увлечения охотой, он бросился в самую глубь реки, к тому месту, где стоял Блонде.

— Из-за вас мы ее упустили! — проговорил дядя Фуршон, берясь за руку, протянутую ему Блонде, и вылезая из воды, словно Тритон, но Тритон, потерпевший поражение. — Она, стерва, тут, под скалой!.. Рыбу-то она бросила, — продолжал старик, смотря вдаль и указывая на что-то, плывшее по реке. — Ну, уж линя-то мы заполучим, ведь это самый настоящий линь!..

В этот момент на Кушской дороге показался скачущий верхом ливрейный лакей, с лошадью в поводу.

— Смотрите-ка, это из замка: вас ищут, — сказал старик. — Если вам угодно перебраться через реку, беритесь за мою руку... Вымокнуть я не боюсь, по крайности без стирки дело обойдется.

— А если простудитесь? — сказал Блонде.

— Э, чего там! Разве вы не видите, что нас с Мушем насквозь солнцем прокалило, вроде как трубку старого капрала? Обопритесь об меня, господин хороший... Вы парижанин, где вам лазить по нашим камням, хоть вы и ученый барин да еще, говорят, в разных газетках пописываете. Вот поживете здесь подольше, многому научитесь, да не из книжек, а из природы...

Блонде уже выбрался на берег, когда выездной лакей Шарль заметил его.

— Ох, сударь, вы и представить себе,не можете, до чего волнуется барыня; им сказали, что вы вышли через Кушские ворота, вот они и боятся, что вы утонули. Приказали уже в третий раз изо всей мочи к завтраку звонить, уже весь парк обегали, а господин кюре все еще вас там ищет.

— Который же теперь час, Шарль?

— Без четверти двенадцать.

— Помоги мне сесть в седло...

— Может, сударь, вы ненароком попались на выдру дяди Фуршона? — спросил лакей, заметив, что с ботинок и панталон Блонде стекает вода.

Этот вопрос все разъяснил журналисту.