Халлдор Лакснесс - Салка Валка Страница 7

— Не хочу с тобой разговаривать.

Молчание.

Но мальчик решил во что бы то ни стало продолжить начатый поединок и ринулся в новую атаку.

— Спорю, ты опьянеешь от стакана вина.

— Вина? Ты даже пьешь водку! — изумилась девочка, не зная разницы между вином и водкой.

— Захочу, буду пить и водку, хотя водку пьет только такой сброд, как матросы. Водка все равно что глицерин или денатурат. А я джентльмен, я пью вино. Я могу выпить целый стакан одним залпом, нет, два стакана, нет, даже полную бутылку. Держу пари на тысячу крон, что если ты выпьешь столько же, сколько я, то будешь пьяная, как дохлая крыса.

— Как тебе не стыдно! Думаешь, что девочки могут напиваться пьяными?

— Фи, моя сестра пьет, а ей пятнадцать лет. Я видел ее пьяную-препьяную, как крыса. И вдобавок она водится с мальчишками. В прошлом году я видел, как ее целовали мальчишки. Наверное, и сейчас в Копенгагене она шляется с мальчишками.

— И тебе не стыдно так говорить о своей сестре?

— Вот дуреха, ведь она просто веселится. У меня тоже есть девчонка. Я обручен в Дании. Правда, правда. Волосы у нее черные как уголь. Мы скоро поженимся. Здесь у меня есть другая девчонка, но с ней я не обручен, я только дурачусь. Это Бибба, дочь шорника, она некрасивая. Мама говорит, что все исландские девчонки ничего не стоят. Папа тоже говорит это.

— Не хочу с тобой разговаривать, — повторила девочка и отвернулась к стене. Видимо, его развращенность потрясла ее.

Но мальчик еще не исчерпал своих достоинств, кое-что у него оставалось еще в запасе. На сей раз он спросил девочку, умеет ли она ругаться.

Девочка молчала и даже не шелохнулась.

— А я могу, — заявил мальчишка.

Молчание.

— Черт, дьявол, — начал мальчик.

Девочка только плотнее прижалась к спинке дивана.

— Разрази тебя гром, будь ты проклята, — продолжал мальчик.

Девочка заткнула уши пальцами.

— Сгореть тебе в преисподней, — заорал мальчишка таким громовым голосом, что Сигурлина в ужасе вскочила с места и изо всех сил стала призывать на помощь Иисуса Христа.

— Пойдем отсюда, дорогая Салка, пойдем скорее, ради бога. Нужно бежать из этого дома.

Как раз в этот самый момент в комнату вошла служанка и сообщила, что хозяйка дома не может встать так рано. К тому же ей не о чем говорить с этой женщиной. Она ничего не может для нее сделать.

— Убирайтесь к дьяволу! — закричал им вслед мальчишка.

Итак, мать и дочь снова оказались на дороге, и резкий, пронизывающий ветер пробирался под их ветхую одежду и щипал за щеки. После долгого молчания девочка наконец сказала:

— Ну и противный же мальчишка!

— Я надеюсь и уповаю на бога, дорогая Салка. Хоть я всего-навсего бедная женщина, но тебе никогда не придется стыдиться своей матери. Некоторым людям бог посылает прекрасные дома с электричеством, паровым отоплением и красивой мебелью, но я это ни в грош не ставлю. Сын господний странствует по свету, и нет места, где он мог бы приклонить голову. Богу ни к чему красивая обстановка, он мне подарил чистую виноградную лозу, от которой я черпаю свои силы, вечные соки жизни, и рано или поздно наступит день, когда я и мать этого мальчика предстанем перед престолом господним.

Глава 4

На этот раз они спросили, как пройти к дому пастора, так как одна женщина сказала им, что он слуга господень. Мать и дочь подошли к старому деревянному зданию с остроконечной крышей и стенами, окрашенными в зеленый цвет. Дом стоял одиноко на пригорке среди пустыря. Пожилая неприветливая служанка открыла кухонную дверь и спросила, что привело их сюда. Сигурлина робко осведомилась, нельзя ли ей поговорить с пастором или с его женой. Вскоре служанка вернулась и сообщила, что их велели впустить в дом. Пастор сидел за ветхим столом в кресле, заваленном множеством всевозможных подушек. У пастора была рыжеватая, начинающая седеть козлиная бородка, багровые с синими прожилками щеки. Под выпуклыми глазами висели большие мешки. Выражение глаз было такое, словно он, взобравшись на высокий амвон, оглядывает свою паству, видит всех и никого не замечает и уж совершенно не думает, о чем будет говорить, так как все, что он собирается сказать, написано в проповеди. Брови его как-то странно высоко забрались на лоб, весь испещренный морщинами. Быть может, происхождение этих глубоких морщин было связано с застарелой привычкой нюхать табак? Вот и сейчас перед ним стояла большая серебряная табакерка, к которой он прикладывался каждые две минуты. В общем лицо пастора было преисполнено достоинства и важности, трудно было только определить, выражало ли оно какие-либо человеческие мысли и чувства. Когда он заговорил, раздался монотонный, холодный, глухой голос, он будто исходил откуда-то из пустоты в голове. Ничто не изменилось ни в его глазах, ни в лице. Казалось, что все его мысли и чувства, если таковые существовали, рождались на губах одновременно со словами, нос же был всегда заложен.

— О, с Севера, да, да, — произнес он, после того как расспросил женщину, откуда она прибыла и где проживала прежде. — Да, в долинах Севера есть много различных селений. К стыду своему, должен признаться, я там ни разу не бывал. Вы, наверное, из одного из них. Но перейдем к делу. Могу я спросить, что привело вас в наши края?

— Видите ли, я решила отправиться с дочкой на Юг. Скажу вам все начистоту, как оно есть, вы же слуга господень. Моих денег хватило только, чтобы добраться сюда, и сейчас, когда я уплатила за ночлег в Армии, у меня осталось всего лишь четыре кроны.

— Четыре кроны, — произнес пастор, глубоко затянувшись табаком. — Э-э, подумать только, четыре кроны! Итак, у вас осталось четыре кроны! Четыре кроны не так уж много. — И резко добавил — Но чем я могу помочь?

Возможно, Сигурлина уже раскаивалась, что пришла сюда, — совершенно никому не известная женщина, врывается в дом почтенного человека. И как это ей могло взбрести в голову, что пастор заинтересуется ее трудным положением? Тем не менее женщина сочла нужным как-нибудь объяснить свой приход.

— Мне посоветовали… Да я и сама уверилась со вчерашнего дня, что Христос не оставит меня в беде, он ведь бог угнетенных и обездоленных, вот я и решила обратиться к вам. Раз вы священник этого прихода, избранный слуга Иисуса, то, быть может, вы подскажете мне, где бы я могла со своей Салкой найти пристанище до тех пор, пока не найду постоянной работы, например наймусь чистить рыбу или еще что-нибудь.

— Подсказать вам, где вы можете найти пристанище? Мне пришли на ум слова нашего господа бога из священного писания: «Должно быть, я собака, если ты приходишь ко мне с палкой». Вы просите указать вам место, но я не знаю такого места, кроме того, на Севере, которое вы покинули. Э-э, я и все мы здесь не очень-то доверяем приезжим. Я пастырь здешнего прихода и должен прежде всего оберегать его от пришельцев. Мы в Аксларфьорде убедились, что пришельцы приносят больше вреда, чем пользы. Произносить имя Христово — это еще не свидетельство добродетельного поведения. Мы в этом убедились, глядя на свору бездельников, называющих себя Армией спасения. Им удалось отпугнуть от церкви и переманить на свою сторону не одного человека. А какие безнравственные сборища они устраивают в городе, противные праведному, святому евангелию! Теперь вы видите, какая ответственность лежит на духовном отце, попечителе душ, когда он сталкивается с этими шатающимися и рыскающими повсюду искателями счастья с пустым карманом. Не подумайте, что я намекаю на вас лично — я вас вовсе не знаю. Но поговорим о чем-нибудь другом. Почему вы не остались на Севере?

— У меня были на то причины.

— Причины, да… Э-э, причины. Мы здесь в нашем местечке мало-помалу убедились, что все на свете имеет свои причины. Не буду называть имена, укажу только, что в прошлом году сюда приехала девушка, она поселилась в доме нашего шорника, не указывая, по каким причинам она приехала откуда-то с Островов или с Юга… Шорник и его жена — благочестивые, славные люди, не сделавшие никому ничего дурного, сжалились над бедной девушкой, взяли ее к себе в прислуги, потому что ей некуда было деваться. И как вы думаете, чем она их отблагодарила? Ни больше ни меньше как нагуляла где-то младенца и преподнесла его им. Вот как отнеслась к добрым людям эта чужая девчонка. Когда я говорю: причины, причины — это вовсе не относится к вам. В священном писании сказано: э-э, нужно что-то сказать, чтобы не молчать. Конечно, меня не касается прошлое тех людей, которые не живут в моем приходе, но я вижу, что у вас имеется на шее тоже немаленький груз, вот этот ребенок. Я только сказал — груз, я ничего не знаю больше, ничего не вижу больше, я ничего не хочу знать, ничего не хочу видеть. Я уверен, вы скажете: «невинный ребенок». Верно, конечно, кто станет отрицать! Но вы тоже не станете отрицать, что я, пожилой и опытный человек, которому поручено спасение душ далеко не образцового прихода, за сорок лет службы повидал немало. С кем мне только здесь не приходилось иметь дело — и в горах, и в долинах, и на пустоши. Я знаю, вы поймете, я спрашиваю о причинах не из праздного любопытства, ведь так много грехов совершается в мыслях, словах и деяниях, а священное писание ставит перед нами, слугами господними, великие требования, когда речь идет о поведении рабов божиих. На неусыпном христианском бдении слуг господних покоится благосостояние подданных и общества. Я не вижу особых причин, почему вам понадобилось покидать своих хозяев на Севере. Как истинный христианин, я сошлюсь на слова нашего господа бога: если соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленой?