Альваро Кункейро - Из книги «Сказки и легенды моря» Страница 7

КОРАБЕЛЬНЫЙ ПЛОТНИК НОЙ

Построенный Ноем ковчег — один из предметов, что с детских лет будоражили мое воображение. Размеры сооружения, в котором спаслось от наводнения столько животных и поместился весь необходимый корм… Впервые прочитав талмудические и другие подобные тексты, я решил обобщить то, что фантазия евреев создала на тему о Ное, ковчеге и великом всеистребляющем дожде. Как нам известно, сам Яхве велел построить судно длиной в триста, шириной в пятьдесят и высотой в тридцать локтей. Кажется, такие габариты идут вразрез с первейшими законами кораблестроения, и сделанное целиком из дерева трехпалубное судно — четыреста пятьдесят футов от носа до кормы — должно развалиться при самой легкой волне. Ной строил ковчег пятьдесят два года. Подозревают, и не без основания, что он работал медленно, «надеясь отсрочить кару господню». Говорят, ему помогали не только домочадцы, но и знавшие толк в кораблях ангелы — опытные корабельные плотники. Каждый ярус ковчега был разбит на сотни отделений; нижний отводился для диких и прирученных животных, следующий — для птиц, третий — для пресмыкающихся, а под большим слуховым окном в крыше разместилось семейство Ноя. Животные начали заполнять ковчег в тот самый день, когда умер Мафусаил — ему было девятьсот семьдесят лет. Ною тогда исполнилось шестьсот. Одно предание гласит, что вместе со зверями спаслось несколько бесприютных душ (очевидно, родственных Патаи, существу египетского происхождения). Когда Ной закрыл дверь ковчега, со всех концов земли явились семьсот тысяч злодеев и подняли крик, требуя впустить их. Уверяя в своем раскаянии, они попытались высадить дверь, но тут стаи лютых волков, львов и медведей набросились на них и разорвали на куски. К потолку ковчега была на нити подвешена жемчужина. Когда она тускнела, Ной понимал, что наступил день, а по усилению блеска судил о приходе ночи. Вот и ответ на один чрезвычайно важный вопрос: как Ной, затворившись в ковчеге, мог соблюдать субботы? Некоторые талмудисты говорят, что свет в ковчеге исходил от священной книги, которую вручил Ною Архангел Рафаил; под сапфировым переплетом были собраны наука о звездах, искусство врачевания и тайна власти над демонами. Позже эта книга оказалась в руках Соломона. Что касается еды, то, если судить по одному иудейскому тексту, все животные согласились питаться фиговыми лепешками; только хамелеон лакомился червями, выползавшими из гранатов, которые захватила сноха Ноя, любительница сладкого.

Талмудисты из Вавилонии утверждали, что Ноев ковчег в своем плавании описывал большой круг, ибо первые шесть дней дул южный ветер, следующие шесть — западный, потом северный, восточный — и так далее, пока не настал день без ветра и мореплаватели не очутились точно на севере, у горы Арарат в Армении. Вопреки почти всем еврейским толкователям Библии, на строительство ковчега пошел отнюдь не кедр; упоминают некое «дерево с желтой сердцевиной», то есть, очевидно, акацию, из которой по загадочному совпадению — но это, конечно, не случайность! — была сделана погребальная ладья Осириса. Многих интересовало, сколько раз Ной поднимался и опускался по лестницам, чтобы узнать, все ли в порядке на каждом из трех ярусов. Эрудиты сходятся на цифре 7777, подтверждают они также, что патриарх беседовал со всеми животными. Вопрос об этих беседах возникает в связи с разговором между Ноем и птицей Феникс. Увидев, что Феникс забился в угол, Ной был поражен.

— Ты не просишь еды?

— Ты и твои домочадцы так заняты, что я не хочу причинять вам беспокойства, — ответила птица.

— Да одарит тебя Яхве бессмертием! — сказал Ной и благословил ее.

Потому-то Феникс и воскресает из своего пепла. Агент императора Рудольфа II, двоюродного брата нашего Филиппа Благоразумного, был последним, кто видел птицу. Случилось это в лесу на северо-западе Богемии. Двумя столетиями раньше такое же счастье выпало венецианцам, оказавшимся у какого-то греческого острова. Когда Феникс вспыхнул, воздух нагрелся, и венецианцы испугались, что сгорят. Несколько огненных перьев, задев такелаж одного из кораблей, подожгли его.

От морской болезни страдал в ковчеге лишь один зверь, причем самый грозный, — лев. Едва он со своей львицей поднялся на борт, их укачало. Оба хищника, лишившись бодрости и аппетита, присмирели; видя это, Ной без боязни поместил рядом с ними газелей.

Пока не убывала вода, судно без руля и парусов носилось по воде, доверившись Яхве и его шести ветрам, зарождающимся в райских деревьях; лишь один из них появляется из маленького пламени. Любопытно, что все эти ветры носят женские имена; исключение составляет шестой, огнерожденный. Как известно, арабские кормщики верили, что, если породнишься с вихрем, он будет служить тебе и смирно дуть в корму.

Естественно, иудейские мудрецы прошлого расходились во мнениях о ковчеге: имел ли он форму дома, был ли круглым или пирамидальным… Но особенно много вариантов Ноева судна предложили тосканские и венецианские живописцы чинквеченто. Одна картина (автор ее неизвестен) изображает высадку с ковчега после наводнения: судно украшено гирляндами и флагами, а на горизонте — это особенно любопытно — виднеются другие корабли.

Если мы можем рассуждать о Ное-плотнике, то о Ное-кормщике говорить не приходится, поскольку никто, как уже сказано, не управлял ковчегом. После чудесного плавания — это всем известно — Ной насадил виноградник и, выпив вина, опьянел. Было ему шестьсот лет, когда воды Потопа, ниспосланные карающей десницей Яхве, пришли на землю.

ПУТЕШЕСТВИЯ В ИЕРУСАЛИМ

Я имею в виду те путешествия, что совершали люди Севера — норманны, викинги, — которые на своих ладьях проходили Геркулесовы столпы и достигали Большого Замка, как они именовали Константинополь. Став христианами вслед за королем Олафом — тем, что принес множество бед Галисии в свой поход 1014 года, а ныне красуется на алтарях и считается покровителем Норвегии, — викинги, единоплеменники Сигурда, являлись в Константинополь мирными богомольцами, чтобы затем очутиться на берегах Палестины и посетить Иерусалим, где страдал и был распят Господь, а также Вифлеем, где он родился. Тогда появились истории о паломничествах и видениях, о необыкновенных делах и святых чудесах. Вот пример. Некий Гунтрид Гуннарсон служил в варяжской гвардии византийского императора. Состояла она, как можно заключить по названию, из наемников-северян. Когда служба закончилась, Гунтрид, овдовевший после смерти жены, богатой гречанки, решил отправиться в Иерусалим и Вифлеем. На пути к Гробу Господню его застигла страшная метель, и, сам не зная как, он очутился у ворот Вифлеема; зайдя обогреться в скромный дом, через дверь которого пробивался свет, он увидел Иосифа и Марию, только что подарившую миру Спасителя. Звучала небесная музыка, поверху ходили маленькие солнца и луны, а звезды, взявшись за руки, танцевали. (Эту сцену я не придумал — она взята из старинного текста, откуда перешла в другие истории.) Иосиф что-то сказал Гунтриду, тот вынул из-под плаща маленький серебряный кувшин, добытый в ирландском походе, и направился к источнику, который пел в тишине ночи. Когда он вернулся, Иосиф дал воду Марии. Получив свой кувшин обратно, Гунтрид спрятал его под плащом. И в это мгновение он ослеп. Кто-то взял его за руку и будто по воздуху доставил туда, где собрались паломники-викинги. И стоило Гунтриду начать рассказ о том, как он посетил Вифлеем в первый час Рождества Христова, викинг прозревал, а слова, выходя из его рта, светились, и, если была ночь, люди могли видеть так же ясно, как днем. Когда повествование кончалось, зрение вновь покидало Гунтрида, и, так как не было больше огненных слов, опять становилось темно. В Норвегию слепой возвращался на ладье; неожидано стемнело, поднялась буря, и норманны умоляли Гунтрида рассказать о вифлеемском приключении. Он заговорил, слова его горели, как лампады с новым маслом, в их свете викинги увидали землю по правому борту и, направив туда корабль, спаслись. В Трондхейме Гунтрида почитали как святого. Там был обычай: когда на свет появлялся ребенок, искали чужестранца, который должен был поднести кувшин с водой счастливому отцу, чтобы тот дал напиться жене, — ведь именно так было с Гунтридом в Вифлееме.

Одна из таких историй очень понравилась поэту Филипсу Маккалверту, который включил ее в поэму об Олафе Святом из книги «Святые без слез». На последнем году своего царствования король увидел сон: Иосиф, Мария и Иисус, спасаясь от Ирода, заблудились на морском берегу. Олаф проснулся в скорби. Он был уже христианином, но послал за одним язычником, который умел летать по небу и вызывать призраки. Получив обещание, что он не будет убит, чародей явился в королевские покои. И Олаф сказал:

— Представь себе, что мои друзья с новорожденным ребенком спасаются от ужасного бедствия и погибают на берегу моря. Что бы ты сделал для них и для меня?