Том 5. Багровый остров. Пьесы, повесть, черновые варианты романа «Мастер и Маргарита» 1928–1931 гг. - Михаил Афанасьевич Булгаков Страница 70

Серафима. Ну хорошо, не будем ссориться! (Садится на край водоема.) Выясним положение.

Люська. Положение ясно, как апельсин! Завтра греки нас турнут с квартиры. Жрать абсолютно нечего. Все продано! (Загорается вновь.) Нет, я не могу успокоиться! Это он довел меня до белого каления. (Чарноте.) Отвечай, проиграл?

Чарнота. Проиграл.

Люська. Ах ты...

Чарнота. Я не могу торговать чертями! Я воевал! Я генерал-майор!

Люська. Видали, добрые люди, генерал-майора?!

Серафима. Люси, брось, брось, ну, брось! Две лиры, ну, чем они нам помогут? (Все трое стихают.) А ведь, действительно, какой-то злостный рок травит меня... Сколько тысяч верст я пробежала и зачем?

Люська. Лирика!

Серафима. Какие-то фантастические несчастья, одно громоздится на другое. Встретила человека, и тот куда-то пропал. Словом...

Чарнота (внезапно Люське). Ты была с французом?

Люська. Поди ты к чертовой маме! Он ревнует! Как вам это нравится? Слушай, Серафима! Ты моими словами не обижайся, я все равно пойду по этой дороге! Я не жравши сидеть не буду, у меня принципов нет!

Чарнота. Видели — дочь губернатора?

Серафима. Тише, тише, тише! Не ссорьтесь, дети мои! Сейчас я принесу ужин! (Идет на галерейку, надевает шляпу.)

Люська. Брось, Симка, не берись не за свои дела.

Серафима. Нет, ты уж теперь, Люси, оставь!

В отдалении шарманка играет «Разлуку», а потом хрипит какой-то марш.

Люська. Чарнота продаст револьвер!

Чарнота. Симочка, я все продам с себя, штаны продам, только не револьвер. Я без револьвера жить не умею!

Люська. И верно, он тебе голову заменяет! Ну питайся на женский счет.

Чарнота. Не искушай меня, не искушай!

Люська. Если ты меня тронешь хоть пальцем, я тебя ночью отравлю, так и знай!

Серафима. Перестаньте, Гриша, если ты меня хоть каплю любишь, во имя наших общих бед...

Чарнота. Я тебя уважаю, Сима...

Серафима. Так вот замолчи, понял?

Чарнота. Понял.

Серафима. Ждите меня! (Уходит.)

Шарманка поближе играет «Разлуку». Солнце ушло за минарет. Вечереет.

Люська (кричит). Симка, Симка!

Чарнота. Сима! (Пауза.)

Люська (потрясая кулаками). У!.. Гнусный город, у... клопы! У!.. Босфор! А ты?! (Кричит протяжно.) Симка! (Пауза.) Но если кого ненавижу — это себя, тебя и всех русских! Навоз! Изгои! Гнусь! (Исчезает на галерее.)

Чарнота. В Париж или в Берлин? Куда хотите? В Мадрид, может быть? Испанский город... Тоже, наверное, дыра! (Присаживается на корточки, шарит под кипарисом, находит окурок.) До чего греки жадный народ, до самого мундштука докуривают! (Зажигает окурок и уходит куда-то медленно.)

Калитка открывается, Голубков входит. Он в красной феске, в английском френче, в обмотках. На плечах у него шарманка. Ставит шарманку на землю. Начинает играть «Разлуку», потом марш.

Чарнота (с галерейки сверху). Перестанешь ли, турецкая морда, мне душу надрывать?!

Голубков (оборвал «Разлуку», взглянул вверх). Что? Гри... Григорий Лукьянович?!

Чарнота (всматриваясь). Что? Кто? Кто такой? Ты — приват-доцент?!

Голубков (берется за сердце, садится на край водоема). Нашел.

Чарнота (сбегает к нему). Меня-то? Нашел. Нашел! Я тебя за турка принял! Здравствуй! (Целуются.) На что ты похож? Э... Постарел! Мы думали, что ты в России остался! Где же ты был полгода?

Голубков. Я в тюрьме сидел. Нас всех по хлудовскому делу забрали.

Чарнота. Где?

Голубков. В Чилингисском лагере. Тифом там я заболел, выпустили, я прямо и бросился в Константинополь. Вместе с Хлудовым поехал. Его разжаловали в солдаты.

Чарнота. С шарманкой? Ну видел я много, а с шарманкой еще никого не было.

Голубков. Мне с шарманкой удобно. Я хожу по дворам и таким образом ищу, ищу! Ну говори мне сразу, говори, умерла она?

Чарнота. Ах, Серафима? Зачем умерла? Тут она, живехонька!

Голубков. Нашел, нашел!

Чарнота. Жива! Только в трудное положение мы попали, доцент. Вообще все рухнуло! Добегались мы, Сергуня, до ручки!

Голубков. Где Серафима Владимировна?

Чарнота. Да придет. Мужчин пошла ловить на Перу[70].

Голубков. Что?

Чарнота. Ну что ты на меня выпятился. Сдыхаем в Константинополе: ни газырей, ни денег!

Голубков. Она пошла? Ты лжешь! (Садится на водоем.) Пошла на Перу?!

Чарнота. Я сам сегодня не курил полдня. Деньги у тебя есть?

Голубков (механически). Деньги? Есть деньги. Вот шесть пара. На Перу?

Чарнота. Я бы сам все бросил... В Мадрид меня кидает! Снился мне сегодня всю ночь Мадрид. А на шесть пара ничего, брат, не сделаешь. Ока[71] хлеба не купишь. А где Хлудов?

Голубков. Хлудов больной. Он здесь, в Константинополе. Придет за мной сюда.

Чарнота. Да и ты больной! Ишь, как вас связало вместе!

Слышны голоса. Калитка открывается и входит Серафима, а за ней грек-донжуан в чесучевом костюме. Грек увешан покупками, и в руках у него бутылки.

Серафима. О нет, нет! Это будет очень удобно. Мы посидим, поболтаем. Правда, мы живем на бивуаках...

Грек-донжуан (с сильным акцентом). Оцень, оцень мило! Я только боюсь стеснить, мадам...

Серафима (всматриваясь, не узнает Голубкова). Позвольте я познакомлю вас... Григорий Лукьянович Чарнота.

Грек-донжуан. Оцень приятно!

Серафима (узнает Голубкова). Боже мой!

Голубков, тяжело морщась, поднимается, подходит к греку и дает ему в ухо. Грек-донжуан роняет покупки, подавлен. Окно открывается, и в нем появляется армянская голова.

Армянская голова. О! Тэр аствац инч сарсепели азк э русск азк![72]

Люська появляется на галерее, смотрит.

Грек-донжуан. Что это? Такое что?

Серафима. Боже мой, позор!

Чарнота. Господин грек...

Грек-донжуан (печально, догадался). А... Разбойники. В мухоловку попал, в притон...

Серафима. Простите меня, мсье. Простите, это ужас, недоразумение.

Все окна открываются, и в них появляются греческие и армянские головы.

Чарнота (берясь за револьвер, шипя, поворачивается к окнам). Сию минуту провалиться!

Головы проваливаются, и окна закрываются.

Грек-донжуан (тоскует). Ой, Боже!..

Голубков (двинулся к нему). Ты покупаешь...

Грек-донжуан (вынув бумажник). На́ кошелек и на́ часы, храбрый человек! Жизнь моя дорогая! У меня семья, магазин! Ах, детки, ах, малые! Ничего не скажу полиции, живи, добрый человек, славь Бога всемогущего...

Голубков. Спрячьте деньги сию минуту и уходите!

Грек-донжуан (растерялся). Ай, Константинополь, ай Стамбул! Какой стал... (Повернулся и пошел.)

Голубков (истерически). Покупки взять!

Грек-донжуан повернулся было взять свертки, но всмотрелся в лицо Голубкова, кинулся бежать и исчез.

Пауза.

Чарнота. Мда...

Люська. Господин Голубков! Хо! А мы вас не далее как час назад вспоминали... Думали, что вы находитесь в РСФСР... Но вы здесь!.. Ваш выход можно считать блестящим... (Хохочет.) Ай, русские! Ай, спасибо! Ай, замечательная интеллигенция, чтобы ей сгнить в канаве