Илья Штемлер - Архив Страница 78

«Ты начни с меня, – шепнула Зоя. – Положи мне красной рыбки. И салат из креветок, да икорку не забудь, черную, она ближе», – Зоя ориентировалась быстро. Брусницын великодушно, но не без досады, справился с заданием и остался один на один со своими интересами. Он с нетерпением пережидал очередное словоизлияние, славящее достоинства хозяина дома, выбирая глазами, что бы еще умять, и, едва опрокинув рюмку, бодро наседал на следующее неизведанное блюдо. Так, путем проб и ошибок, он остановил выбор на жареном судаке и домалывал третий кусок, когда тамада Веня Кузин предложил и ему произнести тост. «Вот те на!» – испуганно подумал Брусницын, вращая глазами, как кролик, схваченный за уши. Он поднялся под развеселыми взглядами почти трех десятков гостей, в костюмчике-букле с пионерским хлястиком и голубой в искорку сорочке. А на него в благосклонном ожидании смотрели прекрасно одетые незнакомые мужчины и женщины, уверенные в том, что случайных людей в этом доме не бывает…

– Я работаю в архиве, – выдавил Брусницын.

– Где, где? – послышались голоса.

– В архиве! – с хмельным вызовом выкрикнула Зоя, словно хотела подчеркнуть, что не все прощелыги, есть и труженики.

Брусницын приободрился. Ему хотелось понравиться хозяину дома, был свой интерес.

– Я работаю в архиве, – повторил он окрепшим голосом. – И смею вас заверить, встречал в документах описание многих диковинных яств. Предки наши умели потчевать друг друга.

– И было чем, – одобрили голоса.

– И было чем, – повторил Брусницын. – Так вот, я хочу выпить за тех, кто сегодня нам преподал урок того, что реальность куда более впечатляюща, чем любой документ, – и он повел рукой в сторону хозяина дома и его круглолицей жены.

Этот тост ему и припомнил Варгасов. Потом, когда поутихли чревоугодные страсти и гости отвалили от стола.

– А вы, Анатолий Семенович, хитрец, – Варгасов дружески обнял оробевшего Брусницына за мягкие покатые плечи и повел в свой кабинет. – Ловко вы меня достали своим тостом, изящно.

– Что вы, Будимир Леонидович, – убито произнес Брусницын. – Я и не думал, тем более…

– Тем более, что у вас есть ко мне щепетильный разговор, – подхватил Варгасов и засмеялся.

Брусницын вздохнул, с надеждой и облегчением.

Кабинет произвел впечатление. Старинный стол на резных округлых ножках был завален папками, вырезками, книгами. Письменный прибор с двумя массивными чернильницами под куполками добротной бронзы с болотной патиной, что отгораживали фигурку маленького императора со скрещенными на груди руками и треугольной шляпой у ног. Дерево за спиной императора служило пеналом, а из шляпы торчали резинки. Пресс-папье, настоящее пресс-папье с ручкой-колоколом, такое не часто встретишь в современном доме. И вообще весь кабинет, с тяжелым гардинным штофом, с рядами книг, изысканных, с золочеными корешками, бронзовым ветвистым деревом-светильником под темно-зеленым гамбургским стеклом, выглядел давно забытой оперной роскошью… Брусницына кабинет смутил, он как-то не ожидал такой изысканности в доме человека с сомнительной репутацией. «Неужели он так нуждается в моих пяти сотнях? – подумал Брусницын. – Ну и сквалыга. С чего же начать?» – злость й зависть спутали мысли, он даже прикрыл глаза.

– Мне передал наш общий знакомый Хомяков, что у вас сегодня сложности с деньгами, Анатолий Семенович, – мягко произнес Варгасов.

Брусницын криво усмехнулся и жалко повел плечами.

– Допустим, не только сегодня, – проговорил он. – Понимаете… оклад скромный. И жена работает бухгалтером. – Он слышал свой жидкий, чужой голосок и был противен сам себе. – Жду повышения, есть надежда. Замдиректора по науке уходит на пенсию.

– А вы его подталкиваете, – обронил Варгасов.

В его тоне улавливалась нотка брезгливости, тихая, незаметная, словно звук пикколо в большом оркестре.

Ах, этот сплетник Хомяков, обомлел Брусницын и пробормотал, оправдываясь:

– Почему же так? Я…

– Ну не бескорыстно же вы его тогда припечатали. Сами говорите, что ждете повышения. Бескорыстно наживают врагов только дураки. А у вас был такой тост, Анатолий Семенович… в гибкости вам не откажешь, – казалось, Варгасов играл с Брусницыным, словно кошка с полузадушенным мышонком. – Ну да ладно, все мы не ангелы. Садитесь, Анатолий Семенович.

Брусницын опустился в кресло. Только сейчас он обратил внимание на картины, что висели на стенах. Вспомнил разговор с Веней Кузиным, в поликлинике. Тут и впрямь настоящий музей – в добротных черненых рамах красовались пейзажи, портреты, жанровые сцены. Темный лак в благородных трещинах говорил о том, что путь картин в этот кабинет был сложным и долгим.

Брусницын вернулся взглядом к хозяину кабинета. И увидел в руках Варгасова пачку денег. Довольно толстую, оклеенную банковской лентой.

– Здесь, Анатолий Семенович… еще пятьсот рублей. Итак, на круг – ровно тысяча, – проговорил Варгасов.

– Но… я у вас… не просил, – дрогнул голос Брусницына.

– Да, но вам нечем вернуть мне долг… те пятьсот Рублей. Или я не так понял Хомякова?

– Да, но…

– Я, Анатолий Семенович, обнаружил в себе слабость – собирательство. Звучит дилетантски, но не могу противиться страсти… Я буду вам весьма признателен, если где-нибудь в… архиве, скажем, обнаружится нечто такое…

– В архиве? – изумился Брусницын.

– Ну, не в архиве, – помедлив, точно нехотя поправился Варгасов. – В букинистическом магазине, в антикварном… Словом, я слышал, что вы понимаете в этом толк. Только чтобы это не было громоздким. Мал золотник… В наших квартирах хранить негде, а так, чтобы в альбом… Увидите – сообщите, я тут же вас снабжу деньгами.

– Как… еще деньгами? Этой тысячи хватит на первый шаг.

– Вы меня не поняли, Анатолий Семенович. Эту тысячу я вам дарю. Ну, как премиальные, если хотите. Как гонорар за проделанную работу, забудем о ней, – Варгасов перебросил пачку Брусницыну на колени.

Когда они вышли из кабинета, гости сидели за столом перед тремя огромными тортами, пили чай.

Зоя о чем-то разговаривала с Веней Кузиным. Вид у нее был настороженный. Заметив мужа, Зоя оставила доктора и позвала Брусницына к столу.

– Что вы там уединились с Варгасовым? – шепнула она мужу, выбирая, какому торту отдать предпочтение.

– Учил меня, как жить, – Брусницын взглядом указал на торт, что с кремовым петухом. – А ты о чем шепталась с Венечкой?

– Вспоминали детство, – ответила Зоя. Не станет же она сейчас рассказывать, что Кузин не на шутку обеспокоен состоянием здоровья Брусницына. Надо пройти обследование, показаться серьезному психиатру. Появились новые лекарства. Кузину кажется, что болезнь прогрессирует, хоть и медленно. Не исключен срыв. Особенно сейчас, когда наступают сезонные перемены погоды… Все это Зоя расскажет Брусницыну дома, потом, когда они вернутся, а пока… Гостей за столом поубавилось. Часть уже разошлась, а часть перебралась к телевизору, смотреть какой-то видеофильм. Звучала музыка, выстрелы, невнятная английская речь и резкий голос переводчика.

– Помнишь, в прошлый раз морячок здесь был? Родственник Варгасовых? – проговорила Зоя, наклонясь к Брусницыну. – Ну, игру привез откуда-то, азартную. «Хочу разбогатеть», помнишь? – Зоя видела, как Брусницын ловит взглядом яркоцветный экран телевизора, поверх голов гостей. – Так вот, арестовали того родственничка. Ну и семейка, честное слово, – один выходит, другой садится… А сам Варгасов за границу решил свалить, в Германию. Эмигрировать хочет… Мне тут одна женщина порассказала… Варгасов через того родственника-морячка добро свое за рубеж отправлял, как это тебе нравится?

Брусницын замер, так и не прожевав кусок торта, – его сразила скабрезная сцена фильма. Такого он не видел никогда. Это ж надо, показывать подобное всему свету. Под смех гостей он ловил каждое слово переводчика, а тут еще Зоя о чем-то трендит под ухом… Брусницын взял свою тарелку и, оставив жену, перебрался поближе к экрану.

Человек свыкается со своим уделом, как привыкает к одежде, даже если она не совсем удобна. За два дня Брусницын так сжился с предложением Варгасова, что, казалось, оно было его собственным. Важно перешагнуть через страх. И Брусницын перешагнул через страх. История с Гальпериным не увяла, а пустила корни. А слова Варгасова: «Бескорыстно наживают врагов только дураки» – не оставляли Брусницына, отрезая всякий шанс к отступлению. Казалось, он стоит перед входом в черный тоннель и, более того, сделал первый шаг. Остановиться не было сил, тоннель втягивал его… «Сами виноваты, сами виноваты, – повторял про себя Брусницын, мысленно глядя в голубые глаза Гальперина. – Не надо было бередить мое честолюбие, подманивать. Вы сами отравили меня, Илья Борисович, и, по иронии судьбы, сами подкинули идею, в которую вдохнул энергию Варгасов. Воистину бескорыстно наживают врагов только дураки…» Уже в конце разговора, тогда, в кабинете Варгасова, Брусницын знал, что он предпримет. Идея пронзила его ударом тока, словно бесовское озарение, почти в деталях. Только бы все сошлось, только бы найти то, что ищешь. И даже если он сейчас потерпит неудачу, то все равно своего добьется, иного выхода нет… А через день Брусницын, запершись в кабинете, листал затребованные из хранилища документы личного фонда помещиков Издольских и Лопухиных… Как тогда опрометчиво обронил Гальперин, у Лопухиных и намека не оказалось на родство с помещиком-просветителем Сухоруковым, хорошо еще, что немного единиц хранения, всего двадцать три страницы. Настроение у Брусницына упало, считай, надежда уменьшилась наполовину. Что ждет его в документах Издольских? Среди трехсот единиц хранения! Многовато для срочной работы, но ничего не поделаешь… Часами он перелистывал пустяковые счета, переписку с управляющими, сметы на постройку усадьбы, бумаги по размежеванию земли, фотографии и письма, письма… Все не то, что он искал… Профессионал высокого класса, Брусницын с первого взгляда схватывал суть документа, всецело полагаясь на интуицию.