Сельма Лагерлёф - Иерусалим Страница 8
Сельма Лагерлёф - Иерусалим читать онлайн бесплатно
Вот почему народ посещал церковь, хотя пробст и говорил каждое воскресенье все одну и ту же проповедь с тех пор, как приехал в село.
Правду сказать, большинство жителей было вполне довольно этими проповедями. Они знали, что пастор возвещает им слово Божие, а большего они и не требовали. Только школьный учитель да пара крестьян пообразованнее иногда говорили между собой: «Наш пробст знает только одну проповедь. Он умеет говорить только о Божьем промысле и Царствии Божьем. Хорошо, что сектанты пока не дошли до нас, а то ведь эта крепость плохо защищена и сдастся при первом же приступе».
И действительно, до сих пор странствующие проповедники обходили приход стороной. «Нечего туда и заходить, — говорили они. — Там народ не хочет пробуждаться от своей спячки». Светские проповедники и примкнувшие к сектам соседи считали старого Ингмарсона и других прихожан страшными грешниками. Слыша колокольный звон в деревне, они говорили, что он выводит напев: «Спите в ваших грехах! Спите в ваших грехах!»
Все в деревне, — и старые и малые, — рассердились, узнав, что люди говорят об их колоколах. Разве они не знают, что ни один человек во всем приходе не забудет прочитать «Отче наш», когда услышит звон колоколов? А когда раздается вечерний звон, то все и в домах и в полях бросают работу: мужчины снимают шляпы, женщины преклоняют колени, и все молчат, пока не прочтут «Отче наш». И всякий, кто бывал в деревне, должен был признать, что никогда не чувствовал так ясно всего величия и славы Господней, как в летний вечер, когда косы вдруг переставали косить, плуги останавливались среди борозды и возы замирали в ожидании, когда их снова начнут грузить — и все это ради нескольких ударов колокола. Казалось, народ чувствует, как в эту минуту Господь пронесся на вечернем облаке над деревней, великий, могучий и милосердный, благословляя эту землю.
Учитель в деревенской школе был не из семинарских — по старинному обычаю он был выбран из крестьян и всему выучился сам. Это был солидный мужчина, который мог в одиночку сладить с сотней мальчишек. Он учительствовал здесь уже больше тридцати лет и пользовался большим уважением. Школьный учитель был убежден, что от него зависит счастье и благоденствие всей деревни, и теперь его сильно беспокоило, что их пастор не умеет проповедовать. Он оставался спокойным, пока в деревнях поговаривали о принятии нового крещения, но когда черед дошел и до причастия, и народ начал собираться не в церкви, а по домам для совершения этого таинства, то он не мог больше оставаться равнодушным. Сам учитель был беден, но ему удалось уговорить некоторых богатых жителей построить миссионерский дом. «Вы меня знаете, — говорил он им, — я хочу проповедовать только затем, чтобы укрепить людей в их прежней вере. Куда мы зайдем, если нам будут проповедовать новое крещение и новое причастие, и никто не объяснит людям, где истинное и где ложное учение?»
Школьный учитель был в хороших отношениях и с пастором и со всем приходом. Он и священник часто подолгу прохаживались взад и вперед между приходским домом и школой, словно никак не могли наговориться. Пастор часто заходил по вечерам к учителю и, сидя в кухне у пылающего очага, беседовал с матушкой Стиной, женой учителя. Иногда он приходил каждый день. У самого пастора дома было неуютно и беспорядочно, потому что жена его была больна и не вставала с постели.
Одним зимним вечером учитель с женой сидели у очага и вели серьезный разговор, а в углу комнаты играла их дочь Гертруда. Эта светловолосая и розовощекая девочка не выглядела ни слишком взрослой, ни слишком развитой для своего возраста, как это часто бывает с детьми школьных учителей.
Уголок, в котором она сидела, был обычным местом ее игр. Чего тут только не было — маленькие цветные стеклышки, черепки от посуды, круглые речные камешки, деревянные чурбачки и многое другое.
Гертруда играла уже довольно долго; ни отец ни мать не обращали на нее внимания. Она сидела на полу и с увлечением строила что-то из чурок и стеклышек, боясь только, чтобы ей не напомнили об уроках и работе по дому. Но сегодня отец, казалось, позабыл о ней, и она могла играть сколько душе угодно.
В своем уголке девочка хотела построить всю их деревню, весь приход с церковью и школой. Конечно, нельзя забывать и о реке с мостом: все должно быть так, как на самом деле.
Значительная часть уже была построена. Горная цепь, окружающая деревню, была сделана из больших и маленьких камней. Между ними Гертруда воткнула маленькие еловые веточки, изображающие леса, а на севере она поставила два остроконечных камня, изображавших Клакберг и Олофсхеттан, которые возвышаются друг против друга по обе стороны реки и затеняют всю долину.
Сама долина между горами была посыпана землей из цветочного горшка, но девочке никак не удавалось разделить ее на возделанные и зеленеющие поля. Пришлось утешаться тем, что будто бы стоит весна, когда еще не взошли ни трава, ни хлеба.
Широкую, красивую реку Дальельф, протекающую среди села, она прекрасно изобразила длинным, узким осколком стекла, а шаткий мост, соединяющий обе стороны села, давно уже был готов и качался на водах.
Окрестные усадьбы и дома Гертруда отметила кусочками красного кирпича. Далеко к северу среди камней и лугов лежал Ингмарсгорд, на востоке у самых склонов горы ютился Кольосен, а на юге, где река потоками и водопадами низвергается в долину, прорываясь сквозь горы, стояли заводы Бергсона.
В общих чертах все уже было готово. Деревенская улица, посыпанная песком, извивалась между усадьбами и вдоль реки. Во дворах и возле домов там и тут стояли маленькие деревца. Девочке стоило только взглянуть на свою постройку из земли, камней и еловых ветвей, как перед ней вставал весь приход. Ее работа казалась ей во всех отношениях прекрасной.
Несколько раз Гертруда поднимала головку, чтобы позвать мать полюбоваться на сотворенное ею чудо, но каждый раз останавливалась: она благоразумно считала, что не стоит обращать на себя внимания родителей.
Теперь оставалось самое трудное — построить их деревню, которая раскинулась по обе стороны реки. Девочка несколько раз перекладывала камни и стеклышки, пока, наконец, не разложила их все в определенном порядке. Дом бургомистра сталкивал с места лавку, а дому судьи не хватало места рядом с домом доктора. Да и вспомнить-то обо всем было нелегко: церковь, дом священника, аптека, почта, большие усадьбы с хозяйственными постройками, постоялый двор, дом лесничего и телеграфная станция…
Наконец вся деревня раскинулась среди зелени своими белыми и красными домиками. Не хватало только одного.
Гертруда так спешила со своей работой, чтобы успеть выстроить школу, которая тоже находилась в селе. А для школы надо было очень много места. Она должна была стоять на берегу реки: большой, белый двухэтажный дом с просторным садом и флагштоком посреди двора.
Девочка отложила для школы лучшие чурки и стеклышки и все-таки долго раздумывала, прежде чем приняться за постройку. Ей хотелось бы построить школу такой, какой она была в действительности: по большому классу на каждом этаже и кухню с комнатой, где Гертруда жила с родителями.
«Но это займет очень много времени; меня, вероятно, так долго не оставят в покое», — подумала она.
В сенях раздались шаги, кто-то стряхивал снег с сапог, и девочка с новой силой принялась за игру. «Это пришел пастор, — подумала она. — Он будет разговаривать с отцом и матерью, и я весь вечер буду свободна!» — Воодушевившись, она принялась за постройку школы, которая была величиной с полдеревни.
Мать тоже услышала шаги в сенях, встала и пододвинула к очагу большое старое кресло. Потом она обратилась к мужу:
— Ты скажешь ему об этом сегодня же вечером?
— Да, — отвечал учитель, — как только представится случай.
Пастор вошел усталый и озябший, радуясь тому, что может побыть в теплой комнате. По обыкновению, священник был очень говорлив. Нельзя было представить себе человека приятнее, когда он вот так сидел и говорил о всевозможных предметах. Пастор необыкновенно связно и легко говорил обо всем, что касалось земной жизни, и нельзя было поверить, что этому же самому человеку так трудно давались проповеди. Но как только с ним заговаривали о загробном мире, он терялся, подыскивал слова и не произносил ничего существенного, за исключением тех случаев, когда говорил о промысле Божием.
Когда священник уселся, учитель радостно сообщил ему:
— Я должен сказать вам, господин пастор, что хочу построить миссию.
Пробст побледнел и поник в кресле, поданном ему матушкой Стиной.
— Что вы говорите, Сторм? — спросил он. — Вы хотите построить миссию? А что же будет с церковью и со мной? Нам придется убраться отсюда?
— Церковь и священник будут нам нужны по-прежнему, — убежденно сказал учитель. — По-моему плану миссия должна помогать церкви. По всей стране развилось столько ложных учений, что церковь действительно нуждается в помощи.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.