Хербьерг Вассму - Сто лет Страница 8

Юханнес отсутствовал недолго. До сих пор они не обменялись ни словом. Когда служанка принесла на подносе вкусный завтрак, он со спущенными подтяжками стоял за ширмой и вытирался. Сара Сусанне удивилась, что и он и служанка вели себя так, будто никого, кроме них, в комнате не было. Служанка, тоже молча, присела в реверансе и закрыла за собой дверь. Тогда Юханнес повернулся к Саре Сусанне и потер полотенцем подбородок.

— Оо! Ккккакккое ччудо! Кккофффе! Вввв ппостель! Вввв дддесссять ууутттра! — с трудом выговорил он наконец.

Поправив подушку и посадив Сару Сусанне в постели, он поставил ей на колени поднос с завтраком, потом откинул перину и забрался в постель рядом с ней. Его умытое лицо с короткой бородкой вдруг побледнело. Она поняла, что он все увидел. Большие засохшие пятна крови. Юханнес опустил перину и уставился на Сару Сусанне. По его лицу она видела, что он пытается сдержать слезы, но все-таки они потекли у него по щекам.

— Бббоже ммиллостиввый! Пппррости ммення! Чччтто яяя ссс ттоббой сссдделлал?

Он наклонился и обхватил ее руками. Бутерброды с мясным рулетом и свеклой оказались в опасности, лепешки соскользнули с тарелки. Мокрой щекой он прижался к ее лицу, и она почувствовала перегар вчерашнего пунша.

— Не бойся, просто у меня сейчас месячные, — прошептала она, и ей стало стыдно. — Я вчера не успела тебя предупредить... Ты так спешил...

Дождь жизни

Стоял июнь 1863 года. Ослепительный свет уже давно захватил остров Офферсёй. Невозможно стало полагаться на темноту ночи. Приходилось мириться с тем, что они ничего не могут скрыть друг от друга. Юханнес смотрел на нее. Со страхом, но не без гордости. Откуда у него эта гордость?

Без всякой причины, сидя за шитьем или работая в саду, Сара Сусанне вдруг ощущала рядом его тело и все то, что он проделывал с нею ночью. Ждала, когда они останутся наедине, только они двое. Закрытая дверь. Крючок. Он всегда запирал дверь на крючок. Крючок был старый, от него на косяке остался след. И с каждым разом, когда крючок свободно скользил по дереву, чтобы запереть Сару Сусанне и Юханнеса в их двойном одиночестве, этот след становился все глубже.

Она ждала, чтобы вечер подавил раздражение, вызванное дневными неприятностями. Свекровью. Высокомерным смехом невестки Ханны. Она не имела здесь ничего,что принадлежало бы только ей, кроме комнаты, в которой они спали. Все ограничивалось мушиными следами на подоконнике. Сара Сусанне тщательно смывала их. Выбрасывала за окно дохлых мух. Вечером, когда они оставались вдвоем, ей удавалось забыть о звуках, раздававшихся в доме. О скрипе, голосах, шарканье ног, неосторожном звоне посуды.

Ее никто не предупредил, что супружеская жизнь будет именно такой. Разве что невнятно намекали, что легко ей не будет, но надо постараться. Что это противно. Никто не сказал, что это может быть даже приятно. Она всегда думала, что приятно бывает только мужчинам. Вначале ее мучил стыд. Но когда Юханнес обнимал ее, стыд исчезал. Господи, спаси и помилуй! Ведь она даже не понимала, что он ей нравится, что так и должно быть.

Днем, когда Сара Сусанне видела его вместе с другими мужчинами, то, что она чувствовала к нему ночью, исчезало. Словно она одна плыла в лодке — на море стоял туман, и она не знала, в какой стороне находится берег. Слушая, как он пытается и не может что-то объяснить работникам, она пылала гневом, который нельзя было никому показать, и в первую очередь — ему. Она пыталась мысленно управлять его словами, выдавливать их из него. Ей казалось, что если ее мысль будет достаточно сильной, слова сами собой, без помехи, слетят у него с языка. Она сердилась не на него. Ее терзало его бессилие, словно оно унижало ее самое.

Ночь была светлая. Сара Сусанне лежала без сна, прислушиваясь к моросящему дождю. Он дарил ей видения. Краски. Линии переплетались, образовывали нечто целое. И она была частицей этого бескрайнего мироздания. Не выброшенной за ненадобностью, как ей казалось, когда ее выдавали замуж. Нет, она сама была целым миром. И может быть, не одним. Особенно когда думала о том, что способны сотворить, сливаясь вместе, маленькие капли дождя. Урожаи и наводнения. Ручьи. Глубокие реки. И вообще жизнь на земле. А ведь она гораздо больше капли дождя. Об этом следует помнить. У нее есть воля. Когда она, как в эту ночь, просыпалась и слышала, что начался дождь, ей становилось тепло, словно кто-то гладил ее по щеке, и она ощущала запах розовой воды или вереска. Ей нравился и ветер. Но дождь все-таки больше.

Сара Сусанне помнила один случай, ей тогда было четыре года, а может, уже и пять. Кто-то долго искал ее, а потом нашел в саду. Было раннее утро, все еще спали. Она самостоятельно вышла из дома. Ей запомнилось что-то бескрайнее, матовое, точно покрытое серебряной бумагой, и она поняла, что это море. Вдали были лодки и чайки, неужели можно помнить то, что случилось так давно? Море показалось ей незнакомым, потому что она впервые увидела его одна, без взрослых. Ножи, ложки и вилки тоже выглядели иначе, если она без разрешения открывала ящик, где они лежали. Очевидно, тогда было лето, тепло, потому что, когда ее нашли, никто не бранил ее из-за мокрой ночной сорочки.

Почему человек одно помнит, а другое забывает? Она помнила, что шум дождя на улице был совсем не такой, каким он слышался, когда она находилась в доме. Разница объяснялась тем, что на улице она могла кожей ощущать его капли. И одновременно слушать, как он шумит.

Юханнес спал, повернувшись к ней лицом. Его обветренное загорелое лицо темнело рядом на белой подушке. Волосы и брови у него выгорели на солнце. Он ходил на шхуне в Берген и только накануне вечером вернулся домой. Недели без него показались ей бесконечными. Светлые, лежавшие на щеках ресницы. Беззащитный и в то же время упрямый рот.

Однажды, вскоре после свадьбы, разговор между ними застопорился из-за того, что у Юханнеса никак не получалось объяснить ей, почему затянулась покупка Хавннеса. Он был вне себя от отчаяния. Ему было мучительно трудно.

— Забудь о своем заикании, Юханнес. Мне оно не мешает. Просто говори, как можешь. И все, что хочешь.

Он совсем замолчал. Его лицо приобрело цвет весеннего льда, лежавшего на пруду Это было не в первый раз. Лицо говорило: не приближайся ко мне! Неужели он подумал, что она хотела его обидеть? У нее и в мыслях такого не было. Но может, она не проявила достаточного терпения? Наверное, он просто не привык к тому, что кто-то говорил с ним о его недостатке. В комнате, кроме них, никого не было, поэтому она взяла его за плечо и велела повторить то, что он хотел ей сказать. Тогда он отвернулся и вышел из комнаты. Больше она на эту тему никогда не говорила.

Сара Сусанне слышала, что дождь усилился. Он падал отвесно. Она понимала его шепот. Видела, как падают отдельные капли. На листья, на крышу, на камни. Как каждая капля находит свой путь среди всех остальных? Ведь дождь такой частый. Капли почти сливаются друг с другом. Стекают с крыши, падают в бочку для воды, в траву, на скалы, в горные расселины. Бегут к морю по крутым склонам. Струятся по гриве лошади, что щиплет траву. По вьющейся шерсти овец, что пасутся в горах, и от овец пахнет, как от свалявшихся морских рукавиц. Падают на ромашки, гнущиеся под их тяжестью. Находят путь к вздувшемуся от воды ручью, и шум их меняется. Едва слышное шуршание превращается в бурление и свистящий клекот. Она слушала эти знакомые звуки и не могла не слушать.

Неожиданно у нее в животе несколько раз взмахнула крылом птица.

Сара Сусанне бесшумно встала, спустилась вниз, миновала прихожую и вышла во двор, не одеваясь, только накинула на ночную сорочку большую шаль. Босиком она пошла к колодцу и остановилась, заглядевшись на морских птиц, летавших над пригорком, на котором стоял флагшток. Лицо и волосы у нее постепенно намокли. И тонкая сорочка тоже. Между грудями и по животу бежали холодные ручейки. Дождь продолжался. Птицы притихли, но никуда не делись. Как и легкая зыбь на море и жизнь у нее в животе. Как и она сама? Она вдруг поняла, что нельзя забывать и себя. В ней что-то зашумело, сильно-сильно. И в ней и в дожде.

Хотя вообще было тихо.

Неизвестно откуда ей в голову пришла странная мысль. Элида! Если родится девочка, я назову ее Элида!

Теплым августовским днем Сара Сусанне сидела на солнце за домом и шила распашонку. Ее беременность была уже заметна. С тяжелым вздохом она встала. Она сбежала из гостиной свекрови, не сказав никому, куда идет. Этого делать не следовало. Ведь ребенку у нее в чреве в любую минуту может понадобиться помощь, а потому домашние всегда должны знать, где ее можно найти. Объяснить им, что она разумное существо, а не просто существо, которое вынашивает потомка Крогов, было невозможно. Неужели ей не дозволено даже, сидя на солнышке, шить распашонку для своего ребенка?