Маргарет Рэдклифф-Холл - Колодец одиночества Страница 82

В канун Рождества прибыл Брокетт и принес цветы. Мэри ушла гулять с Дэвидом, и Стивен пришлось со вздохом покинуть свой стол.

— Заходи, Брокетт. Надо же, какая чудесная сирень!

Он сел и зажег сигарету.

— Да, разве она не прекрасна? Я купил ее для Мэри. Как она поживает?

Стивен помедлила.

— Не очень хорошо… Мне тревожно за нее.

Брокетт нахмурился и стал задумчиво смотреть на огонь. Он кое-что хотел сказать Стивен; хотел предупредить ее, но не был уверен, как она примет это предупреждение — неудивительно, что бедная девочка не в форме, ведь ей приходится вести смертельно скучное существование! Если Стивен позволила бы ему, он хотел бы дать совет, предостеречь, быть честным до грубости, если понадобится. Однажды он уже был честным до грубости по поводу ее работы, но это было не такое деликатное дело.

Он начал суетливо двигать своими мягкими белыми руками, постукивая пальцами по ручке кресла.

— Стивен, я собирался поговорить с тобой о Мэри. Она поразила меня своим откровенно угнетенным видом в последний раз, когда я видел ее — когда это было, в понедельник? Да, она поразила меня своим угнетенным видом.

— Ну конечно же, ты ошибся… — прервала его Стивен.

— Нет, я совершенно уверен, что не ошибся, — настаивал он. Потом сказал: — Я собираюсь сделать кое-что очень рискованное — я рискую потерять твою дружбу.

В его голосе слышалось такое сожаление, что Стивен спросила:

— И в чем же дело, Брокетт?

— В тебе, дорогая моя. Ты ведешь нечестную игру с этой девушкой; жизнь, которую она ведет, подходит скорее матери-аббатисе. От такого у кого угодно вырастет горб, а Мэри, похоже, заработает неврастению!

— Да что ты имеешь в виду?

— Если не будешь дуться, тогда скажу. Послушай, я больше не собираюсь притворяться. Конечно же, все мы знаем, что вы с ней любовницы. Вы постепенно становитесь чем-то вроде легенды — все позабыто ради любви, и тому подобное… Но Мэри слишком молода, чтобы становиться легендой; да и ты, дорогая моя, тоже. У тебя-то есть твоя работа, а у Мэри ничего нет — бедная девочка ни души не знает в Париже. Пожалуйста, не перебивай. Я вовсе не закончил; мне придется выложить все начистоту, и я это сделаю. Вы с ней решили жить одним домом — по мне, так это ничем не лучше брака! Но, будь ты мужчиной, все было бы по-другому; у вас, конечно же, была бы куча друзей, а Мэри могла бы завести ребенка. Ах, Бога ради, Стивен, не делай такие большие глаза. Мэри совершенно нормальная молодая женщина; она не может жить одной любовью, все это чушь — особенно, как подсказывает мне моя проницательность, когда ты работаешь, ведь тогда эта диета довольно скудная. Бога ради, отпусти ее немножко погулять! Почему, например, ты не приведешь ее к Валери Сеймур? У Валери она встретит множество людей, и что в этом плохого, я тебя спрашиваю? Ты бегаешь от себе подобных, как черт от ладана! Мэри ужасно нужны друзья, и ей нужно развлекаться. Только поостерегись так называемых нормальных, — голос Брокетта стал горьким и агрессивным, — я не пытался бы навязываться им в друзья; я думаю не столько о тебе, сколько о Мэри; она молодая, а молодые легко ранимы…

Он был совершенно искренен. Он пытался помочь, подстегнутый своей занятной привязанностью к Стивен. В эту минуту он был по-дружески заботливым; ни капли цинизма не оставалось в нем — в эту минуту. Он дал честный совет, подсказанный его умственными способностями, возможно, единственным, что оставил ему мир.

И Стивен практически ничем не могла ответить. Она была по горло сыта отрицаниями и увертками, сыта молчаливой ложью, которая раздражала ее собственные инстинкты и казалась оскорблением для Мэри; поэтому она оставила дерзкие заявления Брокетта без ответа. В остальном она слегка опасалась, все еще чувствуя смутное недоверие к Валери Сеймур. Но она довольно хорошо понимала, что Брокетт был прав — сейчас Мэри часто бывало одиноко. Почему она никогда не думала об этом раньше? Она проклинала себя за свою нечуткость.

Потом Брокетт тактично сменил тему; он был слишком мудрым, чтобы не понимать, где следует остановиться. И вот он рассказывал ей о своей новой пьесе, которая для него была довольно необычным предприятием. Пока он говорил, Стивен охватило странное чувство облегчения от мысли, что он все знает… Да, она действительно чувствовала облегчение, потому что этот человек знал об ее отношениях с Мэри; потому что больше не было нужды вести себя так, как будто эти отношения были постыдными — по крайней мере, в присутствии Брокетта. В броне мира наконец отыскалась щель.

— Мы как-нибудь должны сходить навестить Валери Сеймур, — довольно небрежно заметила Стивен тем же вечером. — Она очень известна в Париже. Кажется, она устраивает довольно веселые приемы. По-моему, пора бы тебе завести нескольких друзей.

— Как весело! Пойдем, я бы так этого хотела! — воскликнула Мэри.

Стивен подумала, что ее голос звучал радостно и взволнованно, и она невольно вздохнула. Но, в конце концов, важно лишь то, чтобы Мэри было хорошо, чтобы она была счастлива. Конечно же, она возьмет ее к Валери Сеймур — почему бы нет? Видимо, она была очень глупой. И эгоистичной — жертвовала девушкой ради своих капризов…

— Милая, конечно же, мы пойдем, — быстро сказала она. — По-моему, там будет ужасно интересно.

Три дня спустя Валери, повидавшись с Брокеттом, написала короткое, но радушное приглашение: «Приходите в среду, если сможете — вдвоем, разумеется. Обещал прийти Брокетт и еще пара-тройка интересных людей. Я жду не дождусь возобновить наше знакомство после такого долгого времени и познакомиться с Мэри Ллевеллин. Ну почему вы никогда не заходите? По-моему, это не по-дружески! Однако вы можете загладить свое пренебрежение, если придете на мой прием в среду вечером…»

Стивен бросила письмо Мэри.

— Ну вот!

— Как великолепно… но ты пойдешь?

— А ты бы хотела?

— Да, конечно. Но как же твоя работа?

— За один день ничего с ней не случится.

— Ты уверена?

Стивен улыбнулась.

— Да, милая, совершенно уверена.

Глава сорок четвертая

В комнатах Валери было уже людно, когда Стивен и Мэри прибыли в ее переднюю, до того людно, что сначала они не могли увидеть хозяйку дома, и им пришлось довольно неловко стоять у дверей — о них не объявили; почему-то у Валери Сеймур не объявляли о посетителях. Люди с любопытством глядели на Стивен; ее рост, ее одежда, шрам на ее лице немедленно приковывали их внимание.

— Quel type[92]! — прошептал Дюпон, скульптор, своей соседке, и сразу же решил, что хочет изобразить Стивен. — Чудесная голова; я восхищен этой сильной шеей. А губы — целомудренные они или пылкие? Я хотел бы это знать. Как лепить такие загадочные губы? — и Дюпон, для которого все было позволено ради искусства, придвинулся на шаг ближе и глядел с восхищением, внушающим неловкость, пощипывая пальцами седоватую бородку.

Его соседка, она же его последняя по времени любовница, маленькая светловолосая девушка, красивая, как куколка, пожала плечами.

— Я не очень довольна вами, Дюпон. Ваш вкус становится своеобразным, mon ami[93] — а вы ведь еще достаточно мужественны…

Он рассмеялся.

— Будь спокойна, курочка моя, я не собираюсь приводить тебе соперницу, — потом он начал дразнить ее: — А как насчет тебя? Не нравятся мне рожки на голове, покрытые мхом, даже если они не больше наперстков. Ужасно раздражают эти рожки, и растут довольно болезненно — как зубы мудрости, только еще глупее. О да, у меня тоже есть свои воспоминания. С чем едят гусыню, с тем едят и гусака, так говорят англичане, а они такой практичный народ!

— Ты грезишь наяву, mon pauvre bougre[94], — отрезала дама.

И вот уже Валери шла к дверям:

— Мисс Гордон! Я ужасно рада видеть вас и мисс Ллевеллин. Вы уже пили чай? Конечно же, нет — я отвратительная хозяйка! Идите к столу… где этот никчемный Брокетт? А, вот он. Брокетт, пожалуйста, будь мужчиной и принеси чаю мисс Ллевеллин и мисс Гордон.

Брокетт вздохнул:

— Сначала ты, дорогая Стивен, ведь ты куда полезнее меня, — и он положил нежную белую руку ей на плечо, мягко, но уверенно подталкивая вперед. Когда они дошли до буфета, он спокойно остановился: — Принесете мне ванильный со льдом? — промурлыкал он.

Казалось, все здесь друг друга знали, атмосфера была задушевной и легкой. Люди здоровались, как близкие друзья, и довольно скоро они становились очаровательными со Стивен и такими же очаровательными и добрыми с Мэри.

Валери представляла своих новых гостей, тактично намекая на талант Стивен:

— Это Стивен Гордон — вы знаете ее, она писательница; и мисс Ллевеллин.

Она вела себя естественно, и все же Стивен не могла отделаться от чувства, что каждый здесь знает о них с Мэри, а если и не знает, то догадывается, и потому старается показаться дружелюбным.