Бут Таркингтон - Великолепные Эмберсоны Страница 9

Джордж походя пробормотал в ответ более или менее дружелюбное прощание. Как правило, он не стыдился Минаферов, он в принципе редко вспоминал о них, принадлежа, как и многие американские дети, к семье матери, но ему не терпелось как можно скорее увести мисс Морган от старого Джона, которого считал настоящим позором.

Он быстро прошел жмущихся к аркам, выжидающих юнцов, намеренных танцевать только с теми девушками, которых можно скоро сбыть с рук, и вывел свою приезжую даму в середину залы. Они тут же подхватили мотив и закружились в вальсе.

Джордж был хорошим танцором, а мисс Морган, казалось, порхала под музыку, как та самая голубка из "Ла Паломы". Они танцевали молча; она не поднимала глаз — это всегда очень мило в танцующих девушках — и вселенная словно исчезла, для них не существовало ничего, кроме самого вальса, и даже лица проплывающих мимо пар казались не лицами, а просто цветными пятнами. Душу Джорджа переполнили не знакомые доселе чувства: грудь теснило от ощущения полета и неизъяснимой нежности.

Музыка смолкла, и Джордж очнулся, будто от звонка будильника, а из-под арок к мисс Морган метнулись сразу шесть или семь кавалеров, чтобы она пообещала танцы и им. Кажется, Джордж имел дело с общепризнанной красавицей.

— Обещайте мне два следующих танца, — поспешил сказать он, сообразив, что сейчас подбежит первый конкурент. — А потом я хочу каждый третий танец на этом балу.

— Это вы так просите? — засмеялась она.

— То есть "прошу"?

— Звучало, словно вы доводите до моего сведения, что все эти танцы ваши.

— Ну, я этого хочу! — настаивал Джордж.

— А как же остальные девушки, с которыми вы обязаны потанцевать?

— Обойдутся, — бессердечно отрезал он, а затем удивил горячностью: — Слушайте, я хочу знать, вы обещаете мне все эти?..

— Боже правый! — Она вновь засмеялась. — Да!

Ее окружили претенденты, расхватывая всё, что осталось, но они не оттеснили Джорджа, хотя он всем своим видом показывал, как они ему докучают; наконец ему удалось вывести ее из осады — она сама потворствовала высвобождению — и усадить рядом с собой на лестнице, ведущей к балкону для оркестра, где их было почти не видно, хотя они могли обозревать всю залу.

— Как все эти голубчики так быстро познакомились с вами? — нехотя спросил Джордж.

— А, я здесь уже неделю.

— Кажется, заскучать вы не успели! — продолжил он. — Все эти голубчики, сам не знаю, зачем мать столько наприглашала. Конечно, с некоторыми я довольно часто виделся. Я был председателем местного клуба, они ходили туда, но теперь я такими глупостями не интересуюсь. Никак не пойму, зачем мама их пригласила.

— Возможно, их родители приглашены, — тихо предположила мисс Морган. — А она просто не хотела обижать их отцов и матерей.

— Вряд ли! Не думаю, что маму волнует, что она обидит кого-то в этом городишке.

— Наверное, чудесно, — произнесла мисс Морган, — наверное, чудесно, мистер Эмберсон… то есть мистер Минафер…

— Что чудесно?

— Быть настолько важным!

— Дело не в важности, — уверил ее Джордж. — Любой хоть что-то представляющий из себя человек не должен терпеть неудобства в собственном городе.

Она осуждающе посмотрела на него из-под опущенных ресниц — но глаза тут же потеплели. Действительно, она смотрела скорее сочувственно, чем осуждающе. Величественная красота Джорджа была красотой настоящего мужчины, если, конечно, такое можно сказать о внешности юноши, ведь музыка, танцы и цветы влияют на настроение девятнадцатилетних девочек не меньше, чем на настроение восемнадцатилетних мальчиков. Мисс Морган медленно отвела взгляд от Джорджа и уткнулась в свой букетик ландышей и фиалок, с балкона наверху раздались радостные звуки польки. Музыканты постарались сделать мелодию рождественской, добавив перезвон колокольчиков, и возле хода к балкону закружились разгоряченные и повеселевшие танцоры, но ни Джордж, ни мисс Морган даже не попытались присоединиться к ним.

На лестнице сквозило, ступени были узкими и неудобными, никто из гостей постарше даже не вздумал бы усесться там. Более того, эта была пара совершенно чужих друг другу людей, ни один из них не сказал ничего такого, что могло бы искренне заинтересовать собеседника, они не чувствовали родства душ и не испытывали особой приязни — но лестницы возле бальных зал не менее романтичны, чем озаренные луной озера и горные закаты. Когда-нибудь откроют закон человеческого притяжения, потому что он настолько важен, что мир стал бы мудрее, если бы сэра Исаака Ньютона стукнуло по голове не яблоко, а юная леди.

Зрелость, наученная собственным горьким опытом совершения глупостей, не устает повторять: "Ну что она в нем нашла?" — словно юную влюбленность можно объяснить логически или исходя из поведения партнеров. Зрелость вопрошает: "О чем, черт возьми, они могут говорить?" — словно разговоры имеют какое-то отношение к апрельским ливням! В семьдесят, человек встает утром, вдыхает чистый воздух, смотрит на солнце, радуется, подумав: "Чувствую себя отлично", и собирается на прогулку. В восемнадцать, человек отправляется на бал, усаживается с кем-нибудь на лестнице, не может объяснить своих чувств и мыслей и теряет всякую способность планировать. Мисс Морган и Джордж оставались на месте.

Они молча решили остаться, даже не подумав об этом, даже не обменявшись понимающими взглядами, — они вообще не смотрели друг на друга. Оба рассеянно наблюдали за танцующими и какое-то время не произносили ни слова. Музыка над их головами гремела во всю мощь: барабаны, тарелки, треугольники, колокольчики, грохот, лязг, звон. Тут и там танцующие пары целиком отдавались мелодии, переходя от размеренного и пристойного скольжения к скачкам и кружению через толпу, от стены к стене, полностью раскрепостившись. Джордж немало удивился, увидев, что в одной из таких пар бешено галопирует его тетя, Фанни Минафер.

Раскрасневшаяся Фанни Минафер была из тех дам, что увядают, едва успев расцвети. Чертами лица она походила на ребенка и обладала такой же детской фигурой, поэтому иногда незнакомцы, увидев ее через дорогу, принимали Фанни за двадцатилетнюю, но временами с того же расстояния она выглядела не меньше, чем на шестьдесят, вместо ее настоящих сорока лет. У нее бывали старые дни и молодые дни, старые часы и молодые часы, старые минуты и молодые минуты, а изменения происходили так быстро, что и не заметишь. Что-то в выражении лица или наклоне головы вело к удивленному осознанию, что вот она, Фанни, — пожилая дама! Но никогда она не выглядела такой юной, как этим вечером, когда летела по залу, ведомая искусной рукой чудноватого голубчика, ведь именно он оказался ее партнером.

В свое время голубчик знал толк в танцах, и это время явно не прошло. Несмотря на головокружительно быструю польку, под звуки которой он летел с мисс Фанни по зале, в его движениях чувствовалась солидность, он ни разу не столкнулся с другими парами и сохранял изящество даже в самом сумасшедшем ритме, не забывая развлекать даму разговорами. Но больше всего Джорджа поразило и даже разозлило то, что этот новый для дома Эмберсонов человек не выказывал ни малейшего почтения, свойственного людям, для которых такой особняк в новинку: он будто чувствовал себя как дома. Он показался Джорджу особенно наглым, когда они с мисс Фанни пролетали мимо лестницы и он, на миг оторвав руку от партнерши и не замедлив хода, весело, даже сердечно, помахал юной паре и тут же скрылся из вида.

Джордж холодно воспринял эту выходку, не ответив ни словом, ни жестом.

— Ну и как вам такая дерзость? — пробормотал он.

— Какая? — спросила мисс Морган.

— Этот чудной голубчик вот так запросто помахал мне. Я же, кроме того, что он дядя Шэронов, ничегошеньки о нем не знаю.

— И не надо, — сказала она. — Он махал не вам, он махал мне.

— Даже так? — Объяснение не смягчило чувств Джорджа. — Кажется, все обращают внимание только на вас! Определенно, эту неделю вы в городе не скучали!

Она опять зарылась лицом в букетик и не без удовольствия посмеялась. Она не стала объясняться дальше, и некоторое время они не разговаривали. Музыка смолкла, громкие аплодисменты в зале настояли на повторении, опять станцевали польку, послышался гул голосов, и началась смена партнеров.

— Ну, — наконец произнес Джорджи, — должен признать, что болтать вы не любите. Говорят, что, помалкивая, проще всего заслужить репутацию мудреца. Вы когда-нибудь разговариваете?

— Только с понимающими людьми, — ответила она.

Он прервал мрачное разглядывание бала и быстро повернулся к ней, но над букетом заметил искрящиеся и довольные глаза девушки и тоже снизошел до улыбки.

— Девушки обычно так дерзки! — сказал он. — Надо бы им с годок походить в мужской колледж: их бы там настоящей дерзости поучили! Что вы делаете завтра после двух?