Геннадий Русский - Соловецкое чудотворство Страница 9

Эх, самый момент сейчас рюмашку пропустить для разгону!.. Да не добыть никакими силами, дайка чафирки хлебнуть…

Да… пробирается тут мимо какой-то доходяга. Начальник манит его к себе, а тот ноль внимания — вроде и в форме человек, да уж больно мелковат и несолиден. Тут начальник как заорёт, а голос у него мальчишеский, скопческий: «Стой, мерзавец, застрелю!» — схватился рукой за кабур — нет с ним оружия, а то бы застрелил. «Мерзавец» остановился. Хоть и мелковат шкет, а пищит важно — мало ли начальников, и вправду застрелит, с них станется — напуган наш брат. «Ты знаешь, кто я такой?» — начальник его грозно спрашивает. «Не знаю», — зэка отвечает. У начальника на время дар речи пропал, побелел, зубы стучат, трясётся от злобы — если бы его матом обложили, легче бы снёс, а то вдруг его, такого известного вождя, не знают! «Да я тебя расстреляю!» — шипит. Зэка попался из робких, бежать бросился. Начальник за ним. Подбегает к толпе зэков, кричит: «Где этот мерзавец?» А кто «мерзавец», не поймёт, кругом все одинаковые, в бушлатах, грязные, рожи землистые.

Обступили его зэки, рассматривают. А начальник заробел. И телом он мелковат, и духом, от трусости великой и злобствовал. Уже боится спросить: знаете ли меня? Вдруг знают, кто их главный мучитель, несдобровать тогда: у кого лопата в руках, у кого кирка. «Где ваш конвой?» — спрашивает. «А мы расконвоированные. Бечь-то всё одно некуда», — ему отвечают, а самый смелый спрашивает: «А вы кто будете?» — «Я? Что мне с тобой разговаривать! Быстро вызовите мне командира!» Тут один весёлый догадался: «Братцы, да это же лилипут из цирка, ей-Богу, в клубе будет выступать!» Заржали арестанты. «Эк здорово у тебя получилось! Сам-то по какой статье? Что у тебя за обновка? Дай-ка фуражечку примерить!» И давай его шпынять и подталкивать. Начальник в пущей ярости орёт: «Всех перестреляю!», а толпа гогочет: «Во даёт! Сразу видно — артист!» Насилу он от них отбился.

Идёт к вахте. «Вызвать ко мне начальника караула!» — командует. А тот попался несмышлёный: «Отойди от зоны, стрелять буду! Часовой есть лицо неприкосновенное!» — «Да ты знаешь, кто я такой?» — «Отойди от зоны, стреляю!»

Хорошо попался тут один вольняшка, подивился он на шкета в командирской форме, объяснил, как пройти на дачу в Горки, где начлаг проживает. Малютке делать нечего, попёр пёхом. «Ладно, — думает, — я вас за это укатаю! Вы мне поплатитесь, подлецы, со всех шкуры спущу!» Придумывает, какую им казнь назначить. Всех приговорил к высшей, а адъютанту-лизоблюду, который его столь странно покинул, не знает даже, какую страшную казнь изобрести. Не человек идёт, ком злобы катится. Чтоб его, первого начальника, второго вождя, которого весь народ знает, так бесчестили! Ясно: вредители здесь и изменники. Нет, не зря его сюда Властелин послал, крамола здесь гнездо свила!

Подходит к крамольному гнезду. Дачка весёленькая на горушке стоит, а у ворот внизу часовой. «Вам куда?» — часовой спрашивает. «Живо начальника! Веди к нему!» — «Предъявите пропуск». — «Ах ты такой-сякой (матом его), меня не знаешь?» — «Не знаю, а вы много себе позволяете». — «Да я тебя под трибунал за то, что ты своего наркома не знаешь!» — «Без пропуска никого пускать не велено. Могу вызвать начальника караула». — «Всех, всех арестую!» — Малютка от злости чуть по земле не катается.

Выходит начальник караула. «Чего вам, гражданин?» — «Ты видишь, кто я?» Тот не понимает. «Я ваш нарком. Немедленно проведите меня к начлагу. Вы должны арестовать его и тут же привести приговор в исполнение». Тот мнётся. «Ну живо!» — «Начлага на месте нет. Он уехал на моторной лодке с дамами на пикник… И потом… я не знаю, тот ли вы, за кого себя выдаёте? О вашем прибытии никаких инструкций не получено. Я обязан вас задержать, гражданин!» У наркома — шары на лоб, за грудь хватается, красный как рак сделался. «Измена!» — кричит шёпотом. Очухался немного, пищит: «Ты что, меня по портрету не знаешь?» — «Устав караульной службы предписывает не доверять зрительному сходству. В лице у вас что-то есть, а ростом вы что-то не того, тот ведь великан!» — «Да кто вам сказал? Вам что, мандат показать?» — «Покажите». Полез нарком в карман — никаких ксив там, к удивлению его, не оказалось. «Мои документы остались на катере, да и не обязан я предъявлять их младшему по званию. Следуйте за мной!» — «Нет, гражданин, это вы следуйте за мной. Я обязан вас задержать впредь до установления личности». — «Измена! На помощь!» — орёт Малютка. Тут бойцы его под микитки подхватили и запихнули в погреб, где у отцов-архимандритов квас хранился. Поверженный нарком в их руках как змей вертелся и одного за руку цапнул, за что по зубам схлопотал. Орал он благим матом, руку, об железную дверь стуча, повредил, да всё без толку. Уж он и наплакался там, и под себя сделал. А вечером слышал, как прошла мимо погреба компания с дамским щебетанием и смехом и сказал кто-то: «Ладно, пусть посидит».

Только утром его, смрадного и униженного, на свет Божий вывели. Однако приосанился, приободрился, мечтает, как отец народов ему за разоблачение новой контры новый орден выдаст, тем себя поддерживает в мыслях. Вводят его в кабинет начальника. Он как закричит: «Встать! Сдать оружие! Вы арестованы!» Начлаг сидит за столом, рассматривает вошедшего с любопытством. А тот разоряется: «Именем вождя, стреляйте в него!» Никто не шевелится. Начлаг говорит, зажимая нос: «Уведите этого засранца!»

Вытолкали его в другую комнату. Заходит туда начальник чином пониже, протягивает бумагу: «Ознакомьтесь». Читает тот и глазам не верит.

«Совершенно сверхсекретно.

Приказ наркома № 1.

К вам препровождается означенный гражданин без фамилии, имени, отчества, именуемый в дальнейшем «означенный гражданин», на постоянное жительство.

По отношению к означенному гражданину предписывается:

1. Не называть его по фамилии, имени, отчеству.

2. Ничем не ограничивать свободы передвижения по территории.

3. К работам не привлекать.

4. Не применять по отношению к означенному гражданину оружия и иных мер воздействия за любой проступок.

5. Любое общение с означенным гражданином, устное или письменное, карается немедленной смертной казнью.

6. Выдавать означенному гражданину питание и предоставлять ночлег по всей территории, не входя с ним в общение.

7. Означенному гражданину запрещено иметь при себе личное оружие, ножи, верёвки, пояс и подтяжки.

Нарком (подпись)».

Увидел означенный гражданин подпись своего сменщика-инородца и без памяти на пол рухнул.

Очнулся уже за оградой. Поплёлся куда не знает. Штаны всю дорогу спадали, а мундир, как ни странно, с ромбами в петличках сохранился. Куда деваться, кому пожаловаться? Предал его отец родной, Властелин его. Идёт он малюткой беззащитным.

Захотелось ему жрать. Зашёл в красноармейскую столовку. Ему сразу, ничего не говоря, черпак баланды. Попробовал ложку и плюнул. «Что у вас еда такая плохая?» — спрашивает. Никто ему не отвечает, все отворачиваются.

Вышел на взморье. Посидел на камушке, о своей горькой доле попечалился. «Эх, — горюет, — мало ли я людей перевёл, всех казнил, никого не миловал, мало ли кровушки человечьей пролил, матерей, жён да малых детушек сиротил, за что же меня так? Где правда?» Так-то палач возроптал. К ночи холодно стало. Поплёлся в казарму. У солдатни всегда весело: про баб разговоры, про водку, курево — хоть топор вешай, в шашки играют — не горюют. Он взошёл — все сразу примолкли. «Говорите, говорите, ребята, — обращается, — я ничего». Быстро человек себя в унижении теряет. И надо же, тут у него штаны без пояса спали. Один балагур, шут казарменный, осклабился: «А где те, позвольте спросить, ваши ежовые рукавички? Уж не за поясом ли заткнуты?» Казарма животики надорвала, да не заметили, как командир вошёл. «А ну, весельчак, — говорит, — выходи за нарушение секретной инструкции». Вывели парня на смерть бледного, вскоре выстрел хлопнул. Пропал Вася.

Странная жизнь у Малютки началась. Куда хочет, туда и ходит, всюду его пускают. Вот только на катер не сажают, отпихивают невежливенько, а так — везде ходи. Он и ходит повсюду, в любую зону. Никто решительно его не касается, обходят сторонкой. Только приметили: где он появился, быть беде.

Захотел он к зэкам примкнуть. Встал в задний ряд колонны, да его зэки погнали: «Этой чести ещё надо заслужить!» Тут он им речь произнёс: «Братцы! (Во как заговорил!) Да вы же невинные люди! Почему же вы терпите эти мучения? А ну хватай конвоиров! Разоружай охрану, братцы! И пошлём письмо нашему вождю, он нам поможет!» Тут охрана набежала, командует колонне: «Кругом! Шагом марш под расстрел!» Он с ними пошёл. Всех постреляли, а его не тронули, хоть и рвался он под пули встать.

Начал он тогда повсюду ходить и такое говорить, что повторить никто не решится, бегут все от него сломя голову, уши пальцами затыкают, знают, что за это полагается. В старину-то проще было — тогда важным арестантам рот завязывали: клали поперёк рта палочку с тесёмочками и тесёмочки на шее завязывали. Во время еды ту палочку изо рта вынимали, а сказанные преступником поносные слова записывали на бумажку и бумажку ту отсылали в Тайную канцелярию. Ну а теперь проще дело — полная свобода слова по новой конституции, говори что хочешь, только слушать не дают…