Пелам Вудхаус - Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес Страница 94

– Черт побери! Она же не пожелает видеть меня среди ночи.

– Недооцениваешь ты, Фиппс, свою привлекательность. Обаяние ты излучаешь независимо от времени. Я слышал, и не однажды, от очень надежных людей, что, как бы поздно ни пришел Сирил Фотерингей-Фиппс, он все равно остается Сирилом Фотерингей-Фиппсом. Водитель, тронулись. Когда доберемся до Кинг-Пойнта, я буду направлять вас жестом и словом.

Чтобы добраться до Кинг-Пойнта на Лонг-Айленде, нужно переехать через мост Трайборо, доехать до Грейт-Нек и свернуть на Мидлл-Нек-роуд. Поездка долгая, и тянулась бы крайне утомительно, не разнообразь ее Мэрвин песенками, которые напевал приятным баритоном. Когда они прибыли, Мэрвин подосадовал, что дом тонет в темноте. Как приверженец этикета, он указал: в окне должен бы сиять свет, путеводный маяк для путника.

– Лампа или хотя бы свеча. Однако, – прибавил Мэрвин, вновь приободрившись, – формальностями можно и пренебречь. Вон там, по-моему, комната моей невесты, и если не ошибаюсь, для нас открыты три пути. Мы можем остаться здесь и покричать погромче. Можем бросать камешками в окно. Наконец, ты можешь взобраться туда по водосточной трубе. Да, так лучше всего. Полезай наверх, Фиппс. Постучи дважды и произнеси мое имя.

Простаку внезапно пришло в голову одно спасительное соображение.

– Твоей невесты скорее всего нет дома.

– Откуда, интересно, ты это знаешь? Ты еще даже и в окно не постучал!

– Ты сам мне говорил, что она ушла на танцы.

– Хм, и то правда. Разрази меня гром, правда! Тогда лезь наверх и просто разбей окно.

Как выразился поэт, «это лишь чуточку больше, но как это много!». Будь Мэрвин поменьше ростом, не так пьян и не настолько обижался на малейшее возражение, Простак отклонил бы проект. Но учитывая все обстоятельства, он счел, что благоразумнее подчиниться. Карабкаясь по трубе, он тупо осознавал, что Мэрвин, прислонившись к стене, звучно декламирует: «Выше! И выше!», – а когда он добрался до подоконника, прозвучали строки о деве, приглашающей альпийского скалолаза прервать подъем и передохнуть, склонив усталую голову ей на грудь.

Когда же Простак разбил окно, из другого окна, чуть поодаль, высунулись голова и плечи человека в халате. На незваного гостя упал свет электрического фонарика, и человек в халате, подняв револьвер, пальнул в его направлении. Балстрод, дворецкий-англичанин, услышал шум в ночи, а когда дворецкие-англичане слышат шум, они действуют.

Выстрелы просвистели мимо уха, не причинив Простаку вреда, но намек был очевиден, и он тотчас уловил его. Вопль Мэрвина, лай Тюльпана и его полет совпали во времени.

Когда Простак достиг земли, Мэрвин уже растворился во тьме, но Тюльпан оставался на месте. Оскорбленно рыча, Тюльпан царапал лапами дерн.

У собак странный образ мыслей. Казалось бы, должен сообразить, что ни один человек, даже с самой неустойчивой психикой, не станет карабкаться по водосточной трубе, чтобы стрелять в себя самого. Тем не менее пес пребывал в твердом убеждении, что стрелял не кто иной, как Простак. А перебирая недавние события, пес заключил: тот с самого начала играл дурную роль – и преисполнился решимости раз и навсегда свести с ним счеты. Грубых, вульгарных шуток Тюльпан терпеть не мог. Царапнув лапами дерн напоследок, он бросился в атаку.

Спасла Простака только прыть. Самая крохотная пауза, и с ним было бы покончено. «О, – спросил у себя Простак, – где мои крылья голубки?» – и в следующий же миг очутился на верхних ветвях большого кедра. С этой высоты он беспрепятственно мог любоваться разворачивающимися событиями.

Теперь Мэрвин не стал бы сетовать на отсутствие света. Дом светился всеми окнами, ярко освещая и Простака. Очень скоро начали появляться люди и обыскивать прилегающую территорию. Действовали они, как показалось Простаку, не очень ретиво, но все-таки выполняли тяжкую задачу под гипнотическим оком Балстрода. Простак никогда не видел дворецких в халатах и с радостью отказался бы от такого зрелища, пусть и очень впечатляющего.

Через некоторое время церемониймейстер убедился, что вытащили они пустышку, поисковая партия вернулась в дом, и свет потихоньку начал гаснуть. Захлопнулась парадная дверь. Дом опять погрузился в темноту. И Простак был готов поддаться порыву, типичному для тех, кто проводит вечерок с Мэрвином Поттером, то есть удрать поскорее, когда ноздри ему защекотал аромат табака и он разглядел – под деревом стоит Балстрод, наслаждаясь сигаретой.

При виде его Простак прирос к ветке. Примерно через четверть часа раздался шум машины, затормозившей у ворот, и миссис С. Хамилтон Бримбл вместе с дочкой Гермионой показались на подъездной дорожке. Простак сообразил, что низенькая толстенькая леди – это миссис Бримбл, а повыше и постройнее – ее дочь, когда низенькая сказала:

– Гермиона, под деревом кто-то стоит. На что вторая откликнулась:

– Да это же Балстрод, мама. Ой-ой! Он в халате!

Вид дворецкого, расхаживающего по саду в халате, явно переполошил миссис Бримбл. До этой минуты Балстрод существовал для нее только как вкрадчивая фигура во фраке, сером или черном, и она представить себе не могла, что среди его одежды водится халат китайского шелка с вышитыми желтыми драконами. Она шагнула к нему, готовая воскликнуть: «Вот так штука!», – но воспитание и положение удержали ее и она ограничилась фразой:

– Балстрод! Что вы тут делаете ночью?

Со спокойствием человека, уверенного в основательности и надежности своих мотивов, дворецкий отозвался:

– Добрый вечер, мадам. Я преследовал грабителей.

– Грабителей?

– Да, мадам. Их было двое. Я услышал шум, стал производить расследование и заметил разбойника, карабкающегося по водосточной трубе.

– О Господи! Балстрод!

– Да, мадам?

– Кто же это был?

– Визитки своей он не оставил, но я узнал его сообщника. Тот оставался внизу и декламировал: «Выше! И выше!»

– Что?

– Декламировал: «Выше! И выше!» – мадам. Стихи покойного Генри Водсворта Лонгфелло. Возможно, эти стихи вам знакомы?

Быстро сгущались сумерки ночи, / мадам, / когда проходил по альпийской деревне юноша, / несший сквозь непогоду знамя, / мадам, / с надписью странной…

Миссис Бримбл перебила его. Стихи она, в общем, любила, и декламация дворецкого не вызывала у нее отвращения, но ей хотелось, чтобы он все-таки придерживался главной линии.

– Вы говорите, узнали его?

– Да, мадам. Это был субъект, называющий себя Мэрвином Поттером.

– Мэрвин? Поттер? Он же обедал у нас сегодня.

– Наверняка высматривал, мадам, где что лежит.

– Балстрод, вы уж совсем ку-ку! – пылко вступилась Гермиона. – Мэрвин не взломщик!

– Не согласен с вами, мисс.

– Он киноактер! Очень знаменитый!

– Вполне возможно, такова его версия, мисс. Я могу лишь утверждать, я застиг его, когда он подстрекал другого молодого человека, явно преступной наружности, вскарабкаться по водосточной трубе и проникнуть в дом через окно.

Вмешалась миссис Бримбл, почувствовав, что страсти накалились и через минуту ей придется тушить безобразный скандал. Будь она полисменом, она крикнула бы: «Разойдись!» – но сейчас могла только приказать Балстроду отправляться спать. Вежливо пожелав всем спокойной ночи, дворецкий удалился.

Услышав звук, похожий на шипение сифона, Простак резонно заключил – это хозяйка перевела дух.

– Ну вот он, – проговорила она, и ухо могло уловить в ее голосе оттенок великодушной теплоты, – твой Мэрвин! Я тебе сразу сказала, как только его увидела…

– Я уверена, мама, у него есть какое-то объяснение.

– Так пусть он его даст! – воскликнула миссис Бримбл и взмахом руки указала на стройную легкую фигуру, выступившую из тени.

– Мэрвин! – воскликнула Гермиона.

Мэрвин вроде бы ей обрадовался. В его голосе слышался искренний пыл влюбленного, когда он воскликнул:

– Привет, малышка!

– Что ты тут делаешь? – спросила мисс Бримбл.

– Так, брожу по окрестностям. А вообще-то ищу Фиппса, я его где-то обронил. Возможно, ты знаешь его под именем Фотерингей. Нас обоих выбросили с час назад из «Пьяццы», и пока мы расслаблялись в канаве, он сказал мне: «Поттер, я очень бы хотел познакомиться с твоей невестой». На что я ответил: «Нет ничего проще, дорогой Фиппс. Сейчас поймаем первое же такси и скатаем к ней».

– Мэрвин, ты вдребезги пьян.

Герой экрана скорбно икнул.

– Нет, а кто бы не напился в обществе Фотерингей-Фиппса? Это же дикарь-индеец! Вломился ко мне домой и давай меня пугать. Он из тех, кто в подпитии ведет себя безобразно. Я сразу увидел, что упился он до ноздрей. У него и пистолет был. Если хочешь знать, весь вечер им размахивал. Я думал тихо, спокойно провести вечерок дома. Скромный обед, парочка хороших книг… Но он и слышать не желал. «Я лесной волк с великого Северо-Запада! – рычал он. – Сегодня ночью мне пришла пора выть!» Уволок меня в «Пьяццу», представляешь? Что я мог поделать?! Ни-че-го! У него ведь пистолет. Не успели мы сесть за столик, как он вскочил и заорал: «Берегись! Сейчас начну! Подбирайте своих мертвецов, ребята! К каждому трупу – сувенирчик!» Естественно, нас выбросили. Приложились ушами прям об асфальт. Поверь мне, Фотерингей-Фиппс – он такой. До того достукается, что его с друзьями выбросят даже из портового трактира в Марселе. Обещаю тебе, я постараюсь встречаться с ним после медового месяца как можно реже.