Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута Страница 13

Глава 8

Осенью, лесные кабаны разожрались и обнаглели – некоторые из них не только лопали водившиеся в лесу в обилии дикие орехи и каштаны, но и наведывались в сады и огороды на выселках. Возле одного из садов, за дальним хутором Скулистофт, Хельги и Аса и подстерегли стадо после одного из первых снегопадов. Следы на свежем снегу читались, как руны на рунном камне, и охотникам ничего не стоило приготовить засаду на пути кабанов, пока темнело. Едва зашла Сунна, тут же выкатилась полная луна, освещая заснеженный лес, величествовавший в тишине и безветрии.

Тишина, впрочем, держалась недолго – скоро замершие за деревьями или в наскоро собранных из ветвей схронах свиноловцы услышали шорохи, трески, пыхтение, и хрюканье стада, идущего на жировку. Впереди шла матерая свинья, за ней – три рюхи помельче. За самками увязался, скорее всего, чуя их скорую течку, что бывала раз в два года, здоровенный секач с клыками, друг другу навстречу загибавшимися дугами из мощных челюстей. Хельги пять раза проухал филином, обозначив секача как свою цель. Аса ответила одним криком неясыти: «Кувитт!» – заказав матерую свинью. «Гхук, гхук» сыча раздались из-за дуба, за которыс прятался ловчий Ламби. За ним, молодой гаевщик Карли ни на лепту неправдоподобно трижды свистнул козодоем – козодои еще за три недели улетели зимовать южнее. Кабаны, похоже, были знакомы с повадками козодоев не лучше, чем Карли, и продолжали безучастно брести к засаде. Когда матерая свинья оказалась шагах в пятнадцати от первой схроны, ловчий ху-хуукнул самкой филина.

Трое лучников встали, натянули луки, и пустили стрелы. У Асы не было сил управляться с охотничьим тисовым луком в ее рост, и она выстрелила из самострела. Самострельный болт поразил матерую свинью в глаз, и она упала, как подкошенная. Хельги меньше повезло с его выстрелом – стрела, хоть и попала клыкачу в грудь, только его разозлила. Злобно хрюкая, секач устремился к вязу, у которого стоял средний Хёрдакнутссон, в последний возможный миг, отскочивший в сторону и полоснувший кабана мечом. Густая щетина на боку защитила секача от нешуточной раны. Стоявший чуть за Хельги ватажник Гизур встретил зверя рогатиной. Рогатина, один конец которой был уперт в землю, сломалась под натиском тяжелой щетинистой туши, но Гизур замедлил кабана достаточно для того, чтобы Хельги поравнялся со зверем и погрузил меч ему в ухо. Вепрь завизжал, из его уха и ран на шее, оставленных рогатиной, хлынула кровь, и он упал на землю, судорожно дергая ногами. Свинья, подстреленная Ламби, пробежала к старому дубу, где ловчий добил ее копьем в горло. Предпоследняя свинья со стрелой Карли в боку обратилась в бегство, и за ней пришлось идти с четверть рёсты по казавшемуся черным в свете луны кровавому следу. Третья мелкая рюха, единственная, оставшаяся в живых, благоразумно дала деру.

Первая зимняя охота удалась, охотники никого не потеряли, и единственное ранение было небольшим – отскочивший кусок рогатины рассадил Гизуру ногу. С рассветом, ватага отправилась в Ноннебакке. Карли вел в поводу пару оленей, тащивших волокушу с двумя рюхами. За ним, на грузовых санях, в которые веером были впряжены четыре оленя, ехал Ламби, и вез клыкача и матерую свинью. За санями по умятому следу брели ватажники с Гизуром, гордо опиравшимся на копье и преувеличенно хромавшим, во главе. Впереди победоносного шествия и чуть поодаль ехали верхом Хельги и Аса и о чем-то беседовали.

Карли смотрел им вслед. Дети Хёрдакнута Рагнарссона были непохожи на светловолосого, голубоглазого, широкоплечего, кряжистого ярла. От матери им досталась диковинная порода – тонкая кость, бледная кожа, большие фиалковые глаза, и прямые темные волосы. Но Рагнхильд была невелика ростом, а ее дети выросли гораздо выше своих сверстников. Жены карлов поговаривали, что Хильдигунна, мать Рагнхильд, верно, изменила своему мужу с альвом, и альвовы внуки получились, как им и положено, заговоренные – зараза к ним не пристает, грязь не липнет, беда сторонится, и даже блохи вроде реже кусают.

Карли решил, что Аса и впрямь похожа на хофдингу[37] альвов – только заменить лисью шапку на алмазный венец, – и принялся в который раз думать безнадежную, но сладкую думу. Вот сейчас из леса выбежит медведь-шатун, бросится на лошадь Асы, и Карли сразит его копьем. Медведь из последних сил ударит его лапой, и Карли со смертельной раной от медвежьих когтей умрет на руках у дочери ярла, и она прольет слезу благодарности на его холодеющее чело. Или, например, из леса выскочат разбойники, схватят Асу, похитят ее, а Карли найдет их по следам, одного за другим застрелит из лука или перережет горло, а под конец, в лагере разбойников, вступит с их вожаком в поединок на копьях… Дума Карли дошла до особенно приятной части, каково будет почувствовать этот гибкий и стройный стан в объятиях, когда Аса бросится ему на шею, но тут Хельги поднял руку. Ватага остановилась. Тропа спускалась вниз к реке, и в открывшемся прогале в лесу виднелись три столба жирного черного дыма.

– Кром… Конюшня, маслобойня, обе уже почти дотла сгорели, и что это там с западной стороны? – Хельги встал в стременах, всматриваясь в даль. Как назло ему, начал идти снег.

– Водяная мельница, – Аса нахмурилась. – Надо быстро послать кого-нибудь разведать, чья это работа и здесь ли они еще.

Карли очень хотел сказать: «Пошли меня!» Увы, пока он набирался смелости, Хельги кивнул Ламби, и тот спрыгнул с саней и начал выпрягать самого крупного оленя. Этот олень-учак был обучен ходить под седлом, по образцу верховых оленей саамо. Ламби надел учаку на морду мягкий недоуздок из лосиной ровдуги, провел один ремешок под шеей, другой над глазами, пропустил оба через резную пряжку из мамонтовой кости, и завязал концы ремешков вокруг внушительных рогов, каждый из которых имел более дюжины отростков. Потом он снял с саней и положил оленю на спину у лопаток верховое седло без стремян. Пока Ламби возился с подпругой, Хельги взглянул на Карли и сказал:

– Обмотай оленю копыта тряпками, чтоб тише шел.

Карли бросился выполнять. Скоро Ламби, вооруженный копьем, с разбега запрыгнул в седло, тронул поводья, и олень побежал с тропы в лес, с ловчим, отчаянно раскачивавшимся в седле. Ватага ждала его возвращения, спрятавшись в лесу по обе стороны пути.

Очень скоро, Ламби вернулся, не лесом, а по тропе, и не один, а в сопровождении Виги, ехавшего верхом на почти слепой пятидесятилетней кобыле.

– Виги нам навстречу за помощью ехал! – крикнул Ламби.

– Что было-то? – Хельги подъехал к Виги навстречу и обнял старика.

– Набег, пришли, вроде, с запада, незнамо чьи, но видно, не дураки. Стрелами с огнем зажгли в ночи маслобойню, карлы побежали тушить, тут их ватага конюшню подпалила, и на усадьбу за круговой стеной пошла. Хорошо, в конюшне только Оскадис стояла, – Виги потрепал кобылу по шее, и его суровое морщинистое лицо на мгновение зажглось чем-то подозрительно похожим на нежность. – Я прямо на ней выехал из горящей конюшни, двух налетчиков стоптал, и едва успел въехать в ворота и освободить веревку, что решетку держала. Как они кинулись решетку рубить, тут из главного покоя четыре лучника подоспели. А то они бы и покой разграбили. Вот тех, кто маслобойню тушил, кого изрубили, кого увели. И по дороге мельницу зажгли, чтоб погоню задержать.

– Мельник и семья живы? – Хельги не на шутку озаботился.

– Мельника я видел, он одного налетчика копьем с коня снять успел, но разрубили его от плеча до живота. Мельничиха жива, над ним голосила, ее и дочку в увод взяли, видно. Пока мы зерно от огня спасали, Сунна взошла, а их и след простыл.

– Кто же и как же так наглости-то набрался? – Хельги бросил поводья и сжал руки в кулаки.

– Как – это просто, – голос Асы сочился гневом. – Хёрдакнут с Рагнхильд и дружиной в Зверингарде, с ними все лучшие следопыты, мы на охоте. Они, видно, следили сперва за мостом, а потом, когда дружина на юг и на восток пошла, за Ноннебакке. А вот кто, и куда они пошли… Если это кто со Свитьи, или рароги, сейчас погрузятся на корабль, и только их и видели!

– Надо быстро погоню снарядить, пока они далеко не ушли. Виги, сколько их было? Едем в усадьбу, расскажешь по дороге. Вот что, садись в сани, так скорее будет, а Оскадис привяжи к волокуше. – Хельги с сомнением посмотрел на древнюю кобылу, потом на оленя под седлом. – Ламби, впрягай этого рогатого мыша обратно… Само меньше, чем мы, им верхом на них ездить сподручнее, а с нашим народом даже нелепо как-то выходит – вроде, верхом едешь, а ноги по земле волочатся. И далеко так не поедешь – спина у скотины уже вот-вот переломится. Снег этот еще валить стал некстати… Как мы их догоним теперь, с двумя-то конями?

– С тремя, – возмутился было Виги, привязывая третьего, если можно было так выразиться в отношении полуслепой кобылы с отвислой нижней губой, обнажавшей стертые резцы, сходившиеся под острым углом, коня к волокуше, но счел за лучшее не развивать мысль. – Налетчиков было с две дюжины, и угнали они нашего народу дюжины с полторы, все дев да детей.