А Крабов - Люди в белом Страница 15

— Миша, самовыражайся быстрее, у нас вызов, — заорал вылетевший мне навстречу Краснощеков.

— Тише едешь — точнее диагноз, — Коля Панков протянул мне руку, — правда, Миша, нечего нам суетиться.

— Конечно вам нечего, если что случится, я буду за все отвечать. — Старший в бригаде Краснощеков мерзко заумничал.

Я пулей поднялся наверх, в нашу комнату, переоделся и уже через минуту сидел рядом с Алексеем на переднем сидении "Форда".

Убрать из Петербурга коммунальные квартиры — это все равно, что снести бульдозером "Медный всадник". Через десять минут мы очутились перед входом в одну из таких петербургских реликвий. Некогда красивая дубовая дверь была, как рождественская елка, увешана гирляндами электрических звонков разных конструкций, под которыми совершенно неразборчивыми каракулями были выведены фамилии жильцов. Не утруждая себя поисками нужного, я стал нажимать на все звонки по очереди. Через минуту мы услышали перебранку, разбавленную собачим тявканьем.

— Кто такие? — послышалось за дверью.

Обычно на такой вопрос хочется ответить что нибудь неприличное, но из этико-деонтологических соображений приходится сдерживаться, понимая, что подобный вопрос вызван патологической подозрительностью, возникшей у жильцов в результате длительного существования в условиях коммунального общежития.

— Скорую вызвали? — спросил Краснощеков и услышав в ответ "да, это к вам, Эльза Фрицевна", продолжил, — уберите собаку.

В клоаке коммунального быта, благоухающим оазисом чистоты и порядка, непонятно каким образом еще сохранились старушки, не потерявшие того дореволюционного лоска, который характеризовался здоровым самолюбием, чистоплотностью и какой-то врожденной интеллигентностью. Про таких нельзя сказать: "квартирный вопрос их испортил". Обычно фамилии таких Опельбаум-Купельберг, Борисоглебская-Валуа, ну, или на крайний случай Барсук-Моисеева. В нашем случае мы оказались в комнате Эльзы Фрицевны Полицайс, причем бабулька представилась нам сразу полным именем и фамилией. Несмотря на годы, подтянутость и безукоризненная осанка делали ее похожей на учительницу бальных танцев. В немой торжественности она стояла перед нами, чуть выставив вперед правую ногу.

— Что вас беспокоит, фрау? — несколько фамильярно, но в то же время к месту, обратился к ней Краснощеков.

— Собственно вот, — начала фрау, — у меня ожог предплечья второй степени. Несла кипяток, но оступилась и пролила себе на руку. Ничего серьезного, но поначалу я испугалась и поэтому вызвала вас. Прошу простить меня. Кстати, — продолжила она после некоторой паузы, — не хотите ли хорошего чешского пива?

— От такого предложения, особенно из ваших уст, Эльза Фрицевна, трудно отказаться, но для начала давайте мы обработаем ваше предплечье, — произнес Алексей лилейным голоском.

После несложной манипуляции, мы дружно, не исключая обаятельную старушку, сели за круглый стол, покрытый белоснежной, без единого пятнышка, скатертью, на котором стояла вазочка с крекером и три запотевшие бутылки "Будвайзера".

— Откуда у вас такое замечательное пиво? — сделав глоток, спросил я.

— Единственный каприз, который я еще могу себе позволить, — ответила гостеприимная фрау.

Допив пиво и раскланявшись с Эльзой Фрицевной, мы узнали, где располагается телефон, и вышли из светлой комнаты в полумрак, наполняющий пространство коридора. Я с трудом различал окружающие предметы: шкафы, велосипеды, огромное старое корыто, висящее на стене, лыжи и где-то в глубине небоскребом высилась изразцовая голландская печь, на выступе которой стоял расколотый, доживающий, судя по всему, последние дни старый эбонитовый телефонный аппарат.

— Хорошая старушка, жалко, что мало таких осталось, — вздохнул Краснощеков.

— Я бы всю жизнь таких лечил, лишь бы у них не иссякали запасы "Будвайзера" в холодильнике. Вы как думаете, коллега? — спросил я.

Мне не удалось узнать, что думает по этому поводу Алексей, так как он, проигнорировав мой вопрос, резко развернулся в сторону оббитой оранжевым дерматином двери, из-за которой раздался душераздирающий вопль. В ту же секунду дверь с треском распахнулась и прямо на нас, с вытаращенными от ужаса глазами, выскочила абсолютно голая женщина. Не сбавляя темпа, она пулей пронеслась мимо нас в дальний конец коридора, откуда послышался грохот падающих тазов и ведер.

— Ого! Ты когда-нибудь видел, что бы люди так быстро бегали мыть руки, — воскликнул я.

— Да не руки она побежала мыть, у нее, прошу прощения, вся задница в дерьме-с, — Краснощеков, предчувствуя интересную развязку, заглянул в комнату.

Мое любопытство не позволило мне отстать от напарника.

В небольшой, типичной для таких квартир, девятиметровой комнате с одним окном, завешанным грязной занавеской, стояла покрытая несвежими серыми простынями кровать. Картину довершала фигура мужчины, лет сорока, со спущенными до колен тренировочными с ядовито-желтыми лампасами. Он стоял на четвереньках по центру ложа любви и, не обращая на нас внимания, истерически смеялся. Все его мужское достоинство, передняя часть бедер и низ живота были перепачканы экскрементами. Он так заразительно смеялся, что мы с напарником, переглянувшись, прыснули тоже.

— В чем причина веселья, вам тут помощь не нужна? — обратился я к бесстыднику.

— Уже нет, — выдавил он из себя сквозь слезы.

— А что случилось-то? — подключился к нашей беседе Краснощеков.

— Да, вот, понимаете, интимчик у нас с дамочкой организовался, видели ее? — мужичок начал вытираться простыней.

Видели конечно, она в ванную побежала.

Коммунальный Дон-Жуан попытался встать, но скованные тренировочными ноги не дали ему этого сделать, и он завалился на бок. Ко всему прочему сознание его было помрачено алкоголем.

— Ну, вот, бляха муха, — наконец усевшись на кровати, продолжал мужик, — только суку рачком начал, а она и говорит: выключи свет, при свете она, видите ли, не может, — он смачно выругался, — у меня вон, твою мать… Выключатель сломан, все руки не доходят починить, а тут, вон, дошли! — мужик опять заржал как сивый мерин.

— Ну, и что выключатель? — с нетерпением спросил Краснощеков, который был сам не свой до подобных сенсаций.

— Ну е, сам посмотри, — он указал на раскуроченный выключатель, висящий на лоскутках скотча.

Тут пришла наша очередь вдоволь посмеяться. Выключатель состоял из двух клавиш, одна клавиша которого была оторвана, а другая функционировала нормально. Суть происходящего заключалась в том, что мужичок, не прерывая полового акта, выполнял просьбу выключить свет, и вместо целой клавиши попал пальцами на оголенную фазу. Все двести двадцать вольт, к тому же через естественный увлажнитель, пришлись на горе-партнершу, в результате чего и произошла та самая непроизвольная дефекация.

— Надо было пользоваться презервативом, — дал Краснощеков запоздалый совет, — какой-никакой, а диэлектрик.

Сзади в дверях появилась дамочка, которая уже, видимо, пришла в себя, но сильно дрожала, прикрываясь вафельным полотенцем.

Из коридора послышалось старческое причитание:

— Опять Генка бордель из квартиры устроил, бабы голые туда-сюда бегают.

— А тебе какое дело, старый перец, — подал голос Генка, — иди давай мимо, пока при памяти.

Предчувствуя коммунальную разборку, мы поспешно ретировались, решив отзвониться по рации из машины.

В кабине мы несказанно развеселили Колю свеженькой историей, в которую он сначала отказался поверить, но, спасовав перед многочисленными подробностями, сдался и захохотал вместе с нами.

— Так что, вот Коленька, даже имея постоянных половых партнеров, надо пользоваться презервативом. Я уж не говорю о не постоянных, — погрозив пальцем, сказал я.

— Если у вас постоянный половой партнер, это не значит, что у постоянных половых партнеров вашего полового партнера постоянные половые партнеры, — скороговоркой протараторил Панков.

— Я с удовольствием стал бы непостоянным половым партнером этих курочек, — выдавил из себя я и протяжно завыл, подражая цепному псу, завидевшему в недосягаемости за забором симпатичную болонку.

Коля закивал головой, а Краснощеков, высунув язык, часто задышал. Мне не надо было уточнять, каких именно курочек я имею в виду, так как, подчиняясь условному рефлексу, поведение самцов, особенно в это время года, становится на редкость предсказуемым, и не было сомнения в том, что коллеги смотрели именно на тех самок, что и я.

— Я бы, мой друг, не стал бы все же поддаваться искушению, вызванному игрой гормонов, — Краснощеков убрал свой язык обратно в рот, — вспомните хотя бы последствия ненасытной любвеобильности доктора Зарабского.