Позвоночник - Мара Винтер Страница 16

И речь не о сунь-высунь, в фантазиях такого нет, всё гораздо сложнее. К примеру, образ голой женщины, танцующей на пиратском судне, прямо на палубе, под прицелами, в окружении грязной матросни, знающей, чем кончится её танец, дрожащей под их прищурами, но продолжающей… Дрочить можно, ноги сжав, незаметно, в метро, на голый образ в голове. А вот будешь ли ты хотеть не абстрактных образов, а одного, конкретного, человека, зависит от того, насколько он сочетается (как правильно заметила Женя) со всей твоей подкоркой. Я знаю одного… с кем у нас было всего раз. Причём крышку сорвало у меня. Влечение долго висело в воздухе, ну и не выдержала. Двенадцать часов ебались. Почти подряд. Помираешь, встать не можешь, а ему: иди сюда, сука, быстро. Вот реально до смерти. Иначе не прекратить. Причём тяга вообще никак не зависит от эмоций на данный момент. Злость, нежность, пофиг ей. Она какая-то… Не фоновая, скорее… она и есть ты. Ты – это нити к нему. Из всех чакр.

– Ничего себе, – хлопнула глазами Элен. Лена удивилась. – Так разве бывает? Мужа люблю, но чтобы до смерти… Нет, это слишком. Мне на неделе дважды хватает. Это максимум. Огня не добудешь, натирать незачем. Мне на работе-то всего этого выше крыши. Сутками я о сексе не думаю. Это отвлекает. Хочется вместе что-то поделать, поездить, сходить куда-нибудь. Да и быт… Деньги, долги, дети…

– Почему один раз? – спросила Пэт, раскрыв глаза на Юну. Этот эпизод даже она слышала впервые. – Почему вы не вместе?

Спиды сняли оковы с языка. Тот с наслаждением разминался. Ответ, давно перекипевший, вылетел залпом:

– Потому что вместе – это провал. Нет стимула развиваться дальше, ну, здесь, в физическом мире. Всё и так есть. Застой и истощение, голова пуста в полёте. Хочешь быть успешным – о парной форме можешь забыть. Тем более, оно всё равно недолговечно. Лучше бессмертная мечта в воображении, чем умершая мечта в реальности. – Некстати вспомнился Тимур. – Особенно если знаешь, каково… переставать кого-то хотеть. – Некстати вспомнился Виктор. – Он, вроде, и тот же, но… запах что ли меняется. Феромоны уже тебя не вставляют, так что вставлять без толку, одна долбёжка. Без полёта. Все же здесь знают, что такое полёт? Не клиторальный оргазм, когда мышцы сокращаются, то есть не физический, а там, в открытом космосе, на уровне вселенной оказаться, пульсировать в её масштабах, всё принимая и всё собой соединяя. И так много раз, точнее, один, но как бы… вечный что ли, волнами, от сотворения мира до самого его конца… Да ладно, не было? – Она поймала на себе странные взгляды. Поняла, что недолго впасть в раж. Тему нужно было срочно сворачивать. – Повторюсь, всё идёт от мозга. Вся нейронная сеть. От мозга – в клитор. От клитора – в мозг. Вот вам и полеты. У клитора восемь тысяч нервных окончаний, а дальше, в вульву, в жопу и остальные места идут его ножки, у кого куда идут, у того то и активничает. У кого-то вон, – кивок, полуулыбка, – бумажник – эрогенная зона. Я тут книжку недавно прочитала…2

Обычно откровенность требовала от неё усилий и не приводила ни к чему хорошему. Сейчас ей хотелось отдать хотя бы часть молчания, но оно, как назло, даже озвученным – оставалось только её.

То, что танец – её жизнь, знали все.

То, что танец и секс – выражения одного и того же жизненного жара, знали только наверху.

Тирада повергла собравшихся в ступор. Собравшая, не стесняясь, опрыснула макияж закрепителем. Маска приросла к лицу.

– Кто-нибудь здесь ещё помнит? Разговор начался с типов гостей, – обозначились Зарина с яркими, как сам свет, глазами. Армянка по отцу, азербайджанка по матери, русская по паспорту. Щёлкнула косметичкой, убрала её в сумку. Сумку – в длинную тумбочку под зеркалом. Гримёрку по трём стенам, как бархат шкатулку, выстилали зеркала.

– Так с гостями никто и не мутит, – из двери проявилась Вероника, на сей раз в добром здравии. Белозубая, с расширенными зрачками. Всё, что она видела, нравилось ей. Порошку в её крови нравилось. – К сожалению. После того, как Софу уволили, страшно как-то. Помните же? Славненько в привате чпокалась, и мальчик был очень даже. Можно её понять. Виктору Андреевичу не понять, и Антону, по камерам, гад, смотрел и ржал. Чего ржал, непонятно, сам он вряд ли лучше. По нему видно. Лимит в три минуты. Зря не отстояли, нормальная была девка…

Продолжить второй говорунье не дали. Дверь снова приоткрылась. Заглянула маленькая кореянка.

– На стажировку? – опередила её Юна, встав с кресла. – Заходи. Если ты актриса, вести тебя буду я, если хостес – Зарина. Зара, не стой в углу, помаши ручкой. – Жемчужина востока махнула, растянув рот.

– Привет, – голос входящей оказался высоким и звонким. – Я Айза, актриса. Похоже, мне к тебе.

Личные обсуждения кончились. Пробежки из гримёрки в гардеробную и обратно – тоже. Одна за другой наяды утекали в зал, под мягкий аккомпанемент из слов:

– …С тобой, я так понимаю, уже говорили по системе устройства. Но всё же я повторюсь. Девочки ходят на промо, приводят гостей. Знакомятся на улице, в кафе, где-то за пределами заведения, предлагают сходить к нам. Иногда сообщают, что у нас работают, иногда нет, по ситуации. На промо выходят все хостес и почти (за редким исключением) все актрисы. Ни я, ни Патриция из клуба не выходим. Почему – думаю, понятно. У нас иная задача: танцевать. Я профессиональная танцовщица. Она… артистка. Погуляй я на каблуках, вряд ли ноги выдержат шоу, – очнулась, замолкла. – Тебе не обязательно сразу делать бурлеск, – вернула твердость голоса и духа. – Главное – гости…

Айза внимательно слушала, приоткрыв рот, пухлые губы в блеске: верхняя крупнее нижней. И разрез её раскосых глаз казался похожим на две (плывущие куда-то вдаль), неустойчивые на волнах лодки. Высокие груди очёркнуты свитером, чёрным, неброским, вплотную к изгибам, бёдра стянуты чёрными джинсами. Данные имелись. Оставалось правильно её одеть и научить правильно раздеваться. Глаз скользил по телу, запинаясь о складки на холмах.

Говоря, что Юна водит шашни с тёлочками, Герман был не так уж и неправ. Ей, в основном, нравились девушки. Частенько – до постели. Отцов характер давал о себе знать. Бал правила химия.

В последние дни, правда, было не до утех. Ни с каким полом, кроме ламината, кафеля и других пригодных для сна мест. Она настолько ушла в себя, что даже Виктор, владелец клуба и её покровитель, не